Ольга Дашкова - Грешница

Она просто сидела в пустой квартире, не включая телевизор, радио, ноутбук, лишь иногда заряжала телефон, чтоб заказать еды, не себе, так хоть кошке. Животное не виновато в том, что его хозяйка такая дура.

Кира очень часто анализировала, почему так все произошло, могло ли сложиться все иначе? Могло, но не сложилось. Она так хотела все рассказать Яну, объяснить, чтоб он понял, сказать, как безумно скучает, но как только начинала эти внутренние монологи, слезы моментально душили. Она все надеялась, что время вылечит, так ведь говорят умные люди, но оно не лечило.

К концу третей недели, когда Кира, наконец, заснула в тревожном сне, под утро проснулась от режущей боли внизу живота. Схватилась рукой, громко застонав, провела вниз, между ног было горячо и влажно, это была кровь, много крови. Она пропитала все белье и простынь.

Киру словно резало изнутри прямо по живому, набрала скорую, обливаясь холодным потом, не понимая, что с ней происходит. Почти ничего не ела все это время, Кире не хватало сил, но когда позвонили в дверь, дошла, оставляя на полу кровавые следы, открыла, сразу теряя сознание, падая в руки доктору.

В той зыбкой черноте, где она пребывала целую вечность, было страшно, Кира там постоянно плакала, словно оплакивая самую великую потерю. Но оттуда ее выдернули голоса, один из них она узнала, но никак не могла понять, о чем они говорят.

— Как такое могло произойти? Ведь она молодая, здоровая.

— Причин может быть несколько, так сразу сказать не получится, надо пройти обследование, но хорошо, что быстро приехала скорая помощь. Иначе кровопотеря была бы гораздо больше. Тут не только хронические заболевания могут быть причиной, но и стресс, истощение организма могли сыграть роль.

— Хорошо, что позвонили мне. Я вообще думала, что она уехала к родителям.

— Ее привезли с телефоном в руке, отмыли от крови, разблокировали, вы самая первая были в вызовах.

Яркий свет резал глаза, что-то пищало, Кира снова почувствовала боль, но уже не такую резкую и острую, которая разрывала на части и лишала сознания. Хотела поднять голову, но не получалось, повернула ее, открыла глаза и замерла, уставившись на какой-то прибор, именно он пищал.

— Кира, как ты?

Света задела ее плечо, но Кира так и не повернулась, продолжая смотреть в одну точку, догадка того, что произошло, прошлась болью не только через тело, но и сознание. Сжала простыни пальцами, сцепила зубы, глотая слезы.

— Кир?

— Я знаю, Свет, — охрипшим голосом.

Подруга замолчала, присаживаясь рядом, поглаживая ее по руке.

— Мне жаль, милая.

— И мне.

— Почему ты ничего не сказала? Я ведь звонила, писала, я думала, что ты улетела к родителям на юг. Кир, поговори со мной, не молчи только.

— Мне нечего сказать, — Кира, наконец, повернулась, посмотрела на подругу, в глазах пустота и боль. — Я до того жалкая и ничтожная, что не достойна даже ребенка от него. Я все понимаю.

— Да что ты такое говоришь? Кир, я не узнаю тебя, да что случилось?

— Говорю, как есть. Оставь меня, пожалуйста, Свет. Потом, поговорим потом, я обещаю ничего не делать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Света хотела что-то сказать, но лишь кивнула и вышла.

Да, это был выкидыш, это был ребенок Яна. Это был ее ребенок, которого она потеряла. Даже эту малость ей не оставила судьба, словно она недостойна ничего, что связано с фамилией Кельман. Слабая, жалкая, ничтожная, — вот какая она. Она сама добровольно отдала свою любовь, точнее, променяла на спокойствие, а потом за это пришлось платить. Слишком высокая цена. Сама виновата.

Но слезы душили, вырвала иглы из вен, снова свернулась калачиком, прижимая колени к груди. Последний раз, она последний раз оплачет свою потерю и будет жить дальше. Жить, как получится.

— Прости меня, — шептала одними губами. — Прости, прости меня, маленький.

— Кира Витальевна, на второй линии Михайлов, соединить?

Кира закатила глаза, постучала карандашом по столу, откинулась на спинку кресла. Света, сидевшая рядом, начала тыкать пальцами в телефон и кивать головой.

— А ты сказала, что я в офисе?

— Нет, сказала, что посмотрю.

Света схватилась за голову и отвернулась к окну, за ним который день лил дождь. Май решил окончательно добить всех жителей города после бурного начала весны дождями и грозами.

— Нет, скажи, что меня нет на месте, да, спасибо, Галочка.

— Вот до чего противная ты, Кира, ну чего тебе стоит уважить мужичка и сходить с ним на свидание? Да хотя бы поговорить, выпить чашечку кофе, хоть что-то нормальное поесть, а не пельмени и замороженные обеды.

— Я с ним обедала уже.

— Когда? В октябре?

— Свет, не начинай, все хорошо.

— Я вижу, что хорошо. И как хорошо.

— Плохо смотришь.

