Ольга Дашкова - Грешница

— Ты каждый раз спрашиваешь, как я, это паранойя, Поляков.

— Тебе тут просили передать.

— Что?

Олег, словно фокусник, достает из-за спины небольшую корзину с цветами. Незабудки. Их много, так, что мелкие цветочки сливаются в одно голубое облако. Их аромат сразу заполнил все пространство, проникая в легкие, пропитывая их, разъедая, словно кислотой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Кто?

— Ну, я не знаю всех твоих ухажеров, тебе виднее, — Олег подмигнул, но тут же перестал улыбаться. — Демина, что с тобой? Плохо?

Да, было плохо. Эти цветы стойко ассоциировались только с одним человеком, с которым у нее ничего не может быть. Хотя, Ян все-таки написал, а потом позвонил, где-то месяца через три, звонил несколько раз, но Кира не отвечала, а потом совсем стерла номер, чтоб не было соблазна позвонить самой.

На столе завибрировал телефон, вздрогнула, все так же продолжая смотреть на цветы.

— Кира.

— Да?

— Телефон.

— Да, — ответила, даже не поняв от стоящих в глазах слез, что за имя было на экране.

— Снова я, извините, Кира, но не удержался и прислал вам букет. Был уверен, что к обычным цветам вы останетесь равнодушны. Хотел удивить.

Это был Михайлов, Кира проглотила слезы, выдохнула.

— Да, спасибо, Андрей, вы точно удивили меня. Очень удивили.

— Я рад. Может быть, увидимся сегодня? Или я слишком тороплю события?

— Хорошо, давайте увидимся. Вечером, на проспекте Мира есть ресторанчик «Мишель», в семь.

Надо заканчивать эту паранойю и жить дальше. Счастливо жить.



На часах не было еще семи вечера, на парковке кое-как нашлось свободное место, Кира добежала до крыльца кафе, но все равно промокла почти вся. Не сразу, но нашла свободный столик, у самого окна. Но люди за окном сейчас не отвлекали, даже размышления о новом проекте не приносили радости и азарта, как это у нее часто бывало.

Она узнала его сразу, почувствовала. Заметила лишь краем глаза силуэт, но сердце уже дрогнуло, а потом пустилось в бешеном ритме. Так теперь было часто, почти каждую ночь, просыпалась от частого сердцебиения. Долго лежала, успокаиваясь.

Вот и сейчас, любимый капучино с любимым пирожным в отличном кафе встал поперек горла. Она с трудом сделала глоток, обжигая язык, отодвинула тарелку, боясь повернуться. Может быть, он и не заметит ее, и она уйдет спокойно.

Хватило уже на сегодня букета незабудок от другого мужчины, который выбил из так тяжело собранной, наконец, в кучу собственной жизни. Словно удар, а может, насмешка или послание. Но оказалось, все гораздо проще.

Посмотрела в окно, за ним под проливным весенним дождем по центральному проспекту спешили люди. Раскрытые зонты, свет фонарей отражался от проезжающих машин, неоновые вывески мигали в разлитых лужах. Киру сюда загнал не только дождь, но еще спонтанное свидание, о котором она уже пожалела.

Кира спиной чувствовала его присутствие, отложила блокнот с карандашом, замечая, что зажимает его в руке так, что уже слышен хруст.

Он не один, с ним девушка. Ревность проскребла по бьющемуся в бешеном ритме сердцу. Прикрыла глаза, медленно досчитала до двадцати. Надо уходить. Она не сможет смотреть ему в глаза.

Не хочет.

Не готова.

Не сейчас.

Никогда не будет готова.

Медленно убрала резинку, распутала тугой пучок волос, чтобы прикрыть ими лицо. Встала, бросила блокнот в сумку, на стол денежную купюру. К черту свидание и Михайлова. Начала медленно пробираться между близко стоящих столиков. Увлеченная своей конспирацией, не заметила официанта, тот резко развернулся, Кира наткнулась на поднос, который полетел прямо на нее.

Жуткий грохот на весь зал, кажется, даже музыка притихла, что до этого чуть слышно лилась из динамиков. На нее посмотрели все. Сжимает губы, смотрит на залитую вишневым соком белую футболку и стекающие по голым ногам красные потеки.

— Ой, девушка, извините, ради бога, — официант оправдывается, протягивает ей салфетку.

— Ничего, сама виновата, — говорит чуть слышно, все так же наклонив голову, закрываясь волосами.

Господи, как стремно все это, она — взрослая женщина, ей тридцать три года. Она прячется, маскируется, хочет сбежать, только бы не видеть того молодого мужчину и не встречаться с его пронзительным взглядом и такими до боли любимыми голубыми глазами.

Снова тяжело выдыхает, поднимает голову, убирая волосы. Открыто смотрит на парнишку-официанта. Обводит зал.

— Все хорошо. Спасибо, — принимает салфетку.

Снова чувствует жар плечом, он сидит именно там, справа, с молоденькой курносой блондинкой. Заставляет себя повернуться в ту сторону, чтобы показать, чтобы доказать самой себе, что она излечилась, что она когда-нибудь излечится.

