Мередит Рич - Грешки

Обвинитель, медленно прохаживаясь по залу, обратился к ней:

– Мисс Джонсон, правда ли, что вы и подсудимый Густав Палленберг состояли в незаконной связи?

Джуно судорожно вздохнула:

– Мы встречались эпизодически, но между нами все кончено.

– Встречались? Бросьте, мисс Джонсон. Разве вы познакомились с мистером Палленбергом и стали любовниками не в знаменитом ночном клубе на Сардинии? Ведь это произошло за целый год до смерти Нины Палленберг!

– Ну… да. Но я же сказала вам, что все кончено. – Джуно закусила губу.

– Кончено? Вы порвали с подсудимым до того, как получили от подсудимого заем в размере полумиллиона долларов?

– Я не знала…

– Эти деньги принадлежали мистеру Палленбергу или его жене?

– Я думала, что это банковский заем…

– Нас не интересует, что вы думали, мисс Джонсон.

Придерживайтесь фактов. Вы знали, из чьих денег финансировалась ваша доля в клубе «Ночная жизнь»?

– Тогда не знала.

– А теперь знаете?

– Да.

– Вы даже не подозревали, что этот заем сделан на деньги миссис Палленберг?

– Нет.

– Не кажется ли вам странным, что именно первый сберегательный банк, куда вам рекомендовал обратиться мистер Палленберг, предоставил заем в полмиллиона долларов, тогда как прочие банки отказали?

– Я не слишком хорошо разбираюсь в финансовых вопросах, мистер Шварц. Получив заем, я так обрадовалась, что не задумывалась об этом.

– Еще бы не обрадоваться! – ядовито заметил Шварц. – Но несмотря на радость, купленную за полмиллиона долларов, вы продолжаете утверждать, что между вами и мистером Палленбергом все кончено?

– Да… так оно и есть. И это был деловой заем, насколько я знала, предоставленный банком. Я уже начала выплаты в счет его погашения.

– Однако, по-видимому, двенадцатого июля, в день смерти Нины Палленберг, кончилось не все. Вас застали в объятиях мистера Палленберга в офисе вашего клуба. Этого вы не отрицаете?

– Это было не…

– Вы отрицаете, что были в объятиях мистера Палленберга?

– Нет, но…

– Правда ли, мисс Джонсон, что тогда вы сказали мистеру Палленбергу: «отделайся от Нины»? Вы произнесли эти слова, мисс Джонсон? Сказали «отделайся от Нины»?

– Да… но я имела в виду…

– Больше вопросов нет.

После того как обвинение закончило изложение своей версии, Эдмунд Картер в ходе перекрестного допроса продолжал опровергать факты, изобличающие его подзащитного.

Адвокат взял слово, чтобы изложить версию защиты.

Несмотря на предпринятые им удачные демарши, все еще оставались веские улики, свидетельствующие против его подзащитного: стрихнин был взят с псарни. Гас сам распорядился принести шампанское и икру, после чего отпустил слуг. Он написал записку о самоубийстве и принял валиум, ослабляющий действие яда… А самое главное – перерезанный телефонный провод.

Первая свидетельница, вызванная Картером, была полной неожиданностью для всех, ибо ее имя не фигурировало ни в одном из протоколов предварительного опроса свидетелей.

– Приглашается г-жа Шарон Клуни Вудс, – провозгласил секретарь.

Шарон Вудс, миловидная дама средних лет из ньюпортского высшего общества, рассказала суду о клинике доктора Гундхардта в Швейцарии и о пресловутом лекарстве. Сама Шарон тоже однажды побывала в клинике по настоятельной рекомендации Нины. После этого посещения она невероятно помолодела внешне и преисполнилась сил. Однако по прошествии нескольких месяцев, когда действие лекарства стало ослабевать, у нее зародились опасения. По словам г-жи Вудс, она убеждала Нину прекратить посещения клиники, о чем, насколько ей известно, просил жену и Гас Палленберг.

– Итак, г-жа Вудс, вы и мистер Палленберг уговаривали Нину не продолжать лечения?

– Да, но Нина не желала нас слушать и периодически отправлялась туда. Сначала раз в год, потом раз в несколько месяцев, когда бедняжка попала в зависимость от лекарства… И я заметила… – Шарон Вудс замялась.

– Заметили что, г-жа Вудс? Продолжайте, – приободрил ее Эдмунд Картер.

– Ну.. Нина всегда была веселая, общительная, легка на подъем, охотно ходила на вечеринки, с радостью ездила отдыхать. Но в последние два года все изменилось. Она перестала встречаться с друзьями, заметно нервничала, у нее то и дело менялось настроение. Разговаривая со мной по телефону, то плакала, то смеялась… Все это напоминало истерику. Я уверена, что во всем виновата клиника! Нина не принимала никаких лекарств, кроме витаминов и того снадобья. Мы все очень беспокоились за нее. Она была явно нездорова… Что-то с ней произошло.

Следующим свидетелем Картера был доктор Оррин Скотт. Он сказал, что Шарон Вудс не напрасно усомнилась в лекарстве.

– Оно было категорически запрещено фармацевтической ассоциацией, ибо ведет к распаду личности. Снадобье оказывает вначале кратковременное стимулирующее воздействие, например, разглаживает морщины. Но потом… Это все равно, что скручивать резиновый жгут. Когда отпустишь его, он громко хлопает, но с каждым разом хлопок становится все более вялым. Эластичность утрачивается, и жгут приходит в негодность.

