У Синджина не было выбора, и Бергли никогда бы не отпустил его без особых указаний на то от Уильяма.

На секунду Мария опустила глаза. Даже по прошествии многих лет эти воспоминания ранили ее. И когда она снова взглянула на Челси, ее глаза, так похожие на глаза Синджина, печально потемнели. — Катарина покончила жизнь самоубийством вскоре после рождения Бо. Она приняла слишком большую дозу ландаума.

Уильям в записке Синджину, который был в Америке, сообщил, что ребенок также скончался. И я до сих пор чувствую свою вину — ведь трусости, малодушию нет прощения.

В комнате слегка подрагивало пламя свечей.

Мария тяжело вздохнула, комкая кружевной платок. И потом мягко добавила, глядя на Челси:

— Возможно, ты слышала обо мне и моей сестре, о сестрах Боурк из Уотерфорда. Наша семья носит благородную фамилию, но мы нуждались в деньгах.

Когда меня и Элизабет привезли в Лондон, мы прекрасно понимали, что должны выйти замуж по расчету за титулованных особ. Я не пытаюсь оправдываться, просто объясняю, что ожидали от семнадцатилетней девочки, чье единственное богатство было — ее красота. Я завидую тебе: твоей независимости, что ты можешь участвовать в скачках, можешь вести себя на равных с Синджином. У меня никогда не хватало мужества и воли воспрепятствовать Уильяму. Ведь он, в свою очередь, был по-своему щедр к моей семье.

У меня были две младшие сестры и брат, которым требовались деньги, чтобы чего-то достичь в жизни.

И для присмотра за престарелыми родителями тоже требовались деньги. И Уильям всегда следил за тем, чтобы о моих родственниках заботились и помогали им. Но он был непомерным гордецом и равнодушным истуканом, которому нужна «симпатичная куколка» в качестве жены, но не друг. Мы вели каждый свою жизнь. И если бы не смертельная опасность, которой я подвергалась при родах, Уильям не позволил бы мне прибавить имя Боурк к именам обоих моих сыновей. — Мария, казалось, ушла в себя в этот момент, вспоминая события многолетней давности. И, вернувшись в настоящее, она выпрямилась в кресле и опять слегка вздохнула. — Прости мне это отступление от темы разговора, но, может быть, ты лучше поймешь Синджина и некоторые его поступки. На чем я остановилась?

— Синджину сообщили о смерти Катарины и Бо.

«Боже», — подумала Челси, — как это было страшно для него — потерять любимую!" Она представила себе юношу, которого весть о кончине, любимых им людей застала где-то на краю света. В то же время Челси в глубине души чувствовала и свою вину — вину за то, что она хотела Синджина только для себя, вину за то, что смогла выслушать его мучительную историю и ощутить колоссальное, эгоистичное облегчение — Синджин теперь принадлежал только ей… Почти.

— Дай-ка вспомнить… — Мария попыталась восстановить в памяти верный ход событий.

— В ту же зиму Уильям внезапно умер от апоплексического удара, Синджин смог вернуться домой. Но прежде чем формально унаследовать все титулы, даже не успев поговорить с адвокатами, он отправился на, поиски могилы Катарины. Неделю спустя, запугав отца Катарины, он добыл-таки информацию о том, что его сын жив. Сенека приехал в Англию вместе с Синджином, и они без остановок и отдыха поехали на север, в Манчестер. И прибыли в дом одного медика, куда был отправлен Бо. Доктор же, которого отец Катарины предупредил о приезде Синджина и Сенеки, не подпускал их к дому, держа на прицеле мушкета. Отец Катарины, возлагая на Синджина вину за ее несчастье и смерть, не признавал его прав на ребенка, хотя, погрязши в ханжестве, не желал принять внука в свой дом, так как тот был незаконнорожденным. Наконец, Синджину удалось сломать парадную дверь дома, и, как рассказывает Сенека, он смел с пути вооруженного хозяина, будто его не существовало вовсе; обыскав весь дом, он сломал еще одну дверь наверху, за ней и сидел запертый Бо. Тогда ему было восемь месяцев, и Синджин обнаружил, что ребенок был серьезно болен. Тогда он жестоко избил доктора за скверное обращение с его сыном, и боюсь, что потом напал и на самого мистера Кэннинга. Но я не виню его. Бедный малыш едва дышал, когда я впервые увидела его, он был истощен до предела. Бо не протянул бы еще и нескольких дней, если бы не приезд Синджина. — Глаза Марии наполнились слезами при воспоминании о малыше, которого принес ей Синджин. Вскоре они потекли по щекам. — Это был кошмар, которого он никогда не забудет, — прошептала герцогиня. — Теперь ты понимаешь, насколько дорог ему Бо и какие чувства он может испытывать к другим детям. И несмотря на его дурную репутацию распутника, Синджин предельно осторожен и ограничивается связями с опытными, искушенными женщинами, которым дети не нужны.

А ты, должно быть, все перевернула в его сознании, дорогая. — Улыбка Марии напомнила Челси очаровательную, манящую улыбку Синджина. — Никогда раньше он не позволял себе идти против своих принципов.

— Он пытается.., ну.., быть осторожным… — Челси смущенно замолчала.

