— Конечно. И делаю это нарочно.

Этим он заслужил свирепый взгляд.

Он наклонился вперед и взял ее за подбородок:

— Досаждать вам — самая большая забава, которая была в моей жизни.

— Это не забава для меня, — пробормотала она.

— Конечно, — сказал он весело, провожая её в маленькую столовую, — держу пари, что я — единственный человек из ваших знакомых, кто смеет противоречить вам.

— Вы заставляете меня говорить как фурия.

Он выдвинул для нее стул:

— Я прав?

— Да, — пробормотала она, — но я — не фурия.

— Конечно, нет. — Он сел напротив нее. — Вы привыкли иметь собственное мнение.

— Как и вы, — парировала она.

— Touché[5].

— Фактически, — произнесла она, наклоняясь вперед со светом знания в зеленых глазах, — именно поэтому неповиновение вашей сестры настолько вас раздражает. Вы не можете перенести, что она ушла без вашего разрешения.

Ангус поёрзал на стуле. Было очень забавно, когда Маргарет анализировала его индивидуальность, но это было недопустимо:

— Энн шла против моих пожеланий, начиная со дня своего рождения.

— Я не говорила, что она была кроткой, мягкой и делала все, что вы просили …

— Иисус, виски, и Роберт Брюс, — сказал он со вздохом, — хорошо, если бы это было правдой.

Маргарет проигнорировала его странное дополнение.

— Но Ангус, — сказала она оживленно, используя жесты, чтобы акцентировать свои слова, — она когда-либо прежде, не повиновалась вам в таком большом масштабе? Делала что-либо, что так полностью разрушило бы вашу жизнь?

В течение секунды, он не двигался, затем покачал головой.

— Вот видите? — Маргарет улыбнулась, выглядя ужасно довольной собой. — Именно поэтому вы так дрожите.

Выражение его лица изменилось до уморительно надменного:

— Мужчины не дрожат.

От удивления брови девушки выгнулись невероятными дугами:

— Прошу прощения, но я вижу мужчину, который дрожит, разговаривая со мной.

Они смотрели друг на друга через стол в течение нескольких секунд, пока Ангус наконец не сказал:

— Если вы поднимите ваши брови чуть выше, я окажусь перед необходимостью физически опустить их ниже линии ваших волос.

Маргарет пробовала ответить ему тем же — он мог видеть это в ее глазах — но чувство юмора взяло верх, и она разразилась смехом.

Маргарет Пеннипакер смеялась, и это было великолепное зрелище для наблюдателя. Ангус никогда не был так поглощён наблюдением за другим человеком. Её рот сложился в очаровательную улыбку, а глаза сияли чистой радостью. Тело девушки содрогалось, она хватала воздух, задыхаясь, пока, наконец, не позволила своей голове упасть на подставленную руку.

— Боже мой, — сказала она, отодвигая прядь мягко вьющихся каштановых волос. — О, мои волосы.

Ангус улыбнулся:

— Ваша coiffure[6] всегда выглядит такой растрёпанной, когда вы смеетесь? Должен признаться, меня это просто очаровывает.

Она стала застенчиво перебирать свои волосы:

— Я думаю, что они в беспорядке с обеда. У меня не было времени, чтобы уложить их прежде, чем мы спустились к ужину и ….

— Вы не должны оправдываться передо мной. Совершенно уверен, что в обычный день каждый волосок на вашей голове находится на своем месте.

Маргарет нахмурилась. Она всегда гордилась аккуратностью и опрятным видом, но слова Ангуса — которые, конечно, предполагались как комплимент — так или иначе заставили ее почувствовать себя не совсем чистой.

Однако она была спасена от дальнейшего обсуждения этой проблемы прибытием Джорджа, владельца гостиницы.

— Окх, вы здесь! — пророкотал он и поставил большое глиняное блюдо на стол. — Уже высохли, не так ли?

— Настолько хорошо, насколько можно было ожидать, — ответил Ангус, с одним из тех поклонов, которые люди делают, желая вызвать сочувствие.

Маргарет закатила глаза.

— Вы останетесь довольны, — пообещал Джордж, — потому что жена приготовила хаггис на завтра. Его нужно было, только разогреть. Хаггис не должен быть холодным.

Маргарет не думала, что горячий хаггис выглядит ужасно аппетитным, но воздержалась высказывать своё мнение по данному вопросу.

Ангус взмахом руки направил аромат — или неприятные испарения, как сказала бы Маргарет — в свою сторону и церемониально вздохнул.

— Окх, Маккалум, — сказал он с более выраженным шотландским акцентом, чем за весь прошедший день, — если вкус такой же божественный как запах, то ваша жена — настоящий гений.

— Конечно, так и есть, — ответил Джордж, беря с соседнего стола две тарелки и расставляя их перед гостями. — Она же вышла за меня замуж?

Ангус сердечно рассмеялся и дружелюбно хлопнул владельца гостиницы по спине. Маргарет почувствовала, как глубоко в горле зародилось возражение, и закашлялась, чтобы подавить его.

— Один момент, — сказал Джордж. — Я должен взять соответствующий нож.

