В общем, Паттисватти была сестрой моей бабушки — почтенной Ульмазаль. Только вот одна сестра была младше другой на двадцать шесть лет. Когда будущая принцесса появилась на свет, у нее уже было трое племянников и двое племянниц, одной из которых и была моя мать.

Шли годы, и мама вышла замуж за первого визиря империи, великого Нухту. У него тоже было несколько жен. Но мама была самой любимой.

Так что своего сказочного принца я встречала довольно часто. Он вместе с отцом захаживал к нам в гости. Великий Джахангир решил с малых лет обучать наследника тонкостям политики. После ужина мужчины начинали говорить о серьезных вещах и женщинам следовало уходить в свою половину дома. Но я успевала послать принцу Кхурраму несколько красноречивых взглядов. Уже позже мой любимый падишах признавался мне:

— Я не понимал того, как ты на меня смотрела, свет очей моих! Дело в том, что на меня так смотрели с самого рождения! И каждая прекрасная девушка мечтала о том, чтобы стать моей женой. Я выделял тебя из прочих лишь немного — ведь ты была дочерью лучшего отцовского советника!

Потом сквозь расшитый каменьями занавес я смотрела на своего любимого принца. Я представляла, что сейчас он решительно войдет в женскую половину, встанет передо мною на одно колено, предложит стать его женой. Но ничего этого, конечно же, не было! И я немыслимо терзалась.

Кхуррам по-прежнему не обращал на меня внимания, словно я была какой-то дурнушкой! А между тем, я уже вступила в брачный возраст. Более того, моему отцу поступило несколько предложений по поводу моей будущей участи. Ко мне сватался сын блистательного генерала, один из сыновей патапнамского раджи, дерзнул предложить себя и 64-летний Фатих-бей, известный мореплаватель и богатей.

Я сколько могла оттягивала выбор жениха. Я вовсе не хотела замуж за этих людей! И тогда я решила посоветоваться со своей подругой Лирой-биби. Эта торговка благовониями имела пропуск в наш дом.

Я рассказала этой хитроумной женщине и блистательной танцовщице о том, что было у меня на сердце. А более мудрая Лира-биби (ей было целых 23 года!) пристально на меня посмотрела и усмехнулась.

— И поэтому ты мучаешься, девочка моя? — спросила она. — Напиши принцу письмо! Признайся ему в любви!

Я вспыхнула.

— Это будет нескромно! — воскликнула я.

— Скромницей ты, милая моя, станешь женой старика-купца, — жестоко возразила Лира-биби. — А сердце принца — это та же крепость, которую надо брать либо штурмом, либо измором. Но я бы посоветовала тебе штурм! Сделай вот как. Когда принц в следующий раз появится у тебя в доме, передай ему письмо со служанкой.

В этот момент наша беседа оказалась прервана. В мои покои вошла Зинзина — моя младшая сестра. Она очень не любила меня, хотя бы потому, что я была красивее. И еще потому, что я, согласно обычаю, раньше нее должна была выйти замуж.

Я задумалась над тем, слышала ли Зинзина что-нибудь? Но в ее лице ничего нельзя было прочитать, ни малейшего намека на отгадку.

И я написала Кхурраму письмо. Я писала о том, что люблю его вот уже несколько лет, о том, что он — мужчина моей мечты, а я — не более, чем пыль у его ног. И еще я строго-настрого велела ему порвать это письмо, как только он его прочитает.

Настал тот день, когда принц вместе с отцом опять пришел в наши покои. Я просто не находила себе места. Меня трясло, как в лихорадке зям-зям. Наконец я нашла в себе силы подозвать служанку, что подносила к столу пищу, вручила ей конверт и шепотом приказала передать послание принцу.

Но не успела подносчица пищи отойти от стола, как ее подозвала к себе Зинзина. Она тоже что-то зашептала прислуге на ухо. Потом я увидела, как служанка принимает от нее какую-то бумагу и золотую монету! Что задумала сестра?

Это выяснилось очень быстро. Подносчица пищи быстро, почти неуловимо приблизилась к сыну падишаха и протянула ему листочек ароматной бумаги. Кхуррам развернул его. И сердце мое замерло от ужаса. «Что же я наделала?!» — подумала я.

И принц действительно изменился в лице. Оно сначала налилось кровью, а затем смертельно побледнело. На него обратил внимание сам великий Джахангир.

— Что с тобой, сын? — величественно спросил он.

— Ничего, папа! — ответил Кхуррам и неловко попытался спрятать письмо в кафтане.

Но это не могло ускользнуть от мудрого отца. Он вырвал бумагу из рук сына.

Я зажмурилась и затрепетала.

Когда я открыла глаза, то увидела обращенный на меня негодующий взгляд великого императора.

— Какое право имеешь ты, несчастная, называть моего сына ничтожным глупцом? — спросил меня Джахангир.

Меня словно ударили. Этих слов не было в моем письме!

— Как не отсохла твоя рука писать, что мой сын похож на нечестивую свинью? И ты правда уверена в том, что над ним, как над дурачком, потешается весь дворец? И, может быть, правильно, что он не обращает на тебя внимание?

