– Что верно, то верно. – Меб плеснула горячей воды в чайник для заварки и встряхнула его.

– Нет, я хотела сказать, что ребенок похож на графа Уикхема. На Эйвери, кузена Пирса. – Она поджала губы, оглядела кухню небольшого домика, ставшего им пристанищем всего на два дня, и попыталась овладеть собой. Потом с трудом выдавила: – Девочка называет его папой.

– Но он ведь не скрывает своего отцовства. – Меб Дуглас воткнула ложечку в банку с чаем. – Стоило только спросить в магазине, кто обитает в большом доме, как меня тут же посвятили во все подробности. Я узнала, что его светлость только месяц назад явился сюда из заморских странствий без жены, но вместе с ребенком любви и даже нисколько не стыдится этого.

– Заморские странствия! – Лора потянула за ленточки шляпки. Хорошо бы задушить ими его светлость. – Он выкрал девочку в Дербишире, хотя для здешних людей, наверное, это графство вполне сойдет за заморскую территорию.

– Им об этом ничего не известно, ведь все случилось шесть лет назад, тогда он, видно, сразу же увез ребенка за границу. Он участвовал в работе Венского конгресса[1], потом помог уладить какие-то неурядицы в Нидерландах. Во всяком случае, так говорят. К тому же мистер Пирс умер, а лорд Уикхем как-никак является главой семейства. Здесь говорят, что он вкладывает деньги в это имение. – Служанка обдала чайные листья кипятком. – Возможно, он полагает, что обязан нести ответственность и за ребенка мистера Пирса, и за старый дом.

Логика Меб бесила Лору. Служанка рассуждала точно адвокат дьявола.

– Возможно, это так, но у ребенка была мать. – Она так яростно скрутила ленточку шляпки пальцами, что та порвалась. – Но у девочки есть мать. И это я.

– Верно. И в этом вся загвоздка. – Меб наполнила две шашки чаем и поставила их на стол. – А теперь пейте чай. – Служанка села. Эта пухлая особа средних лет, ростом ровно в пять футов, любившая распоряжаться, кивнула хозяйке с уверенностью женщины, присматривавшей за Лорой с тех самых пор, как той стукнуло десять лет. – Он знает, что вы мать девочки, но полагает, что вам она не нужна. Ему ведь неизвестно, что вы считали девочку умершей. Все дело в том, что вы собираетесь делать после того, как обнаружили ее?

– Он еще ни разу не видел меня.

Теперь, когда прошло первое эмоциональное потрясение, пора во всем спокойно разобраться. Лора ладонями разгладила складки юбки. Ей так надоели черные платья, которые приходилось носить с тех пор, как больше года назад от гриппа умерли родители. Ей хотелось сбросить траурные одежды и вернуться в общество, но то было до ужасной новости, перевернувшей ее мир. Теперь же черный цвет служил ей отличной маскировкой.

– У него нет ни малейшего повода усомниться, что я не та, за кого себя выдаю, – вдовствующая миссис Кэролайн Джордан, уединившаяся в провинции, чтобы восстановить силы и собраться с духом, прежде чем снова вернуться в общество.

– А как вы собираетесь познакомиться с холостяком-аристократом, который живет в большом доме, посреди парка? – Меб все еще рассуждала, следуя логике. Лора же не признавала логики. Ей хотелось, чтобы совершилось чудо, а если ничего такого не произойдет, дать волю слезам, гневу и… – А что вы сделаете, если вам и в самом деле удастся туда проникнуть? Выкрасть девочку?

– Откуда мне знать! – Лора закрыла глаза и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Извини, Меб. Я не хотела грубить. После того как обнаружились эти письма, я была одержима лишь одной мыслью – найти свою дочь. Я не думала ни о чем другом. И вот я нашла ее. А теперь понятия не имею, что делать дальше.

– Он называет ее Алисой, – заговорила Меб и коснулась руки Лоры. – Так мне говорили местные жители. Он зовет ее мисс Алисой Фолконер. Ее так и звали бы, если бы вы стали женой мистера Пирса. Не так ли?

У Лоры сдавило горло, было трудно говорить, найти нужные слова, когда в голове все смешалось. Но когда слова наконец слетели с ее уст, казалось, будто она не сможет остановиться.

– Ей шесть лет. Лишь однажды я слышала, как девочка вскрикнула, когда ее уносили. Затем мне сообщили, что она умерла. Сегодня я услышала от нее лишь одно слово, а ты назвала ее имя. Имя, которое тебе сообщили незнакомые люди. Я должна радоваться, что девочка жива и здорова, но чувствую себя так, будто снова потеряла ее. Как они могли так поступить со мной?

Как могли ее родители – уважаемые лорд и леди Хартленд – сказать ей, что ее ребенок умер? Как они могли тайком избавиться от ребенка, своей внучки?

Правда, девочка оказалась в руках семьи Браун, уважаемых фермеров, арендующих земли в одном из отдаленных имений графа, но даже при этом…

– Родители считали, что делают вам добро, – утешала ее Меб. – Ведь вам тогда было всего восемнадцать лет. Они думали, что два месяца спустя вы сможете появиться в светском обществе и никто ни о чем не догадается.