Маргарет подождала, пока он вышел, затем наклонилась через стол и прошептала:

— Что там внутри?

— Вы не знаете? — спросил Ангус, очевидно наслаждаясь ее страданием.

— Язнаю, что это отвратительно пахнет.

— Так, так, то есть вы так сильно оскорбили нашу национальную кухню сегодня вечером даже не зная, о чём говорите?

— Просто перечислите мне ингредиенты, — прошипела она.

— Мелко рубите сердце, печень и легкие, — ответил он, подчеркивая жестами все кровавые подробности, — затем добавляете немного хорошего почечного сала, лук и овсянку, и наполняете этим желудок овцы.

— В чем я провинилась, — спросила Маргарет у воздуха вокруг нее, — чтобы заслужить такое?

— Окх, — спокойно ответил Ангус, — вам это понравится. Вы, англичане, всегда любили внутренние органы.

— Только не я. Я никогда их не ем.

Он подавил смех:

— Тогда у вас могут быть небольшие неприятности.

В глазах Маргарет появилась паника:

— Я не могу это есть.

— Вы ведь не хотите оскорбить Джорджа, не так ли?

— Нет, но …

— Вы утверждали, что обладаете хорошими манерами, не так ли?

— Да, но …

— Готовы? — сияя глазами, спросил Джордж, возвращаясь назад в комнату. — Сейчас я собираюсь подать вам божественный хаггис. — С этими словами он выхватил нож с такой сноровкой, что Маргарет вынуждена была отпрянуть назад на добрых полфута или же рисковала лишиться носа.

Джордж громко спел несколько куплетов довольно напыщенного и высокопарного гимна данному блюду, — Маргарет была в этом уверена, — а затем широким гордым жестом руки надрезал хаггис, открывая на обозрение всего мира его внутренности.

И запах.

— О, Боже, — чуть не задохнулась Маргарет, и никогда прежде молитва не шла из такой глубины ее сердца.

— Видели ли вы раньше что-либо прекраснее этого, — восхищался Джордж.

— Сразу кладите половину на мою тарелку, — попросил Ангус.

Маргарет слабо улыбалась, пытаясь не дышать.

— Ей положите немного поменьше, — распорядился за нее Ангус. — Ее аппетит сейчас не тот, что был раньше.

— Окх, да, — ответил Джордж, — ребенок. Ранний срок, не так ли?

Маргарет решила, что «ранний» можно толковать и как предшествующий беременности и утвердительно кивнула головой.

Ангус одобрительно приподнял брови. Девушка хмуро на него посмотрела, раздраженная таким восхищением блюдом с его стороны, из-за которого ей пришлось принять участие в этом нелепом представлении.

— Запах может быть немного раздражающим, — пояснил Джордж, — но нет ничего лучше для малыша, чем хороший хаггис, поэтому может скушаете порцию, которую моя двоюродная бабушка Милли называет «нет-спасибо-не надо».

— Это замечательно, — пытаясь побороть тошноту, поблагодарила Маргарет.

— Пожалуйста, — ответил Джордж, накладывая ей здоровенный кусок.

Маргарет уставилась на малосъедобную массу на своей тарелке, пытаясь удержать рвотные позывы. Если это количество называется «нет-спасибо-не надо», то порция «да-спасибо» может вызвать только содрогание.

— Опишите, пожалуйста, — попросила она, — как выглядит ваша двоюродная бабушка Милли.

— Окх, замечательная женщина. Сильная, как бык. И такая же крупная.

Глаза Маргарет вернулись к созерцанию ужина:

— Да, — прошептала она, — я так и думала.

— Пробуйте, — настаивал Джордж. — Если вам понравиться, то завтра я попрошу жену приготовить хагга-магги[7].

— Хагга-магги?

— Это то же самое, что и хаггис, — услужливо подсказал Ангус, — но в нём вместо овечьего желудка используется желудок рыбы.

— Как … чудесно…

— O, я скажу ей тогда, чтоб готовила, — уверил ее Джордж.

Маргарет в ужасе наблюдала, как владелец гостиницы гордой походкой возвращается на кухню.

— Мыне можем есть здесь завтра, — прошипела она через стол. — Меня не заботит, огорчим ли мы хозяина гостиницы.

— Так не ешьте хагга-магги. — Ангус отправил огромный кусок в рот и стал жевать.

— И как я смогу избежать этой чести, когда вы прожужжали мне все уши, что воспитанный человек должен хвалить пищу владельцу гостиницы?

Ангус все еще жевал, поэтому он сумел избежать ответа. Когда он поднял кружку и сделал большой глоток пива, один из официантов Джорджа скользнул к столу.

— Вы даже не хотите попробовать? — спросил он, указывая на нетронутый хаггис на ее тарелке.

Девушка покачала головой, ее огромные зеленые глаза смотрели с паническим выражением.

— Попробуйте кусочек, — продолжал подшучивать Ангус, налегая на свою порцию с большим аппетитом.

— Не могу. Ангус, объясняю вам, и это — самая странная вещь в моей жизни, но я абсолютно уверена, что умру, если съем хоть один кусочек этого «шедевра».