И все же было так приятно в его объятиях… И с каждым мгновением ей все сильнее хотелось большего. Да, она страстно его желала и ничего не могла с собой поделать, хотя и понимала, что должна взять себя в руки, должна образумиться…

Но Джонатан все крепче прижимал ее к себе, и казалось, что от тела его исходило жаркое пламя, сжигавшее ее волю почти так же, как пламя камина сожгло тот листок бумаги.

И вот наконец Селия почувствовала, что больше не в силах бороться с искушением, не в силах противиться сжигавшей ее страсти. Она сдалась - и тотчас же сердце ее радостно подпрыгнуло в груди. Когда же поцелуй Джонатана наконец прервался, она снова прижалась губами к его губам; теперь она поняла, что с ее стороны было бы глупо себя сдерживать, поняла, что надо хоть однажды испытать то, что испытывает женщина, предаваясь любви с тем, к кому ее влечет.

«Ты должна держать все под контролем. И должна сохранять достоинство», - снова вспомнились ей советы матери. Но у нее сейчас не осталось ни достоинства, ни самообладания. Рядом с этим мужчиной она ничего не могла контролировать. И, если уж честно, не желала себя контролировать - желала совсем другого…

Чуть отстранившись от Джонатана, она обвила руками его шею и развязала узел на шнурке, стягивавшем на затылке его длинные черные волосы. Волосы тут же упали ему на плечи, и Селия снова к нему прижалась; все мысли вылетели у нее из головы, и сейчас ей хотелось только одного - слиться с этом мужчиной воедино, стать с ним одним целым.

«Ах, как чудесно, как восхитительно!» - воскликнула она мысленно. И все же ей хотелось большего, хотелось того, ради чего он пришел к ней. В какой-то момент Селия услышала громкие стоны и тут же поняла, что стоны эти вырываются из ее груди. «Джонатан, ну что же ты медлишь?» - подумала она. И в тот же миг, словно услышав ее мысли, он осторожно, но настойчиво подтолкнул ее к кровати. И Селия вдруг обнаружила, что на ней уже нет халата - каким-то образом получилось так, что теперь она была в одной лишь ночной рубашке. «Как странно… - промелькнуло у нее. - Неужели я сама его сняла? Или это он как-то умудрился?…» Впрочем, сейчас все это не имело значения. Потому что перед ними была кровать, и через несколько секунд он наконец-то уложит ее… и заполнит мучительную пустоту, терзавшую ее тело. Она отчаянно желала облегчения, и ей казалось, что ожидание вот-вот сведет ее с ума.

Но Джонатан вдруг отступил от нее и уселся на кровать. Селия уставилась на него в изумлении. А потом поняла, что он снимает ботинки. «Ах да, конечно… - подумала Селия со вздохом. - Ведь он полностью одет. Но почему же он все так медленно делает?»

А Джонатан, стащив ботинки, снял сюртук. Затем привлек девушку к себе, и она села к нему на колени. Селия была абсолютно уверена: Джонатан желал ее так же страстно, как она его. И все же он явно не торопился, сдерживал себя.

«Ах да, конечно, «ритуалы»…» - вспомнила Селия. Мать, поучая ее, часто говорила о необходимых «ритуалах», иногда доставлявших даже большее удовольствие, чем все, что следовало за ними.

«Но не сидеть же так всю ночь…» - подумала Селия и потянулась к галстуку Джонатана. Развязав галстук, она отбросила его на стоявший рядом стул, потом занялась жилетом и рубашкой Джонатана. Она расстегивала пуговицу за пуговицей, а он тем временем поглаживал ее ноги и бедра, и каждое его прикосновение все сильнее ее возбуждало. Когда же его рука приблизилась к ее самому интимному месту, у нее перехватило дыхание и она замерла на мгновение. Но пальцы Джонатана тут же снова скользнули к ее бедру, и Селия, расстегнув до конца все пуговицы, принялась стаскивать с него жилет и рубашку. Бросив их на стул следом за галстуком, она вдруг почувствовала, что Джонатан осторожно проводит кончиками пальцев по ее ночной сорочке, причем по спине, - казалось, он что-то искал. Селия взглянула на него с некоторым удивлением, потом, сообразив, что он ищет, подсказала:

- Она застегивается спереди.

- Тогда займись ею сама. - Он снова провел ладонью по ее бедру и с лукавой усмешкой добавил: - Потому что я сейчас очень занят.

Невольно улыбнувшись, Селия принялась возиться с застежками и тут же почувствовала необъяснимую слабость - застежки никак не поддавались. «Что же со мной происходит?» - подумала девушка с удивлением. А потом вдруг поняла причину своего волнения. Она волновалась вовсе не из-за того, что решилась отдать Джонатану свою девственность. Просто ей очень хотелось знать, что он думал сейчас, хотелось знать, испытывал ли он то же самое, что и она.

Наконец ей удалось расстегнуть застежки, и Джонатан тотчас же снял с нее сорочку. А она, тихонько застонав, поерзала у него на коленях и в тот же миг почувствовала его отвердевшую плоть, упиравшуюся в ее ягодицы.

- Дорогая, поднимись, - проговорил он хриплым шепотом.