– Неужели? Интересно, что же я должна была сказать молодым людям, от которых ждали предложения руки и сердца? «Мне столь прискорбно, милорд, но я уже не девственница. Вообще-то у меня есть ребенок». Я могла бы скрыть потерю девственности. Думаю, в публичных домах давно известно, как проделать столь ловкий трюк. Однако неужели родители полагали, что найдется простак, который ни о чем не догадается? – Лора понимала, что дает выход гневу и горечи. И то и другое не делало ей чести. Но Лоре было все равно. Гнев и горечь помогли ей выдержать пять лондонских сезонов и обрести известность дебютантки с самой дурной репутацией.

Ее прозвали Грешной Девственницей, что было неслыханной насмешкой. Лора Кэмпион, дочь графа Хартленда, слыла легкомысленной, кокетливой и развязной девицей. Однако, к большому недовольству мужчин, бегавших за ней, и к досаде матрон, открыто осуждавших ее поведение, никто не осмеливался утверждать, что она уже совершила роковой шаг, ведущий к гибели.

Верно, на балах она пила шампанское, стоя на террасе. Верно, она ускользала в темные аллеи и позволяла целовать и ласкать себя, чего не допустила бы ни одна невинная девушка. Верно, она имела обыкновение носить платья, достойные молодой женщины легкого поведения, скакала на лошади, отдаваясь порыву, четыре раза подряд могла танцевать с одним и тем же партнером, если ей того хотелось.

Через пять сезонов любую другую женщину считали бы старой девой, достойной сострадания. Однако… Ни один джентльмен так и не смог заявить, что Лора отдалась ему, хотя во всех клубах Сент-Джеймса ставили на то, что такое неизбежно случится. Однако ее удалось заметить лишь целующейся с каким-то повесой за розовым кустом. Никто не мог отрицать, что Лора красива, весела и не подводит друзей. К тому же она была дочерью одного из самых богатых и влиятельных родителей, никому не уступавших по своему положению. Несмотря на обидное прозвище и осуждающие взгляды компаньонок благородных девиц, Грешная Девственница продолжала вести себя в обществе столь же беспечно, и никто не догадался, что смерть возлюбленного и потеря ребенка сокрушили все ее надежды.

– Если бы кто-то полюбил вас, для него это не имело бы никакого значения, – осмелилась предположить Меб.

Лора фыркнула. Однажды и ей в голову пришла такая мысль. Однако, наблюдая за мужчинами, она пришла к выводу, что они настоящие лицемеры. А найдись страдалец от безнадежной любви, ему уж точно было бы не все равно.

В январе 1815 года, когда Лора готовилась к очередному сезону, чтобы отвлечься от мрачных дум, ее родителей свалил грипп. Все случилось неожиданно и потрясло Лору. Через десять дней непрекращавшейся горячки родители скончались. Лора закрыла лицо черной вуалью, уединилась в Хартленд-Касл. Полное одиночество нарушали лишь редкие и неожиданные визиты мистера Бигелоу, адвоката, письма от кузена Джеймса, нового графа, сообщившего, что он пытается продать свой офицерский патент, чтобы вернуться домой.

Кузен Джеймс благодарил Лору за то, что та занимается делами имения, и советовал использовать все необходимые по ее усмотрению средства для того, чтобы перестроить вдовий дом в подходящее для нее новое жилище.

Спустя некоторое время Лора занялась этим, отправила в газету объявление о том, что подыскивает для себя компаньонку, но ни одна из кандидатур ей не понравилась. Она махнула рукой и решила пока обойтись без компаньонки. Ей вполне хватало общества Меб. Наконец спустя год после смерти родителей она стиснула зубы и начала просматривать личные вещи родителей, которые не были включены в завещание.

Меб молчала, пока хозяйка предавалась воспоминаниям. Вдруг Лора заметила, что Меб собирает чайную посуду и подбрасывает дрова в огонь.

– Как ты думаешь, почему мама сохранила все это? – неожиданно спросила Лора.

– Письма? – Меб встряхнула чайник и пожала плечами. – Никто ведь не собирается умирать так неожиданно. Никто не думает, что станут рыться в его личных вещах. Разве не так? Как-никак родители ведь не могли бросить свою внучку.

Эту шкатулку Лора нашла в запертом дорожном сундуке, забитом старыми отчетами, кулинарными книгами с загнутыми уголками, кучами давних счетов за платья. Она чуть не распорядилась снести все это вниз и сжечь, но вдруг заметила несколько листов с нотами. Лора вытащила их и отложила в сторону.

Однажды отец позволил какому-то антиквару раскопать древний холм на территории имения, и Лора вспомнила о нем, пока перебирала бумажные залежи, ставшие историей. Она вытаскивала листы с нотами и улыбнулась, обнаружив рецепт, в котором давался совет, как вернуть седым волосам естественный блеск, и вдруг сломала ноготь, наткнувшись на жесткую поверхность небольшой шкатулки, обитой железом.

Шкатулка была заперта, но Лора нашла ключ на цепочке, которую мать всегда носила с собой. Под крышкой обнаружилась аккуратная связка писем. Лора стала откладывать их в сторону, чтобы сжечь не читая, приняв за старые любовные письма. Ей не хотелось вникать в перипетии давней любви. Ей и своих приключений хватало. Вдруг Лора обратила внимание на почерк.