Он стал старше. Светлая приталенная рубашка, волосы острижены короче, чем были, нет той лихой челки, которая постоянно падала на глаза, Кира так любила зачесывать ее назад, оттягивая волосы до легкой боли, целуя при этом в губы.

В горле сразу пересохло. По спине прошел холодный пот от надменного взгляда голубых глаз. Кира кивнула, быстро отвела глаза и свернула в сторону уборной. Ей не понравился, ой как не понравился этот его взгляд. Ну, хотя чего она ожидала? За что боролась, на то и напоролась. Она думала, что все сделала правильно, но от этого стало только хуже.

Руки тряслись, умылась холодной водой, посмотрела на себя в зеркало. Лицо осунулось, какая-то рабочая футболка, короткая джинсовая юбка. Вид бедной, несчастной, замученной бабы. Ее привычная одежда для работ у заказчика. В сравнении с этим молодым мужчиной она выглядела так, словно три дня не ночевала дома.

Снова поймала себя на мысли, что не может даже про себя произнести его имя. Словно оно причинит еще большую боль, чем есть. Громко хлопает за спиной дверь. Резко поднимает голову, встречаясь именно с теми голубыми глазами, которые совсем недавно прожигали ее насквозь.

Мужчина медленно подходит ближе, облокачиваясь руками по обе стороны от нее, зажимая Киру между своим сильным телом и раковиной.

— Ты все так и продолжаешь бегать от меня?

Голос низкий, хрипловатый. Двигается ближе, Кира чувствует жар его тела, запах — цитрусы и свежесть, от него кружит голову. Дыхание щекочет шею, а одна рука уже скользит по обнаженному бедру.

— Не надо.

— Что, не надо?

— Не надо, Ян, — имя скребет горло.

— Почему всегда решаешь ты, что надо, что не надо?

Кира цепляется до белых костяшек за раковину. Кожа горит под пальцами мужчины, которые уже забрались под короткую юбку. Господи, как она скучала по ним. Словно долбаная наркоманка.

— Ян, перестань.

— Раньше ты не останавливала меня, а просила еще. Или кто-то другой делал это лучше меня?

Внимательно смотрит через зеркало в его лицо. Совсем другой, словно чужой, не ее сумасшедший мальчик.

Совсем не ее.

Стал старше, плечи шире, руки грубее и настойчивее. Хотя прошел всего один год, длинный, безумно одинокий, полный слез и терзаний год.

Юбка задирается выше, отодвигает тонкую полоску трусиков. Кира, словно парализованная, не может даже сдвинуться с места, только шепчет.

— Ян, пожалуйста. Не надо.

— Ты права, могут зайти.

Резко хватает за плечи и заталкивает в первую попавшуюся кабинку. Тут же ее юбка задирается до талии, настойчивые пальцы отодвигают в сторону белье.

— Почему ты такая мокрая?

— Ян, — дыхание сбивается, из груди вырывается то ли стон, то ли всхлип, когда пальцы мужчины проходятся по половым губам, собирая влагу ее возбуждения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Звук расстегивающегося ремня, шелест одежды. Резкий толчок, он заполняет ее сразу, до конца. Левой рукой задирая футболку и до боли сжимая грудь, оттягивает чашечку бюстгальтера, зажимает между пальцами затвердевший сосок.

— Черт, — хрипит, резко вбиваясь.

Моментальная волна удовольствия проносится по телу. Словно цунами, разрушая все на своем пути.

Толчок. Еще. Резко. До боли. До сладкого удовольствия, растекающегося по телу. Оргазм накрывает неожиданно, разрываясь огненным шаром в груди на мелкие частицы, разрывая на эти же частицы ее сознание. Кричит, закрывая рот ладонью, прикусывая ее.

Мужчина кончает следом, дергаясь внутри, теплая сперма стекает по его члену и бедрам. Он крепко, за шею, прижимает Киру к себе, часто дышит, до боли и хруста сжимая плечи.

— Думал, забуду. Не получилось.

Выходит так же резко, разжимая руки, Кира чуть не падает, хватается за стены. Позади нее хлопает дверь, льется вода.

— Ой, мужчина, а это женский туалет.

— Да? Я, видимо, перепутал. Уже ухожу.

— Ой, ну что вы. Вы ничуть не мешаете.

Женский смех, вода больше не льется. А Кира больше ничего не слышит.

Не видит.

Не чувствует.

Разворачивается, оседает на унитаз, зажимая рот рукой, глотая слезы и накатывающую истерику. Он даже не произнес ее имя. Ни разу. Воспользовался, как вещью, наказывая и унижая.

Она знает, за что.

Она заслужила.

Сидит так минут десять, руки трясутся, пытается выровнять дыхание, удерживая слезы, но, наконец, поднимается, вытираясь бумагой. Выходит, сумка валяется на полу, быстро умывается ледяной водой. Позади хлопает дверь, стук каблуков по кафелю.

— Нет, дорогая, я не знаю, приедем мы или нет, я не понимаю, что с ним, Ян такой нервный.

Кира медленно поворачивает голову в сторону, девушка стоит почти рядом, разговаривает по телефону, смотрит в зеркало, накручивая на палец светлую прядь волос.