Селия тут же встала и, склонившись над ним, взяла его лицо в ладони, а затем поцеловала со всей возможной страстью. Когда же она отстранилась, он стащил с себя брюки, и несколько секунд спустя они оба, совершенно обнаженные, крепко прижались друг к другу.

А потом он принялся ласкать ее и целовать, и она, то и дело вздрагивая, тихонько стонала, наслаждаясь чудесными ласками Джонатана. «Только бы это никогда не заканчивалось», - думала Селия, чувствуя, как по телу ее одна за другой пробегают горячие волны. Ощущения, которые она при этом испытывала, были столь сладостными и острыми, что Селия едва удерживалась от крика - прежде она ничего подобного не испытывала и даже представить не могла, что такое возможно, хотя, казалось бы, многое узнала из рассказов и поучений матери.

«Но ведь такое, наверное, происходит не всегда и не со всеми, - неожиданно подумала Селия. - И очень может быть, что у меня такое только с ним, с Джонатаном. Но если так, то как же я…»

Селия снова вздрогнула, и из горла вырвался громкий стон - теперь он целовал ее груди, легонько покусывая соски.

- О, как замечательно, - прошептала она, задыхаясь.

А потом ей вспомнился один из разговоров с матерью - Алессандра тогда долго объясняла ей, что женщина не должна только получать удовольствие, - она должна доставлять его мужчине. И в тот же миг Селия чуть отстранилась и посмотрела в глаза Джонатана. А потом, еще дальше отстранившись, взглянула на его возбужденную плоть и, нисколько не стесняясь, не чувствуя на малейшего смущения, принялась ласкать его мужское естество кончиками пальцев - она сразу догадалась, как это сделать, хотя именно этого мать ей почему-то не объясняла, возможно, не успела.

Через некоторое время, заглянув Джонатану в глаза, она поняла, что все делает правильно. А потом он вдруг наклонил голову и прижался губами к ее груди. И в тот же миг рука его скользнула меж ее ног, и пальцы коснулись лона. Селия громко вскрикнула, и крик ее тотчас перешел в протяжный стон - ей казалось, что она больше не выдержит этой сладостной пытки, не выдержит столь ошеломляющего, столь острого наслаждения. Вновь осознав, что хочет большего, что хочет слиться с этим мужчиной, она мысленно прокричала: «Джонатан, быстрее!…» И тут же, тихонько всхлипнув, с мольбой в голосе пробормотала:

- Джонатан, пожалуйста, пожалуйста…

Через несколько секунд она почувствовала, как он опрокинул ее на матрас, а затем, чуть пошире раздвинув ее ноги, начал на нее опускаться. «Ох, как же медленно! - думала Селия. - Почему же так медленно?!» Медлительность Джонатана казалась ей настоящей пыткой, хотя она и понимала, что сейчас он медлил ради нее. И тут она почувствовала, как он осторожно входит в нее, а затем ощутила резкую боль, но боль эта казалась почти облегчением. «Наконец-то! - промелькнуло у Селии, и она, впившись ногтями в плечи Джонатана, попыталась прижаться к нему покрепче. А он вдруг замер, и Селия тотчас поняла: Джонатан ждал, когда она к нему привыкнет. Но было ясно, что он по-прежнему страстно желал ее и усилием воли сдерживал себя, опять же - только ради нее.

Наконец он начал медленно двигаться, и Селия, шевельнув бедрами, попыталась уловить ритм его движений. Ей почти сразу же это удалось, и Джонатан, поцеловав ее, стал двигаться все быстрее и быстрее. Раз за разом устремляясь ему навстречу, Селия наслаждалась совершенно новыми для нее ощущениями, но в какой-то момент она снова вспомнила о матери - она все-таки подумала о том, что Алессандра Нортроп никогда не одобрила бы того, что ее дочь уступила именно этому мужчине.

* * *

«Выходит, она была девственницей», - подумал Джонатан, приподнимаясь. Он пытался убедить себя в том, что весьма удивлен этим обстоятельством, хотя прекрасно знал, что обманывает себя. Он и прежде был почти уверен, что Селия сохранила девственность, - пусть даже она и являлась дочерью знаменитой куртизанки. Да, у него были веские основания так считать, однако это не остановило его.

Что ж, теперь он скорее всего должен был испытывать чувство вины, не так ли? Да, он наверняка бы чувствовал себя виноватым, если бы считал себя джентльменом. Нет-нет, разумеется, он джентльмен - как же иначе? Беда лишь в том, что далеко не все джентльмены остаются таковыми в минуты страсти. И вообще, лучше уж он, чем мерзавец Дарджент. Мерзавец и болван к тому же.

Успокоившись на этой мысли, Джонатан уселся на краю кровати и взглянул на Селию, лежавшую с ним рядом. Она внимательно смотрела на него сияющими глазами, смотрела с восторгом и нежностью. «Но через какое-то время она, возможно, решит, что это было ошибкой», - подумал Джонатан, поднимаясь на ноги. Подбросив поленьев в камин, он вернулся на кровать и снова посмотрел на Селию. Она улыбнулась ему, и Джонатан, заключив ее в объятия, спросил:

- Тебе было очень больно?

Селия покачала головой:

- Нет, не очень. Почти совсем не больно. - Она вдруг нахмурилась и добавила: - Но было кое-что другое, и это гораздо серьезнее боли.