— Интимные отношения это неприятно? — поразился Пашка. — Да что же тебе так не везло по жизни!

— Издеваешься? — подозрительно спросила Катя.

— Самую малость, — сознался Африканец.

— Ну, ты и скотина, — печально заявила Катерина.

Пашка застыдился.

— Ладно, — подсел еще ближе, — не расстраивайся. Ничего же страшного не произошло. Может, тебе еще повезет в этой жизни.

— В смысле?

— Ну, встретишь нормального мужика, с которым интимные отношения будут приятными, — серьезно пояснил Африканец. — А если сильно повезет, то и очень приятными.

От возмущения Катерина задохнулась, схватила с маленького столика каталог, который Пашка просматривал вчера, и со всей силы стукнула его по голове.

— Идиот! Хам! И дурак!

— Вот странно, — Пашка потер ушибленное место, — почему ты всегда или обливаешь меня, или бьешь?

— Потому что ты этого заслуживаешь? — задала вопрос воспитательница.

— Интересно, чем?

Катя открыла рот, что бы ответить, но Африканец не дал ей такой возможности.

— Стоп! — и приложил ладонь к ее губам. — У меня к тебе деловое предложение. Слушать будешь?

Она согласно кивнула.

— Я не знаю, как там у меня работает после психологической травмы, которую ты мне нанесла, — заявил Павел. — Ты вообще живешь с убеждением, что интимные отношения это неприятно. Предлагаю провести эксперимент. Убедиться, что у меня все работает как надо, и что отношения это очень даже приятно. Ты как? Если согласна, кивни.

Он ничего такого не планировал, просто очень хотелось пошутить над воспитательницей.

Ну, не то, что бы не планировал, просто был на все сто процентов уверен, что Катерина стукнет его по дурной башке и уйдет к себе в комнату, прекратив, наконец, искушать своим аппетитным видом.

Но воспитательница моргнула пару раз, словно переваривая его предложение, и кивнула в знак согласия.

26.

Клянусь, это не я! Я не хотела! И вообще, я уже передумала!

Но Павел, словно прочитав мои панические мысли, убрал ладонь от моего рта, обеими руками обхватил за голову, так, чтобы я не могла пошевелиться, и лишил возможности отрицательно мотать головой. Отказаться я уже не могла!

Ну и что из того, что теперь рот был свободен, и ничто не мешало мне высказать свой отказ вслух? Не могла я отказаться! Ясно? Не — мог — ла!

— Не передумаешь? — спросил Родимцев, наклоняясь ко мне и продолжая удерживать мою голову.

Я зачем-то сжала зубы и сделала попытку пошевелить головой.

— Точно? — допытывался Павел.

— А ты? — задала встречный вопрос и для надежности ухватила его за футболку.

На всякий случай, чтобы не сбежал, если вдруг передумает.

Павел прижался лбом к моему лбу и ответил:

— Что я дурак, что ли, передумывать?

И так он это сказал, что у меня задрожало что-то внутри.

— Это просто эксперимент, — напомнила я, то ли себе, то ли ему.

Скорее даже себе, чтобы губы особо не раскатывала.

— Это самый захватывающий эксперимента, — поправил меня Родимцев.

— И никто никому ничего не должен, — продолжала вслух ставить себе рамки.

Но Павел не знал, что убеждала я в первую очередь саму себя (ну и что, что вслух, так надежнее) и ответил довольно странно.

— Если ты настаиваешь, то конечно. Хотя я и против.

И при этом он ласково гладил мои губы большими пальцами. Я так сосредоточилась на своих ощущениях, что смысл его слов просто прошел мимо меня. Но на всякий случай согласно кивнула. Пусть не думает, что я претендую на что-то серьезное, он ведь предупреждал, что против служебных романов. Я тоже, кстати, против. О том, что именно сейчас этот служебный роман закручивается лихой спиралью, у меня даже и мысли не возникло. Это же просто эксперимент! Как Павел сказал? Убедиться, что у него все работает и что отношения это очень даже приятно? Да, да, да! Я целиком и полностью за эксперимент. Особенно учитывая, что пальцы Павла опустились ниже и уже поглаживали мою шею. Оказывается, у меня очень чувствительная шея. От легких поглаживаний кожа покрылась мурашками, и стали дрожать коленки. Как девочка, честное слово!

А Павел, не сводя с меня глаз, продолжал исследовать мое тело, опускаясь все ниже. Вот его пальцы прошлись по моим плечам, оградили предплечья и пробежались по ладоням. Он сплел наши руки, откидываясь на спинку дивана и увлекая меня за собой.

Я аккуратно освободила свои руки и положила их ему на грудь. Потом вспомнила про эксперимент и решила, если уж экспериментировать, то на полную катушку. И запустила руки Павлу под футболку. Боже мой, вот это мышцы! Раньше я почему-то думала, что все эти накачанные красавчики с обложек модных журналов просто результат фотошопа. Но передо мной был живой мужчина с обалденной мускулатурой. Живой, теплый и удивительно приятный на ощупь. Я погладила Павла, пройдясь пальцами от ключиц до живота. Почувствовала, как напрягся его пресс, а руки сомкнулись на моей спине.

