Линда Миллер - Грешный ангел

Бонни никак не ожидала этого и приободрилась. Впрочем, уже не раз бывало, что приезжавшие в город дамы относились к ней дружелюбно до тех пор, пока за них не принималось «Общество самоусовершенствования».

– А знаете ли вы, что я была «шарманкой» в «Медном Ястребе»?

Краем глаз Бонни заметила, как покраснел Вебб. Однако Элизабет и ухом не повела.

– Да, Джиноа сказала мне и об этом. Простите, можно я загляну в мой листок? Кажется, я забыла вписать шпильки и чернила.

Бонни вернула ей список и стала подбирать товары. Кое-что Элизабет находила сама.

– Вам следовало бы отплатить этой публике той же монетой, – весело сказала она, пока Бонни подсчитывала сумму. Поняв, что Элизабет говорит о членах «Общества самоусовершенствования», Бонни спросила:

– А как же мне это сделать?

Элизабет быстро огляделась.

– Нет ли у вас большого листа бумаги и куска цветного мела?

Бонни оторвала широкую полосу от рулона оберточной бумаги и достала кусок синего мела.

Расстелив лист на прилавке, Элизабет, склонилась над ним. Она рисовала большие буквы и раскрашивала их мелом.

Закончив работу, Элизабет протянула лист Бонни. На нем было написано: «Члены «Общества Самоусовершенствования» в этом магазине не обслуживаются».

Вебб широко улыбнулся, но Бонни была сбита с толку. Она смотрела на бумагу и думала: «Какой толк отгонять покупателей, которые и так поклялись, что их ноги не будет в этом магазине?»

Однако Элизабет понесла плакат к переднему окну и разместила его там. Она даже выскочила наружу без плаща, чтобы взглянуть, как смотрится плакат с улицы, и вернулась очень довольная.

– Представляю, как взбесятся эти старые надутые куклы!

Бонни так и не поняла ее затею.

– Я не знаю, что…

Элизабет надела капюшон своего ярко-красного плаща и собрала покупки.

– Подождите, Бонни, чуть-чуть подождите. – С этими словами учительница вышла, исчезнув в серой пелене дождя.

Закрыв магазин, Бонни опустила ставни и заперла двери. Кэтти готовила ужин, а Роз уснула, прижимая к себе куклу.

– Не останешься ли поужинать, Вебб? – спросила Бонни, перестав думать об Элизабет и ее плакате. – Кэтти приготовила цыплят и запекла в тесте яблоки.

Вебб выглядел совсем больным: его нос и глаза покраснели, и он продолжал дрожать даже в одеяле.

– Я не хотел бы беспокоить…

Бонни взяла на руки спящую Роз.

– Какое же беспокойство? Я не могу отпустить тебя в такой холодный вечер без горячей пищи. Мы же с тобой друзья.

Вебб поднялся, закутанный в одеяло, он, несмотря на свой высокий рост, напоминал сейчас ребенка.

– Эрлина, наверное, все приготовила… – начал он, но, заметив, как посмотрела на него Бонни, замолчал.

– Ты готов заболеть, лишь бы не огорчить Эрлину, – холодно сказала Бонни.

Вебб обрадовался.

– Уж не ревнуешь ли ты?

Бонни и в самом деле ревновала, но не его к Эрлине – ее беспокоил Элай.

– Впрочем, решай сам, – бросила она через плечо, – мне все равно.

Вебб остался.

Цыплята в соусе и яблоки в тесте были великолепны, все ели с удовольствием. Розмари спала в своем детском стульчике. Поужинав, Бонни отнесла девочку в кроватку. Когда она вернулась на кухню, Кэтти грела воду для мытья посуды, а Вебб убирал со стола. Это почему-то растрогало Бонни. Несмотря на вчерашний инцидент с Веббом, она знала, что нет на свете более мягкого человека. Как было бы все-таки хорошо выйти за него замуж и присматривать за домом и садом. Но когда дело доходило до любви, рассудок не повиновался Бонни.

Она сняла с вешалки полотенце и стала вытирать посуду, Вебб блаженствовал, потягивая кофе.

Покончив с посудой, Кэтти бросила на Бонни вопросительный взгляд. Зная, что девушке хочется почитать, Бонни отпустила ее.

Уходя, Кэтти встревожено посмотрела на Вебба.

Бонни налила себе кофе и села напротив Вебба. На столе горела керосиновая лампа, освещая комнату мерцающим светом.

– Из-за того, что я наделал вчера вечером, между нами все изменилось, не так ли?

Сейчас было очень легко воспользоваться случаем и сказать, что она порывает с ним отношения. Но она слишком хорошо относилась к Веббу, поэтому сказала только одно:

– Я не уверена, что наш договор был честным.

– Значит, ты не выйдешь за меня? – без околичностей спросил Вебб, чихая.

Это позволило ей уклониться от ответа.

– Дорогой, ты сильно простудился.

– Я не намерен говорить о простуде, – возразил он. – Скажи, выйдешь ли ты за меня замуж, Бонни?

– Странно, что ты все еще хочешь этого после всех сплетен о моей поездке Спокейн. – Бонни пыталась, заставить себя сказать ему правду. Если даже она причинит ему боль, он все же сможет оставить ее и найти женщину, достойную его любви.

Скомкав платок, Вебб сунул его в карман.