Последним защита вызвала Гаса Палленберга. Спокойный и собранный, он направился к месту для свидетелей.

– Итак, мистер Палленберг, – обратился к подзащитному Картер, – вы единственный человек, способный рассказать суду, что происходило вечером 12 июля 1984 года. Советую вам также поведать о событиях, предшествовавших тому трагическому вечеру.

Гас рассказал о том, что происходило вечером Картер не прерывал его, не задавал наводящих вопросов.

Публика затаив дыхание слушала Гаса, а он, все больше волнуясь, говорил о том, как менялась его жена. Дойдя до того момента, когда он, охваченный непонятной дрожью, принял валиум, Гас едва сдержал слезы.

– Узнав о том, что задумала Нина, я почувствовал ужас и хотел позвать на помощь, но жена перерезала телефонный шнур. У нее начались судороги… Я не мог их остановить. Потом, держа Нину на руках, начал вдруг понимать, что она, возможно, права. Только смерть дала бы нам возможность вернуться к тому, что было раньше.

Но я не умер, – Гас покачал головой, словно удивляясь этому, – а стою здесь и снова борюсь за жизнь, даже не успев погоревать о Нине. Странно… Не правда ли?

Наконец судья Маккарти предложил присяжным вынести вердикт, и они – семеро женщин и пятеро мужчин – удалились на совещание.

– Я нанял машину на завтра. Мы приедем в суд пораньше и подождем вынесения вердикта – Спасибо, что позвонил. Алекс. Я очень ценю твою заботу, – сказала Джуно.

– А сейчас я хочу принять душ, переодеться и пригласить тебя на ужин.

– Нет… прости, но… я хотела сегодня пораньше лечь спать. И мне, пожалуй, лучше побыть одной.

– Ты уверена? Я мог бы прийти к тебе и посидеть молча. Просто чтобы быть под рукой, если понадоблюсь.

– Ты всегда нужен мне, Алекс. – Джуно рассмеялась, стараясь придать словам легкомысленный оттенок. – Но сегодня я действительно предпочитаю побыть одна.

– Ладно, тогда я заеду за тобой около восьми утра.

Позавтракаем в Уайт-Плейнз.

Джуно съела йогурт и посмотрела теленовости. Завтра по делу Палленберга будет вынесен вердикт.

Завтра все кончится – так или иначе. Состояние мучительной неизвестности слишком затянулось. Но как бы плохо ни было ей, Гасу в сто раз хуже.

Джуно много думала о том, что делать дальше, не сомневаясь в одном: в клуб «Ночная жизнь» она никогда уже не вернется. В суде и в прессе ее изобразили расчетливой «владелицей ночного клуба». А ведь Джуно никогда не была любительницей ночных клубов.

Она ввязалась в эту авантюру только из-за Лидии. Ей казалось очень приятным и интересным заняться общим делом вместе с ближайшей подругой. А чем все кончилось? Они с Лидией даже не разговаривают друг с другом!

Одно Джуно твердо знала, что больше никогда не позволит себе отгородиться работой от решения личных проблем и отношений с людьми. Она не позволит честолюбивым мечтам возобладать над реальной жизнью.

Игра не стоит свеч.

Самым интимным, недоступным для непосвященных уголком в «Ночной жизни» был «Сад на крыше».

В зимнее время его закрывал стеклянный купол, стены были увиты жасмином, в огромных вазонах цвели гардении и орхидеи, из подвесных кашпо свешивались побеги цветущей бугенвиллеи. Наружную террасу украшали вечнозеленые хвойные деревца, увешанные маленькими белыми фонариками.

Лидия сама зажгла свечи в настенных канделябрах и снова переставила приборы на столике, накрытом на две персоны. В дверь постучали.

– Алекс! – Она поцеловала его.

– Извини, я опоздал.

– Я рада, что ты пришел. – Лидия наполнила бокалы и протянула ему один из них. – Помнишь это?

Алекс пригубил вино:

– «Шато Мурдуа Бургейль»… урожай 1943 года.

Лидия усмехнулась.

– Ты не перестаешь изумлять меня. – Приподнявшись на цыпочки, она снова поцеловала его, и он нежно ответил ей. Но Лидии показалось, что мысли его витают далеко отсюда.

– Ну проходи… садись. Я заказала телячье филеминьон. Сказать, чтобы принесли?

За ужином они разговорились о судебном процессе.

– Бедняжка Джуно! Мне очень жаль, что все так получилось. Не поможешь ли разобраться с этим, Алекс?

Я очень страдаю из-за разрыва с ней.

– Джуно тоже страдает. Наберись терпения, Лидия.

Слишком много выпало на ее долю.

– Как ты думаешь, она вернется сюда?

Алекс задумчиво покачал головой:

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Клуб мы создали вместе. Без Джуно он мне не нужен. Кстати, Джанни Корелли уже не раз спрашивал, не собираемся ли мы его продать. – Она нерешительно взглянула на Алекса. – Я хотела бы поговорить с тобой кое о чем еще.

– О чем?

– Помнишь последний сценарий Бернара «Время взаймы»? Бернар уговаривает меня сыграть в этом фильме .и просит скорее дать ответ… Он собирается приступить к съемкам в марте, на побережье.