— Иди ко мне, — попросил Родимцев, подтягивая меня повыше. — Пожалуйста.

И наши лица оказались так близко, что я могла рассмотреть Павла до мельчайших подробностей.

У него нереально яркие голубые глаза и светлые, почти белые брови. Неожиданно темные ресницы. Так не бывает, но я это отчетливо вижу. Смуглая, немного обветренная кожа, а губы, наоборот, кажутся мягкими и нежными. Мне очень-очень нужно проверить: такие ли они на вкус, как кажутся. И я тянусь к Павлу навстречу. И почту дотягиваюсь. Успеваю чуть прикоснуться к его рту, ощутить, как по моим губам скользнул его язык и …..

— Пап, — раздается со стороны спальни, — а кого мы сегодня будем смотреть?

Мы с Павлом замерли, глядя друг другу в глаза, и разочарованно простонали.

— Дети цветы жизни, — напомнила неуверенно.

— Ага, — согласился Родимцев, — на могилах родителей.

И оба тяжело вздохнули.

— Катюша, — позвал Ванька, — ты еще спишь?

Я вопросительно посмотрела на Родимцева — старшего: я еще сплю или как?

— Поспишь тут, — проворчал он в ответ, снял меня с себя и пересадил на диван, поморщился болезненно и хмыкнул.

Перевела взгляд с его лица ниже. Значительно ниже. Конечно, я не специалист, но мне кажется, что с таким, как он выразился, стояком, ходить крайне неудобно, а о том, что бы показаться на глаза ребенку и речи быть не может.

Павел заметил, куда я смотрю, и сделал жалобное лицо.

— Тяжело, — пожаловался он мне.

— Не расстраивайся, — утешила его. — Все будет хорошо.

И, видимо от большого ума, положила руку ему на промежность. И погладила. Что бы успокоить, да.

Павел глубоко вздохнул и чуть качнулся бедрами навстречу моей руке. Совершенно машинально, сжала пальцы.

— Катяя, — прошипел Родимцев.

— Прости, — взмолилась и опять погладила.


Уж очень мне понравилось то, что ощущалось под рукой.

— Катя! — в голосе Павла поубавилось томных ноток, зато появились протестующие. — Еще раз так сделаешь, и я кончу тебе в руку!

Я отдернула ладонь и покраснела, как перезревший помидор.

— Так не бывает! — вырвалось у меня помимо воли.

Язык мой — враг мой.

Павел внимательно посмотрел на меня и ответил:

— Может, и не бывает, но одно твое движение, и будет.

И меня окатило горячей волной возбуждения.

— Папа! Катюша! — опять позвал Родимцев — младший.

— Уже идем! — отозвался его отец и добавил, обращаясь ко мне: — Иди к нему, пожалуйста. Я пока успокоюсь.

— Как? — задала дурацкий вопрос.

— Подрочу в душе, — насмешливо ответил Павел.

От такой откровенности я повторно покраснела, а этот гад рассмеялся:

— Ты так забавно краснеешь, просто прелесть. Кать, ну что я могу сделать? Постою под холодной водой, успокоюсь. Не ходить же мне в таком виде на людях. Еще подумают, что я опасный маньяк. Зоофил, к примеру.

— Почему зоофил? — не поняла я.

— Возбуждаюсь от вида диких животных.

— Здесь нет диких животных, — возразила ему.

— Катя, — попросил Павел, — иди уже, пожалуйста. А то еще немного, и никакой душ мне не поможет. Придется тебе оказывать посильную помощь пострадавшему, потому как рукоблудием я заниматься не собираюсь.

— Я готова, — ляпнула в очередной раз и пояснила, чтобы у Павла уж точно никаких сомнений не осталось: — Оказать посильную помощь.

И почувствовала себя совсем сумасшедшей. За кого он теперь меня примет? Решит, что я опасная нимфоманка?

Но Родимцев улыбнулся мне как-то очень нежно, привлек себе и поцеловал. Легко, почти невесомо. Потом поднялся с дивана вместе со мной, поправил мои волосы, вернул мою футболку на положенное ей место и ответил:

— Кать, первый раз должен быть другим. Я хочу, что бы у нас было много времени друг для друга, и чтобы никто не мешал. Поэтому ты идешь к сыну, я в душ. Встречаемся через пятнадцать минут, и идем на завтрак.

И вот он правильно сказал, а я все равно почувствовала разочарование. Павел это заметил и продолжил:

— Эксперимент продолжим позже.

— У тебя все работает, — напомнила ему.

— Пока да, — согласился Родимцев, — но нужно убедиться в этом до конца.

И посмотрев, как удивленно вытянулось мое лицо, засмеялся и ушел. Он издевается?

И все-таки Павел мне очень-очень-очень нравился. Нравился так сильно, что я готова была забыть про свои принципы и закрутить служебный роман. Хотя, почему готова? Кажется, я уже вполне успешно этот самый роман закрутила. Вот только чем это для меня закончится? Думать о грустном абсолютно не хотелось, настроение было чудесным. Поэтому я решительно прогнала упаднические мысли (думать, чем могут закончиться отношения, которые только-только начинаются — глупость страшная) и пошла к Ваньке. Любовь любовью, а ребенком заниматься нужно.