Держась за холодный фонарный столб, Бонни наблюдала, как плывут лодки к «Медному Ястребу», люди на крыше кричали, размахивая руками.

Вымокнув до костей, Бонни все же спустилась вниз по холму, чтобы узнать, кто погиб. Она боялась за Элая.

Она с трудом шла из-за сильного ветра, спуск казался труднее восхождения на гору. Но Бонни все же добралась до заведения Эрлины.

Эрлина едва взглянула на Бонни, ее внимание было поглощено людьми на крыше и лодками, которые направились к ним. Сквозь пелену дождя Бонни с трудом разглядела в одной из лодок Элая, он греб изо всех сил.

Пережив безумный страх за Элая, Бонни испытала сейчас такое облегчение, что от слабости еле держалась на ногах.

– Много людей погибло? – крикнула она Эрлине. Эрлина повернула к ней бледное лицо.

– К счастью, не так уж много. Люди спасались здесь или у мисс Джиноа. – Помолчав, она спросила: – А как Вебб?

Бонни устыдилась, что оставила Вебба.

– Он сильно пострадал, – прокричала она, – но надеюсь, что поправится.

– За ним присматривает Кэтти? – осведомилась Эрлина.

Бонни кивнула и снова устремила глаза на Элая. Он уже достиг «Медного Ястреба» и, поставив одну ногу на крышу, протягивал кому-то руку. Форбс тоже был на крыше и помогал товарищам спускаться в лодки. Вдруг он поскользнулся и упал в бурлящую воду.

От ужаса у Бонни перехватило дыхание, но она увидела, что Элай успел схватить Форбса за руку и втащить его в лодку.

– А я уж подумала, что плыть ему теперь до самого Гранд Калле, – сказала Эрлина, придвинувшись к Бонни.

Бонни перевела дух. Не отрываясь, она смотрела, как лодки подплывают все ближе и ближе, вода бурлила у ее ног, захлестывая крыльцо.

Эрлина уже помогала причалить одной из лодок. Потеряв равновесие, Бонни поскользнулась на мокрых досках и упала в холодную воду.

Потеряв калоши, барахтаясь и стараясь не захлебнуться, Бонни пронзительно закричала. Вода накрыла ее с головой, но Бонни все же всплыла и тут же увидела бревно, несущееся прямо на нее.

В отчаянии она уцепилась за него. Зеленая бурлящая вода кружила бревно, как щепку, словно желая лишить Бонни ее единственной опоры.

Должно быть, ее несло целую милю вниз по реке. Вдруг с другой стороны бревна появилась чья-то голова. Бонни вскрикнула.

– Держись, Бонни! – воскликнул Элай, обхватывая бревно одной рукой и протягивая ей другую.

Она была так измучена, что почти ничего не понимала. Бревно бешено завертелось. Элай что-то делал, ему не удалось взгромоздить Бонни на бревно животом вниз. Проклятое бревно все кружилось.

У нее уже не было сил держаться и, если бы не рука Элая, она бы свалилась в реку. От страха, холода и отчаяния она потеряла сознание.

Очнувшись, Бонни не знала, сколько времени прошло. Дрожа и клацая зубами, Бонни смотрела в бледное лицо Элая.

– Мы уже умерли?

Откинув мокрую голову, с которой струилась вода, он рассмеялся.

– Вполне уместный вопрос.

Бонни увидела, что бревно врезалось в берег – от этого она и очнулась. Теперь уже можно было ухватиться за узловатые корни дерева, росшего на берегу.

Цепляясь за них, она выбралась на мокрую траву, руки кровоточили, но от испуга она не чувствовала боли. Элай тоже выбрался на берег, усталый, но очень довольный, и рухнул на мокрую траву.

Дождь не прекращался. Местность была незнакомой, и Бонни поняла, что их унесло за много миль от Нортриджа.

Элай отдышался и встал на ноги, вода лила с него ручьями, одежда прилипла к телу. Он протянул руку Бонни.

– Пойдем! – крикнул он, перекрывая шум ливня, – нам надо найти укрытие!

Поблизости не было ни домов, ни сараев, а сосны и ели, редкие и не слишком густые, не могли служить убежищем. Задыхаясь от влажных испарений, которые поднимались от земли, Бонни ковыляла за Элаем, он крепко держал ее за руку.

В миле от реки они нашли перевернутый фургон. С огромными усилиями они подтащили его к высокому пню и прислонили к нему. Они забрались туда и прижались друг к другу, чтобы согреться. Измученные, они скоро забылись сном.

Бонни разбудил солнечный луч, он проник сквозь заросли и коснулся ее. Боже, солнце! С воплем ликования Бонни выбралась из фургона.

Солнце освещало мокрую землю, и Бонни, радуясь его лучам, сбросила с себя мокрую одежду и закружилась голая, наслаждаясь теплом.

Смех Элая заставил ее остановиться, и она настороженно посмотрела на него, со стыдом ощутив свою наготу. Она попыталась объяснить ему, что хотела только согреться, но слова не шли с языка.

Элай дрожал в своей мокрой одежде.

– А ты хорошо придумала, – сказал он, снимая измятую рубашку, скидывая сапоги и расстегивая брюки.

Бонни отвернулась. Какой-то звук заставил ее насторожиться, и она собралась уже спрятаться в фургон, испугавшись, что кто-то приближается к ним. Оказалось, что это Элай развешивал их одежду на ветвях кустарника.

