Линда Миллер - Грешный ангел

– Прочти остальные, – предложил Сэт.

Элай прочел другие письма. Многие не имели отношения к Бонни, рабочие плавильного завода жаловались на низкую зарплату и плохие условие труда. Кое, в каких письмах о Бонни только упоминали, но – фраза «в ее положении» фигурировала и в них.

Одно письмо было от врача. Он сообщал, что ему причитается пятьдесят шесть долларов за услуги, оказанные Бонни.

То, о чем Элай боялся даже думать, в этом письме просматривалось явно. Бонни беременна.

Как может она оставаться в Нортридже, зная, что значит для них обоих второй ребенок? Объяснение существует только одно, но Элай был не в состоянии принять его.

Ребенок не от него.

Вскрикнув от боли и ярости, Элай сбросил с колен все бумаги, кроме толстого конверта. В нем, возможно, новости похуже.

– Видимо, мы совершили ошибку, – заметил Сэт, – назначив Даррента управлять предприятиями Мак Катченов. Я наводил справки: он злоупотребляет властью, и рабочие презирают его.

У Элая болели голова и живот.

– Неужели ты думаешь, что меня сейчас волнует, чем занимается этот мерзавец?

– Элай, ты же читаешь письма рабочих. Ради Бога, подумай! Пахнет забастовкой!

– Плевать!

– Элай…

– Я хочу развестись с женой! – крикнул Элай, поймав взгляд Сэта.

Сэт вспыхнул и посмотрел на конверт в руке Элая.

– Боюсь, что ты опоздал, – сказал он.

– Что?!

Теребя высокий воротничок рубашки, Сэт бочком подобрался к двери спальни, открыл ее и стал на пороге.

– Миссис Мак Катчен уже развелась с тобой.

Ошарашенный Элай молча смотрел, как двигается кадык Сэта, словно пытаясь выбраться из тесного воротничка. Затем, вспомнив письмо врача и сопоставив факты, взвыл и начал крушить все, что попалось под руку. Он опрокинул мебель, сбросил лампы, разбил кувшин, зеркала и даже окна.

Только фотография, снятая на Острове Огня перед самым «концом света», осталась невредимой.

В начале октября Элай отбыл в Европу. Он посетил Англию, Шотландию, Францию, Италию, Германию и Бельгию, задерживаясь подолгу в каждой стране и постепенно восстанавливая здоровье и силы.

Весь год телеграммы от Сэта сообщали, что Форбс Даррент разваливает одно за другим предприятия Нортриджа. Весной 1900 года Элай счел более невозможным оставаться в стороне от дел компании. Он тосковал по Бонни и боялся встречи с ней. Поскольку Бонни не была уже его женой, Элай решил, что может просто не замечать ее. Когда Элай сошел с корабля в Нью-Йорке, его встретил Сэт и очень скоро доказал ему, что на этот счет он явно заблуждается.

– Где, черт подери, Форбс? – прошипела Дотти, стоявшая рядом с Бонни на мраморной ступеньке «Медного Ястреба». Вдали раздался пронзительный гудок паровоза, поезд, прибывающий в четыре пятнадцать, огибая последний поворот реки, – приближался к городу.

Почему-то этот звук, слившись с тихим гудением телеграфных проводов, словно наэлектризовал весенний воздух. Бонни посмотрела на Минельду Снидер и ее бригаду, вооруженную топориками, и постаралась компанейски улыбнуться.

– Не знаю, – сказала она, еле шевеля губами, – но кто-то должен его найти, и побыстрее.

Дотти повернулась и, быстро взмахнув рукой, отправила Элеонору на поиски Форбса. Теперь, как наскоро подсчитала Бонни, они выставили около дюжины накрашенных и надушенных «бойцов» против агрессивной «армии», толпившейся за Минельдой.

– Прочь с дороги! – с вызовом крикнула миссис Снидер, почетный член «Общества Самоусовершенствования», презрительно оглядев платье Бонни из зеленого шелка с отделкой из перьев на груди.

Бонни загородила дорогу и натянуто улыбнулась.

– Будем благоразумны, Минельда…

– Не смей обращаться ко мне по имени, бесстыжая тварь!

Терпение Бонни иссякало. Она смутно догадывалась, что собирается толпа зевак, мужчин и подростков, которые и пальцем не шевельнут, если дело дойдет до столкновения. Капельки пота выступили у нее на лбу. «Боже милостивый, не слишком ли жарко для апрельского вечера?» Она перевела дыхание и начала снова.

– А это по-христиански, миссис Снидер, угрожать невинным людям…

Слово «невинным» Бонни выбрала явно неудачно, но поняла это слишком поздно. Толпа горожанок, вооруженных палками и топориками, пришла в еще большее возбуждение.

– Невинным! – взвизгнула мисс Лавиния Кэссиди, работающая трижды в неделю по вечерам в городской библиотеке и мечтавшая, как знали все, что какой-нибудь смазливый работяга бросит свои грешные привычки и женится на ней.

Бонни могла бы попытаться сказать, что она и несколько других женщин, собравшихся вокруг нее, только танцуют с мужчинами, не позволяя себе ничего большего, но знала, что это ни к чему не приведет. Эти озлобленные жены, матери, возлюбленные были убеждены в другом, и ничто, кроме чуда, не могло разубедить их.