– Не удивляйся, – сказал он, глядя в глаза Бонни, – мое отношение к тебе не изменилось бы, если бы даже я застал тебя с Мак Катченом.

Бонни стало стыдно. «Скажи ему правду, – требовал ее внутренний голос, – скажи сейчас же!» Но она не могла.

– Вебб, это ужасно! Таким мужем, как ты, будет гордиться любая женщина. Где же твоя гордость?

Он не сводил с нее глаз.

– Рядом с тобой я теряю гордость. Я готов опуститься перед тобой на колени.

Бонни сжала руки, в горле застрял комок.

– Не говори так, – прошептала она, – я не стою этого, да никто не стоит.

Вебб поднялся и надел мокрое пальто.

– Я люблю тебя, – сказал он, поцеловал ее и ушел.

Бонни положила голову на руки, стараясь не расплакаться. Как все это тяжело! Она так хотела полюбить Вебба Хатчисона, а вместе с тем молит Бога, чтобы он нашел другую.

– Все слишком запуталось, да, мэм? – мягко спросила Кэтти.

Подняв голову, Бонни увидела, что девушка заваривает чай.

– Да, Кэтти, так оно и есть.

– Пока вас не было, все сплетничали наперебой, – сказала Кэтти. Всем своим видом она выражала возмущение. – Эти старые курицы… И они еще хотят улучшить нравы! Они только мешают всему хорошему, что делают мисс Джиноа, Элай Мак Катчен и вы, мэм.

– Я пока ничего не сделала, – огорченно вздохнула Бонни. – С нищетой Лоскутного городка, возможно, было бы покончено, если бы я не думала только о себе и своей свадьбе с Элаем Мак Катченом.

Ей было так мало дела до бедняков, когда она щеголяла в нарядных платьях, ела изысканную пищу, бездумно тратила деньги! Почему она тогда не потребовала, чтобы Элай помог обитателям Лоскутного городка? Может, Бог в наказание за это– и забрал у нее Кайли?

– Вы всем помогали, – заявила Кэтти, – вы никому не отказывали ни в лекарствах, ни в продуктах, даже если вам не платили.

– Это все не то, Кэтти, – вздохнула Бонни, внезапно почувствовав себя старой и усталой, – я забыла об этих людях, когда вышла замуж за Элая, я предала их.

– Но ведь от вас ничего не зависело!

Сейчас Бонни с горечью думала об упущенных возможностях. – Тогда я могла потребовать от Элая, чтобы он сделал Лоскутный городок пригодным для жилья. Я могла настоять…

– Вряд ли он послушал бы вас, – мягко возразила Кэтти, – он просто успокоил бы вас и все осталось бы по-прежнему.

Слова Кэтти вселили в Бонни сомнения.

– Не знаю, – призналась она.

Дождь барабанил по окнам и крыше, словно хотел ворваться в дом и все затопить. Сверкнула молния, осветив кухню зловещим светом.

– Мистер Мак Катчен – прекрасный человек, – серьезно заметила Кэтти, – но он только мужчина. А мужчина редко слушается женщину, если речь идет о практических делах. Ваш муж ничего не изменил бы в Лоскутном городке, что бы вы ни говорили.

Бонни поставила на стол чайник и две чашки.

– Возможно, – согласилась она, – но я ведь даже не попыталась. Вот что меня беспокоит, Кэтти.

Кэтти разлила в чашки чай.

– Нельзя ни вернуть, ни изменить прошлого, мэм. Так не мучайте себя понапрасну.

Придя в спальню, Бонни достала музыкальную шкатулку и открыла крышку. Незнакомая мелодия зазвучала в темноте, и Бонни затосковала о том времени, которое ушло безвозвратно, о чудесном сне, которого, может никогда, и не было.

Хотя большая часть горожан уже побывала на двухчасовой службе в Первой Пресвитерианской церкви или на мессе в соборе Святого Иуды, театр «Помпеи» был переполнен в этот субботний вечер. Люди пришли встретиться с Элаем Мак Катченом. Руководители Союза сидели на галерке и стояли в проходах.

Как мэр Нортриджа, Бонни сидела на сцене с Элаем, Сэтом и Форбсом. Форбс, восстановленный в правах управляющего, выглядел лучше, кровоподтеки на лице почти прошли.

Женщины взирали на Бонни с явной враждебностью, давая понять, что они считают ее липовым мэром, с чем спорить не приходилось. Но ее появление на сцене еще больше обозлило их.

Увидев Элая, подходящего к президиуму, Бонни ощутила неуверенность. Пост мэра был чистой видимостью, даже когда его занимал мужчина, а назначение Бонни – пьяной шуткой городского Совета. По какому праву она сидит здесь? Что она скажет, если Элай, Сэт или Форбс не заговорят первыми?

Хотя Элай заговорил очень спокойно, часть аудитории приняла его с нескрываемой враждебностью. Он пообещал построить для каждой семьи домик и сократить рабочий день, сказал, что каждый сможет выкупить домик, если пожелает, и таким образом обеспечит свою старость. Услышав это, зал оживился, такая гарантия была неслыханным делом для людей, привыкших зарабатывать на жизнь собственным горбом.

Один из членов Союза, с изрытым оспой лицом, тот, что выступал перед театром «Помпеи» несколько дней назад, прервал Элая, крикнув:

– А что будет, когда вы вытесните Союз из Нортриджа? Накажете ли вы людей, которые выступали против вас и не отберете ли у них все, что обещаете сегодня?