Бонкичмондра Чоттопаддхай - Грезы Тадж-Махала

Радж Сингх с радостью согласился.

— Завтра я разрешу тебе пробраться к моголам, — сказал он. — Подожди только день. А за что тебя казнил Аурангзеб?

— Об этом не следует говорить махараджу, — ответил Мубарак.

— А Маниклалу?

— Маниклалу я рассказал.

— Ну хорошо, подожди еще один день.

С этими словами Радж Сингх отпустил Мубарака.

— Если вам так хочется умереть, зачем вы просили меня задержать дочь падишаха? — спросил Мубарака Маниклал, когда они остались одни.

— Это была ошибка! — ответил Мубарак. — Увы, это была ошибка. Я, правда, думал, что отомщу дьяволице, которая в ответ на мою любовь бросила меня к черным кобрам. Но нередко человек становится равнодушным к тому, чего он желал только вчера. Я решил умереть. Не все ли мне равно теперь, отомщу я дочери падишаха или нет. Мне теперь все безразлично перед лицом смерти.

— Если вы не хотите, — сказал Маниклал, — я могу вернуть ее падишаху за хороший выкуп.

— Мне хочется еще раз взглянуть на нее. Мне хочется спросить ее, верит ли она в то, что на земле существует справедливость! Мне хочется услышать, что она скажет, когда меня увидит. Мне хочется узнать, что она сделает.

— Значит, вы все еще к ней неравнодушны?

— Нисколько. Я только взгляну на нее. Это моя единственная просьба.

Мудрецы советуют нам не радоваться своим победам. Или побеждать так, чтобы разить всех врагов одним ударом. Чего, увы, достичь невозможно почти никогда. Дело в том, что выжившие после вашей победы враги озлобливаются еще больше. Они-то понимают, что раз вы набрали могущество, то, возможно, и их дни уже сочтены. А победитель со своей стороны просто теряет осторожность и начинает допускать непростительные промахи.

Так случилось и со мной.

Теперь принц Кхуррам безраздельно принадлежал мне, победительнице! Постылая Ватия грустила в забытьи. С нею остались лишь самые преданные ее приближенные. Моей же милости искали многие.

Отец доверил сыну управление войском. В этих победоносных походах его всегда сопровождала я. Войска любили Кхуррама, и принц тоже благоволил лучшим из воинов.

Однажды мы, победоносные, возвращались в Дели с большой добычей под приветственные крики простолюдинов. Мы с принцем ехали на одном слоне. Делийцы купали нас в овациях. Тем же вечером во дворце состоялся пир. На него со своей свитой пришла и Ватия (которую моими стараниями будущий падишах уже терпеть не мог!), присела за стол рядом с мужем. Когда она накладывала принцу рыбу с пряностями, одна из моих служанок словно бы невзначай толкнула Ватию локтем.

И парадный кафтан моего принца забрызгал алый, похожий на кровь, соус. Сейчас я понимаю, что это была дурная примета.

— Что ты наделала?! — вскочил Кхуррам из-за стола, вперив в Ватию гневный взор. — Зачем ты испачкала мой кафтан? Убирайся вон из-за этого стола!

В пиршественном зале повисла угрожающая тишина. Ватия покорно вышла, метнув на меня полный ярости взгляд. Я же лишь усмехнулась. Мысль о том, что практически уничтоженная мною Ватия решится на возмездие, казалась мне маловероятной.

Несколько дней спустя у меня попросил аудиенции один из полководцев мужа по имени Бхава. Храбрый воин, в последней кампании он лишился трех пальцев на руке.

Бхава склонился передо мной в поклоне, поцеловав прах у моих ног.

— Что привело тебя ко мне? — спросила я.

— Желание поприветствовать повелительницу, — лукаво ответил он, а затем перешел к делу: — В войске кипит недовольство. Джахангир все чаще посылает лучших солдат в дальние и бессмысленные походы. А кому охота гибнуть без причины, госпожа, оставляя свои семьи без кормильца?

Я, кажется, понимала, к чему он клонит.

— Храбрые кшатрии надеются, что с восшествием на престол нового падишаха бессмысленная бойня прекратится, — продолжал Бхава. — Они возлагают великие надежды на принца Кхуррама.

— При чем здесь я? — резко перебила я полководца.

— При том, госпожа, что мы, военные, хотим вручить бразды власти в твои руки. Скажем откровенно, что принц Кхуррам очень мягок и даже кроток. Мы знаем, что по-настоящему править будешь ты!

— Не смей отзываться так о моем муже! — воскликнула я и вытолкала полководца из своих покоев.

— Подумай над моими словами, госпожа! — сказал военачальник напоследок.

Несколько ночей я провела без сна, ничего не говоря принцу о причине своих тревог. Я со всех сторон взвешивала мысль о том, чтобы прийти к власти, свергнув Джахангира. Трудно было не понять, что я достигла такого могущества, что сжимала судьбу всей империи в своем крошечном кулачке. Ответь я согласием, и на мои плечи обрушится власть практически над всем известным нам миром.