Бонни покраснела и попросила его вернуть ей одежду.

Элай, голый, как Адам до грехопадения, взглянул на нее, едва удерживаясь от смеха.

– Не отдам, пока не высохнет. Разве тебе неприятен солнечный свет?

Бонни прикрыла груди руками и, поскользнувшись, упала на мокрую, согретую солнцем траву. Элай подбежал к ней и опустился на землю.

– Спасибо, что спас меня.

Элай потянулся к ней и коснулся ее бедра.

– Я не мог потерять тебя, – серьезно сказал он.

Разомлев от тепла, Бонни подвинулась к Элаю. Его прикосновения были нежными и ласкающими, солнце согревало ее, и она легла навзничь.

– Иногда, – шепнул Элай, – мне даже не верится, что ты так прекрасна!

Его рука раздвинула ее бедра, а может, они раздвинулись сами, и Бонни вскрикнула, когда он проник в нее пальцами.

– О! – воскликнула, изнемогая от страсти, Бонни и шире раздвинула ноги.

– Так мы все-таки живы? – усмехнулся Элай.

Бонни застонала и изогнулась.

– Да, живы, – пролепетала она. Жар охватил ее тело.

Палец, проникший в нее, ритмически двигался.

– Давай решим, что будем делать, раз уж мы живы, – сказал Элай.

Вопль рвался из груди Бонни, соски набухали, бедра погрузились в густую траву, как в нежный бархат.

– О! Мы должны…

Почему же он так спокоен, видя, как Бонни сгорает у него на глазах?

– Мы должны отпраздновать это! – она задыхалась.

Элай нагнулся и втянул ее сосок губами, слегка покусывая и облизывая его.

– Отпраздновать? – отозвался он, – как?

В вопле, который издала Бонни, были страсть и нетерпение.

– Неужели ты не понимаешь! – воскликнула она, вцепившись руками в его плечи. – Займись со мной любовью! О!.. Пожалуйста, займись со мной любовью!

Элай лег на Бонни и вошел в нее, а она, млея от наслаждения, впилась ногтями в его спину. Вдруг он остановился и взглянул на нее, с видимым усилием сдерживая себя.

– Я люблю тебя, Бонни, – сказал он.

Бонни так хотела Элая, что почти не слышала его. Только что избежавшая гибели, она стремилась насладиться жизнью. Она обвила его ногами.

Элай застонал, войдя в нее еще глубже, запрокинул голову и закрыл глаза. Медленно, так медленно, что Бонни задрожала от желания, он вышел из нее, затем также медленно снова вошел в нее.

Бонни раскинула руки в стороны, выдирая пучки травы, ее голова металась, а тело поднималось и опускалось в такт его движениям.

– Подожди, – шепнул Элай, – еще не время, Бонни.

– Не время! – простонала она. – Элай!.. Скорее! – Вняв ее мольбам, Элай ускорил темп.

Бонни в исступлении царапала землю, голова ее запрокинулась, она металась от наслаждения и, наконец, содрогнулась.

Они спали, обнявшись, в фургоне и проснулись глубоким вечером. Несмотря на голод, они снова занялись любовью, а потом заснули.

Проснувшись, Бонни увидела, что она одна. Было темно. Она так порывисто села, что ударилась головой о доски и вскрикнула от боли.

Откуда-то снаружи она услышала смех Элая и потрескивание костра.

– Пахнет едой! – воскликнула она, вылезая из фургона на четвереньках.

Элай действительно развел костер и жарил что-то вроде цыплят на вертеле, сделанном из сучков и прутьев.

– Как… откуда… – Бонни очень проголодалась.

– Где-то поблизости должна быть ферма, – сказал Элай.

Он уже оделся и удобно устроился возле костра.

– Эти цыплята гуляли без присмотра, поэтому я…

– Можешь не объяснять! – воскликнула Бонни, устремляясь к огню и на ходу обуваясь. – Как ты умудрился развести такой великолепный костер без спичек?

Элай улыбнулся.

– Как древние… трением. Тер палку о палку.

– Не все на это способны.

– Должно быть, остались искры от нашего любовного пыла.

Бонни обрадовалась, что в темноте не видно, как она покраснела. Мгновение спустя ее охватила тревога.

– Роз! – выдохнула она. Элай обнял ее.

– Не беспокойся, Кэтти и Джиноа позаботятся о ней.

– Но они думают, что мы погибли!

– Значит, наше возвращение будет для них приятным сюрпризом.

Цыплята, подрумянившись на костре, восхитительно пахли, Бонни уже не помнила, когда была так голодна. Даже в Лоскутном городке с ней не случалось такого.

– Как бы я ни беспокоилась, мне сейчас ничего не изменить, – сказала она.

– Ты права, – Элай ловко снял цыплят с вертела и оторвал большой кусок для Бонни. – Мы отправимся в обратный путь завтра.

Бонни, занятая едой, не ответила, да и Элай ел с завидным аппетитом. Покончив седой и умывшись в реке, они уселись возле костра и долго смотрели на огонь. Бонни всегда любила тишину, она взглянула на небо, усеянное звездами, и вздохнула.

– Бедная Джиноа, должно быть, сходит с ума.

Рука Элая коснулась ее груди, и Бонни прильнула к нему.

– Они, конечно, уверены, что мы утонули, – задыхаясь от ласк Элая, проговорила Бонни.