Сама не знаю, почему в тот жуткий момент я не лишилась чувств. И вдруг я все поняла: Зинзина слышала мой разговор с Лирой-биби! Она написала фальшивое письмо и велела служанке передать его вместо моего! Это было хитро, и что-нибудь исправить здесь было уже нельзя.

— Ноги моей не будет в этом доме! — вскочил тогда из-за стола принц Кхуррам и стремительно покинул наши покои.

— Ты последуешь за ним, любезный падишах? — стараясь сохранять спокойствие, спросил мой отец. — Неужели ты решишь, что ссоры детей важнее государственных интересов?

Я, да и все за столом, застыли ни живы, и ни мертвы.

— Конечно же, дела государства важнее, о, Нухта! — ответил падишах, пожирая меня клокочущим от ярости взглядом. — Ты не виноват в том, что взбрело на ум твоей вздорной дочери. Я уверен, что это не ты подговаривал ее писать оскорбительные письма.

Теперь меня посадят в тюрьму, — поняла я. Но Аллах, да будет благословенно имя его, смилостивился надо мной.

— Я больше не желаю, — продолжал великий Джахангир, — видеть эту девушку во время моих визитов к тебе. Я приказываю тебе, Нухта, в течение этого месяца выдать ее замуж. Более того, я не переступлю порог этого дома, пока твоя дочь находится здесь!

Я убежала к себе, с трудом найдя в себе силы отвесить императору почтительный поклон.

Я разрыдалась, рухнув на свое ложе. А вы бы что сделали, когда рушится ваша мечта?

Потом пришел отец и потребовал у меня объяснений этому поступку. К его чести, он не стал меня бить, хотя имел на это полное право. И я рассказала ему все.

— Что же ты наделала, девочка моя! — качал он головой. — Теперь придется отдать тебя замуж. Притом за самую невыгодную партию.

Полководец, чей сын сватался ко мне, был в далеком походе, из которого он мог вернуться не раньше, чем через полгода. До Патапнамского султаната было три недели пути на слонах.

— И у нас остается только Фатих-бей, — констатировал отец. — Но имей в виду, что он — очень состоятельный человек, он может щедро оплачивать новости. Конечно же, он уже знает о том, что случилось сегодня. И может отказаться от своего сватовства! Может быть, во исполнение приказа императора мне придется отдавать тебя замуж за презренного шудру!

Я опять разрыдалась. А отец погладил меня по голове и сказал:

— Ты была неосторожной. Ты позволила узнать свой секрет сопернице. Теперь ты видишь, к чему приводит неосторожность!

Он оставил меня в слезах и отчаянии.

Часть третья

ПАДИШАХ ВСТРЕЧАЕТ СОПРОТИВЛЕНИЕ

Журавль и лебедь

Нирмал неслышно подошла к принцессе и увидела, что та сидит одна и горько плачет. В руке она держала миниатюру из числа купленных у старухи. Чанчал-кумари тотчас же повернула портрет так, чтобы Нирмал не видела, кто изображен на нем, но Нирмал нетрудно было догадаться, чей это портрет.

— Что же нам теперь делать? — спросила она.

— Я никогда не стану рабыней могола! — воскликнула Чанчал-кумари.

Я знаю, что ты против, но ведь это приказ Аламгира. Разве может раджа ослушаться его? Делать нечего, дружок. Тебе придется примириться с неизбежностью. А ведь на твою долю выпало большое счастье. Возьми к примеру княжество Джодпур или Амбер, возьми любого раджу, падишаха, вельможу или наваба. Есть ли на земле хоть один властитель, дочь которого не желала бы сесть на делийский трон! Отчего же ты так не хочешь стать повелительницей мира?

— Убирайся прочь! — рассердилась Чанчал-кумари.

Нирмал убедилась, что таким способом она ничего не добьется, и решила переменить тактику.

— Представь себе, что я убралась прочь, — снова заговорила она. — Но должна же я позаботиться о благе своего покровителя. Подумала ли ты, что будет с твоим отцом, если ты откажешься поехать в Дели?

— Я думала об этом, — ответила Чанчал-кумари. — Если я не поеду, отцу не сносить головы и от крепости не останется камня на камне. Я не пойду на отцеубийство. Когда прибудут войска падишаха, я вместе с ними отправлюсь в Дели. Это я твердо решила.

Нирмал просияла:

— Но ведь я советовала тебе то же самое.

Принцесса снова нахмурилась.

— Ты, может быть, думаешь, что я отправлюсь в Дели, чтобы разделить ложе с мусульманской обезьяной? Разве лебедь бывает в услужении у журавля?

— Что же ты тогда сделаешь? — в недоумении спросила Нирмал.

Чанчал-кумари показала ей перстень.

— На пути в Дели я приму яд, — сказала она. Нирмал знала, что в перстне хранится яд.

— Неужели нет иного выхода? — воскликнула она.

— А какой еще может быть выход? — ответила Чанчал-кумари. — Есть ли на свете храбрец, который ради меня бросит вызов делийскому падишаху? Раджпутские князья опозорили свой род и сделались рабами моголов. Разве есть теперь Санграм[38] или Пратап?