– Это нарушение закона, – проговорила Бонни, отходя в сторону и моля Бога, чтобы Элеонора нашла Форбса до того, как начнут крушить частную собственность. – Сейчас, леди, если вы не разойдетесь по домам… – Пестрая толпа загудела, как растревоженный улей, и Бонни закрыла глаза, проклиная себя за то, что опять сказала не то.

Минельда Снидер взмахнула над головой топориком, призывая своих сподвижниц подкрепить действием праведный гнев.

– Это гнездо греха и разврата не должно уцелеть! Прочь с дороги, Бонни Мак Катчен, ты и другие шлюхи!

Женщины ринулись вперед. Бонни столкнули со ступеньки, кровавый туман застлал ей глаза. Затем напали на Дотти и остальных – к восторгу многочисленных зрителей началась свалка.

Бонни бросилась к Минельде и с неожиданной силой вырвала топорик из ее рук. Бросив его на землю, она так толкнула миссис Снидер, что та не удержалась на ногах и упала навзничь.

Разъяренная, путаясь в длинных юбках, Минельда все же поднялась и с воплем вцепилась грязными руками в волосы Бонни.

Ударив ее кулаком в подбородок, Бонни заставила ее отцепиться, и уже собиралась ударить ее еще раз, когда рука, твердая как подкова, обхватила ее за талию с такой силой, что у нее перехватило дыхание.

Бонни испугалась и обмякла. Минельда Снидер показала ей язык и прошипела:

– Сейчас тебе воздастся за грехи твои, крашенная потаскушка!

Угроза вернула ей силы, она брыкалась, барахталась и ругалась, но ослабить железную хватку так и не смогла. Бонни попыталась взглянуть на своего мучителя, но он так прижал ее к себе, что она не могла повернуть голову.

Штурм «Медного Ястреба» продолжался, и Минельда, несмотря на царапины на лице и перепачканную одежду, высоко держала голову. Она глупо улыбалась, и ее глубоко сидящие глаза светились радостью.

– Конечно, Господь покарает тебя за все, что ты сделала, Бонни Мак Катчен.

Одна только Бонни расслышала гневный голос:

– Господь, – произнес Элай Мак Катчен, – подождет своей очереди.

Бонни затрепетала.

– О, нет! – выдохнула она.

– О, да! – возразил ее бывший муж.

Только теперь прибыл Форбс с охранниками и начальником полиции. Мужчины начали разгонять женщин, швыряющихся грязью и таскающих друг друга за волосы. Но Бонни уже не думала ни о чем, кроме этого могучего тела, к которому была прижата с такой силой.

– Отпусти меня, – с трудом проговорила она, пытаясь овладеть собой, – сейчас же!

Ее требование не было выполнено, но рука, сжимавшая ее, ослабла настолько, что Бонни смогла повернуть голову и взглянуть в лицо Элая. Для этого ей понадобилось собрать все свое мужество.

– Черт меня подери, если в моих руках не сам мэр Нортриджа, – процедил сквозь зубы Элай, словно не замечая, что половина населения города столпилась на этой жалкой, загаженной навозом улице. – Кто бы мог подумать, что на столь почетный пост назначат шлюху!

Страх Бонни перешел в ярость, отравлявшую ее, как змеиный яд. Она попыталась высвободить руки, но они оказались плотно прижатыми к ее бокам.

– Я не шлюха! – крикнула она.

– В таком случае я не пресвитерианка, – съязвила Минельда Снидер.

Бонни извивалась, хрипя, как загнанный зверь, и мечтая о мести, но освободиться не могла.

И вдруг она увидела избавителя: добрые глаза, большие очки, темные бакенбарды и потрепанный саквояж в руках. Бонни узнала Сэта Кэллахана.

– Отпусти миссис Мак Катчен, Элай, – рассудительно сказал он, – не надо сцен.

Рука Элая рефлекторно сжалась, затем ослабла. Внезапно освободившись, Бонни потеряла равновесие и упала на колени.

Взбешенная, испуганная и уничтоженная, она набрала пригоршни грязи и, поднявшись на ноги, запустила ею в Элая. Воспользовавшись минутой замешательства, она подхватила разорванные юбки и пустилась бежать.

Элай легко догнал ее и, схватив под мышку, как куль с мукой, прижал к бедру и потащил к «Медному Ястребу».

– Отпусти меня! – взмолилась Бонни, опасаясь за свою жизнь.

Элай ввалился в вестибюль и направился к лестнице, ни сопротивление, ни мольбы Бонни не остановили его. Он стал подниматься по лестнице, Сэт, едва поспевавший за ним, присоединился к просьбам Бонни. Белые и розовые квадраты ковровой дорожки, покрывавшей лестницу, мелькали в глазах Бонни, как картинки в проекторе.

– Элай, – взмолилась она, когда они оказались наверху, – прошу тебя, поставь меня на ноги!

Через несколько секунд Элай был возле кабинета Форбса. Вместо ответа Бонни услышала шум отворяемой двери.

Бонни закрыла глаза: это были личные апартаменты Даррента, и она не знала, что предстанет перед ними.

– Элай! – воскликнул Кэллахан с горячностью. – Пожалуйста, выслушай меня!

– Позже, – отрезал Элай, хлопнув дверью перед лицом Кэллахана. Затем щелкнул замок.

Бонни открыла глаза. Еще по дороге сюда она почувствовала боль в животе.

Чуть помедлив, Элай ввалился в роскошную ванную комнату. Перехватив Бонни поперек тела, он нагнулся над ванной, заткнул сливное отверстие и, не выпуская Бонни, открыл кран с горячей водой.