— Кир, я смотрю и мне больно от того, что вижу, — Света так пронзительно на нее посмотрела, что самой Кире стало не по себе.

Она хотела еще что-то сказать, но на столе завибрировал мобильный, Кира давно живет так, на беззвучном режиме, чтоб не вздрагивать. Медленно посмотрела в его сторону, сердце все ровно гулко отбило пару ударов, хотя давно пора уже так не реагировать.

— Андрей Семенович, добрый день, — Кире пришлось ответить, выдавить из себя улыбку, Светка права, надо общаться с людьми, как можно с большим количеством людей, а не замыкаться в себе. — Да, извините, работы много, сами понимаете, сезон. Да, вы правы, дождь нам всегда сбивает все планы.

Их заказчик, Михайлов Андрей Семенович, тот самый, кому в прошлом году они делали дизайн участка, решил за ней приударить. Настойчиво, но деликатно звал на свидание, Кира отказывала. Он не досаждал и не напрягал, интересный собеседник и приятный мужчина. Высокий, слегка худощавый, на его участке они с Лехой и Светкой сделали миниатюрное ранчо, отговорив от кактусов, вышло красиво.

А еще Кира совершенно влюбилась в лошадей, что были у него, они казались ей существами из другого мира. Они чувствовали ее боль, ее состояние, рядом с ними Кира всегда плакала, слезы давали освобождение, после них дышалось легче.

— Да, конечно, давайте увидимся. Хорошо, я напишу, как освобожусь.

— Ну вот, Михайлов — классный мужик, а какой у него дом, ты помнишь? Разведен, кстати, воспитанный, успешный, у него преуспевающая фирма. Как я сразу не углядела его интерес к тебе?

— Справки навела уже? Мне не нужна его преуспевающая фирма, да и интерес тоже.

— Ой, что там наводить-то, по его глазам видно, что еще маленько, и его Кондратий хватит от чувств к тебе. Да и тебе вообще ничего не нужно в последнее время.

— Света.

Кира снова начала рисовать, это успокаивало. Карандаш плавно скользил по белоснежной поверхности, появлялись четкие линии, контуры, красивое обрамление чьей-то новой жизни, в новом доме. Какая там сложится жизнь, никто еще не знает, но так легко придумать все самой.

— Ну, чего ты себя хоронишь-то заживо? Всего тридцать три, молодая, красивая, все ведь хорошо, и детки еще будут.

Кира сжала карандаш так, что он сломался в руке. Посмотрела на подругу, Света лишь поджала губы, понимая, что сболтнула лишнее. Но надо было хоть как-то растормошить подругу.

— Я поеду, приезжай вечером, Офелию хоть повидаешь, а то кошка совсем забыла свою хозяйку. Мальчишки и Карпов будут тебе рады.

— Ей там лучше, чем со мной.

Света больше ничего не сказала, собрала сумку, вышла, тихо прикрыв дверь. Кира снова посмотрела в окно, вода потоками стекала по стеклу, размывая контуры, словно в глазах слезы. Но слез уже давно не было.

Год. Прошел почти год.

И вот, снова май, время идет, несмотря ни на какие события. Месяца сменяют друг друга, прошло лето, которого Кира практически не заметила, окунувшись в работу, хватаясь за любые проекты, лишь бы не быть одной, лишь бы не думать и не вспоминать ничего.

Временами хотелось выть от бессилия и безысходности случившегося, но ведь ничего нельзя было предугадать, сколько бы она ни прокручивала потом в голове исход событий. У него своя жизнь и блестящее будущее, у нее своя, какая получится.

Кира думала, что со временем станет легче. Стало, она привыкла к своей боли. Сжилась с ней, как с лучшей подругой, даже иногда смотрела, как он там живет, боясь мысленно произнести имя Яна. Его инстаграм пестрел фотографиями: новые места, красивые закаты, снежные вершины и штормовой океан, но ни на одной не было его самого.

Зимой стало совсем невыносимо, купила беговую дорожку и теперь по несколько часов в день Кира изводила себя до седьмого пота, только звук ее кроссовок по полотну и сериал в телефоне. Изводила так, чтоб упасть после душа в кровать и заснуть, чувствуя, как болят мышцы, а не только душа, но все равно просыпалась и смотрела в потолок.

О ребенке вспоминать было больнее, но доктор тогда сказал, что случившегося избежать было трудно. Она ведь и сама не знала, что беременна, совсем потеряла голову, а цикл был всегда нестабильный. Но это все оправдания, нелепые, но так нужные ей, ведь сейчас малышу было бы три месяца.

— Черт, — Кира встала, налила воды, выпила залпом целый бокал. К спиртному, после всего случившегося, она не прикасалась больше.

Прошлась по кабинету, разминая мышцы, одернула джинсовую короткую юбку, остановилась у окна. Кира ненавидела дождь, он напоминал тот день, парковку у ресторана, невыносимую духоту и ливень, что обрушился на город, как на нее — слова и условия Кельмана.

— Кир, как ты? — в кабинет заглянул Олег, модный пиджак, начищенные ботинки, на его фоне Кира была малолеткой в кроссовках и футболке.