В таких раздумьях я провела три дня и три ночи.

А потом в мои покои ворвались стражи и бросили меня в темницу.

— За что? — пытался встать на их пути мой любимый принц.

— Мы поступаем так потому, Ваше Высочество, что эта женщина обвиняется в заговоре против самого императора Джахангира! — ответили стражники.

В темнице я узнала правду. Кто-то донес Ватие о том, что в гости к принцессе заходил полководец. На третий день после этого визита Бхава был арестован по доносу одного из подчиненных. А Ватия сумела испросить аудиенции у падишаха и рассказала, что военачальник-изменник тайком встречался со мной.

Нельзя сказать, что мое узилище было такой уж темницей. Нет, это были достаточно роскошные дворцовые покои. Правда, без окон и со стражниками у дверей.

Первым меня навестил лично император.

— Это правда? — с ходу спросил он.

— Что? — дерзко ответила я.

— То, что ты хотела меня свергнуть.

— Я не ответила на это предложение согласием, — сказала я.

— Это тебя не спасает, — усмехнулся падишах. — Ты знала о заговоре и не донесла.

— Я не доносчица! — вспыхнула я.

— Конечно, — сказал всемогущий. — Ты не доносчица потому, что хотела прибрать престол к своим рукам. Не зря ты мне сразу не понравилась.

А я-то думала, что та вызывающая стыд история моих ухаживаний за принцем уже забыта!

— Что ж, — сказал падишах, уходя, — я прикажу отрубить тебе голову.

А потом пришел Кхуррам.

— Это правда? — спросил он, гневно сияя глазами.

Я рассказала ему, как было дело. И принц принялся сокрушенно качать головой.

А потом вдруг, не говоря ни слова, вскочил и выбежал из моего узилища.

Я понимала, что потерпела поражение. Конечно же, это было несправедливо. Я хотела взойти на вершину мира, но нога моя в какой-то момент наступила на неверный камешек. И теперь настало время для падения в пропасть.

Вскоре состоялся скорый суд. На котором падишах приговорил меня к смерти за измену государству.

В той зале, где проводился суд, присутствовал и поникший Кхуррам, и торжествующая Ватия. Что ж, этой мерзавке удалось победить меня.

И вот, когда приговор уже прозвучал, мой муж вдруг поднялся со своего места и произнес:

— Отмени приговор, отец!

— Почему? — изумленно посмотрел на него великий Джахангир.

— Потому что я люблю эту женщину. И считаю, что она не виновата!

Падишах некоторое время молчал, потом сказал:

— Ты сошел с ума, сын!

— Нет, отец! Я прошу тебя, даруй ей жизнь!

Император прищурился и вдруг сказал:

— Хорошо. Но на одном условии!

— Я слушаю тебя, отец!

— Ты получаешь жизнь этой женщины, но лишаешься прав на престол и отправляешься в изгнание. Согласен ли ты на это?

Молчание тянулось очень долго. Все, присутствовавшие в зале суда, замерли. Слышно было, как гудят в воздухе мухи. И это томительное, вязкое молчание, прервал принц.

— Да, отец, — сказал он. — Я согласен на твое условие.

Он посмотрел на меня взглядом, исполненным нежности. И я поняла, что ради таких мгновений стоит жить!

Итак, падишах попал в весьма затруднительное положение. Вскоре после того, как все его войска вошли в ущелье, наступил вечер. Авангард еще не дошел до другого конца ущелья. Никому не было известно, где оно кончается. Вечером узкое ущелье окутала густая тьма. У моголов не было с собой достаточно факелов, чтобы осветить путь для всего войска. Свет был только у падишаха и его жен, все остальное было погружено во мрак. Неровная горная тропа была усеяна грудами камней. Лошади спотыкались. Кони падали на землю вместе со всадниками. Несколько воинов были задавлены насмерть, другие получили увечья. Крупные осколки камней впивались в ноги слонам, которые вышли из повиновения и стали метаться по ущелью. Свалившиеся с коней всадницы, очутившись под ногами лошадей и слонов, подняли отчаянный крик. Израненные ноги носильщиков паланкинов кровоточили. Пехота была не в силах двигаться вперед, солдаты изнемогали от ходьбы по скользким скалам и грудам камней. Наконец Аурангзеб разрешил войскам остановиться и разбить лагерь.

Однако в ущелье не было достаточно места для лагеря. С большим трудом удалось найти площадку для шатров падишаха и его жен. Остальные остались на ночлег там, где стояли. Всадники — в седлах, ехавшие на слонах — в башенках, пехотинцам пришлось провести ночь стоя. Лишь некоторые с трудом пристроились сидеть у подножия скал. Склоны ущелья были неприступны. Большинство солдат не смогли даже присесть.

Но самым большим несчастьем была нехватка продовольствия. Все съестные припасы достались раджпутам. В ущелье не было травы для коней, не говоря уже о пище для людей. После дневных трудов никто ничего не ел, в том числе сам падишах и его жены. Положение могольских войск было тяжелым.