— Хотя и не всегда, — заметила герцогиня. — Теперь он столкнулся с дилеммой, которую не мог предвидеть. Бо уже в течение девяти лет безраздельно владеет его любовью и вниманием, и прости мне мою бестактность, но боюсь, что память о Катарине еще очень сильна. Синджин свято хранит, лелеет свою любовь к ней в идеальной, прозрачной чистоте — пусть даже и после смерти Катарины. Ведь она — воплощение его мечты юности.

Челси подумала, что лучше бы ей вообще не слышать этих слов. Как же возможно бороться с таким грозным, почти непобедимым соперником, как абсолютная память или неколебимая красота первой юношеской любви?

— Синджин покинул Англию, — между тем продолжала Мария, отвлекая Челси от мыслей о смутном образе молодой девушки, которую ее муж, быть Может, все еще любит. — Как только здоровье Бо позволило. Это была попытка убежать от своих же собственных воспоминаний. Синджин увез Бо во Флоренцию на год, но потеря Катарины преследовала его. А Бо стал смыслом жизни и спасением. Когда Синджин решил вернуться домой, ему был двадцать один. — В голосе Марии сквозила печаль о страданиях сына. — Он вернулся совсем другим человеком. Он уже не был тем юнцом, влюбленным до безумия, — Синджин стал циничным, практичным в отношениях с людьми и гораздо более сдержанным, будто пытался играть в игру, по правилам которой необходимо растрачивать как можно меньше эмоций. После Катарины у него пропало желание вступать в брак, по крайней мере, надолго. Ни с того ни с сего он вдруг понял необходимость иметь наследника герцогства, хотя с легкостью согласился на передачу титула сыновьям Дэмиена. Теперь ты понимаешь, — наконец, закончила герцогиня, порвав в волнении кружевной платочек на мелкие кусочки, — тень Катарины витала над моим сыном все эти годы.

Челси чувствовала, что теряет рассудок, думая о той безумной боли, которую пришлось пережить Синджину, Катарине и их сыну. Но, вспомнив его слова, сказанные вечером, Челси немного приободрилась. И хотя она искренне переживала его глубоко несчастное прошлое, радость ее открытия обнадеживала, придавала силы. По крайней мере, Челси поняла те бурные эмоции, которые владели Синджином и обусловливали его поведение.

— Я нравлюсь Бо, — произнесла она, подчеркивая важность этого факта.

— Он просто обожает тебя, и Синджин не может не признавать это, но в то же время это может служить причиной для беспокойства. Синджин очень привязан к сыну, и теперь ему придется смириться и как бы «поделить» Бо с кем-то еще. Мария улыбнулась:

— Ты буквально ворвалась в его жизнь, с огромной скоростью, и Синджин не знает, как ее укротить.

— Так же, как я не в состоянии выносить его непостоянный характер. — Челси усмехнулась. — Но все равно, спасибо вам за рассказ о матери Бо.

Челси была искренне благодарна герцогине.

— Синджин беседует с мальчиком о ней?

— Нет, Бо знает лишь, что его мама умерла вскоре после его рождения. Пока еще Бо мало лет, и он не интересуется подробностями. Домашние все время стараются занять его, поэтому Бо редко остается один. Да и Синджин, несмотря на свою холостяцкую жизнь, проводит с сыном очень много времени.

— Как вы думаете, Синджину очень не хотелось бы иметь еще одного наследника, который потеснил бы Бо?

— Право, не знаю. И думаю, Синджин тоже. Самое лучшее решение этой проблемы — избежать ее.

— Да, так и было до тех пор, пока мой отец не приволок его к алтарю.

— Пожалуй, да. — Мария усмехнулась. — Но не забывай о том, что ты первая сказала категорически «нет», в противном случае твоему отцу не пришлось бы так резко вмешаться. Поэтому, в известной степени Синджин тоже несет за все ответственность. И это еще один факт, с которым он столкнется лицом к лицу.

И возможно, если бы у всех отцов была воля, подобная воле Фергасона, Синджин был бы уже давно женатым.

— Отец всегда ни в грош не ставил власть англичан.

— Очевидно. А мой отец думал по-другому. И вот я здесь.

— И я этому очень рада и благодарна вам. — Челси радостно отпарировала:

— Вы подарили мне Синджина. И теперь я попытаюсь его удержать. Вы не против?

— Конечно же, нет, Синджин заслуживает счастья, которое ты даешь ему. Да благословит Господь твои старания.

Челси улыбнулась. Она почувствовала спокойную уверенность в душе.

— Спасибо, благодарю вас, не стоит. Я справлюсь сама…

Глава 38

Челси намеревалась прийти к Синджину с особым предложением — разумным и ясным, от которого тот не сможет отказаться.

Если он не хочет детей, на то его воля, пусть. Она понимает. Все, что ей нужно, — это подарить ей две недели его времени. И если по прошествии этого времени Синджин все еще будет убежден в необходимости расторгнуть брак, она просто уйдет. , Ну разве мог он отказать ей в этих двух коротких неделях?

Синджину было нечего терять. Челси была из тех, кто играл в азартную игру со ставкой «счастье», и Синджин причинял ей больше боли, чем радости, живя и одновременно не живя с ней. Пока Челси была в Лондоне, он сопровождал ее всюду: в опере, на спектаклях, на балах и раутах и даже раз на завтраке по приглашению герцогини Девоншир. Такая демонстрация супружеской привязанности блистательного Синджина Сейнт Джона вызывала толки, но сам он никогда не переходил границу дружеской вежливости.