Я смотрела на Аданну во все глаза. Господи, это все неправда. Такого не бывает. Мы живем в двадцать первом веке, сейчас отцы не продают дочерей, мужья не насилуют жен, а те их не травят. Хотя. Что мы можем знать о том, что твориться за закрытыми дверьми спален?

— Как ты узнала, что твой сын жив?

— Отец сказал. После торжественных похорон позвал к себе и рассказал, что ребенок жив и находится в лагере для детей — альбиносов в другой стране.

— А ты?

— Я? Ты что, правда, думаешь, что я какой-то монстр? — Аданна пристально посмотрела на меня. — А ведь действительно думаешь. Чистенькая мышка. Какой бы он ни был, это мой сын. И я захотела его забрать. Но отец был против. Пришлось договариваться.

— Его ты тоже поила травками?

— Осуждаешь? Да кто ты такая?

— Не осуждаю, — сказала я правду. — Как я могу тебя осуждать? Ты ведь права, я живу в совершенно другом мире.

— Отца пришлось долго уговаривать. В итоге мы пришли к соглашению. Он мне сказал, где живет Иму, я пообещала быть хорошей дочерью и оказывать ему некоторую поддержку. Потом он нашел Африканца. Дальше ты знаешь.

— Зачем ты отдала ребенка Африканцу? — не могла не спросить я.

Аданна грустно усмехнулась

— Я так ждала его, так мечтала о встрече, — ответила она задумчиво. — Представляла себе, как мы будем жить вместе. Не здесь, тут для Иму жизни не будет. Я сразу поняла, что его нужно отправлять в Европу. Но я бы поехала с ним. Или, если отец был бы против моего переезда, приезжала так часто, как могла.

— Надо думать, твои планы поменялись?

— Я не люблю своего сына, — прямо ответила Аданна. — И не знаю, смогу ли полюбить. Я смотрю на него и вижу совершенно чужого мне ребенка. И никаких эмоций он во мне не вызывает. Иму это понял сразу, я чуть позже. Поэтому решила, что до отъезда мальчик поживет у Африканца, тем более что Иван почти ровесник Иму. Зачем мучить ребенка и мучиться самой? Так что не смей осуждать меня, воспитательница.

Мне нечего было ей ответить. Я посмотрела на бассейн, где резвились мальчики, на Александра, сидящего у бортика и наблюдающего за детскими играми. Как я могу осуждать эту женщину? Да, она мне категорически не нравится. Но что я знаю о ней? И какое право имею ее судить?

— Ты еще поплачь, — сказала Аданна насмешливо.

И эта фраза разом перечеркнула появившиеся было добрые чувства к ней.

— Ты зачем мне все это рассказала? — спросила прямо.

— Не знаю, — ответила она беззаботно. — Захотелось. Я никому об этом не рассказывала, ты первая. Так что цени, белая мышка.

Она поднялась и пошла в сторону бассейна.

— И кстати, — кинула через плечо, — я подумываю выйти замуж за твоего хозяина.


21.

— Папа, — услышал за спиной Африканец, — у меня к тебе серьезный разговор.

— Тогда пойдем в кабинет, — предложил сыну, — если разговор действительно серьезный.

Ванька кивнул в подтверждение своих слов.

Пашка пропустил сына вперед и стал подниматься за ним по лестнице. И когда он только успел вырасти? Еще совсем недавно ползал по ковру, мочил подгузники и радостно пускал слюни при виде папы. А сейчас вот уже, пожалуйста, «серьезный разговор».

Они вошли в кабинет, Ванька сел в кресло, Пешка устроился напротив.

— Я тебя слушаю, — сказал сыну.

Мальчишка помялся немного, потом вдохнул глубоко, как перед прыжком на глубину, и выдал решительно:

— Тебе Катюша нравится?

Ну, вот и приехали! На самом деле, для Африканца этот вопрос сына неожиданностью не стал. Видя, как замечательно Ванька поладил с воспитательницей, как привязался к ней за столь недолгое время, Родимцев понимал: рано или поздно, но у сына появится мысль оставить Катю в семье на, так сказать, постоянной основе. Ребенку нужна мать, это тоже не было секретом для Пашки. Нужна, конечно. Да где же ее взять? Не может же Африканец жениться просто для того, что бы у Ваньки была полноценная семья! Нет, в принципе, ради сына, Пашка мог бы так поступить, но он совершенно точно знал, что такая женитьба, по расчету, никому не принесет счастья. Ни ему, ни сыну.

А сын продолжал:

— Она красивая, умная, добрая, много знает и хорошо готовит.

— Ты считаешь, что для женитьбы этого достаточно? — спросил Африканец.

— Она меня любит! — выдвинул Ванька железный аргумент.

«Любит», — мысленно согласился Родимцев. В том, что наемная воспитательница искренне привязалась к его сыну, Пашка ни секунды не сомневался. Да это было видно невооруженным глазом. Пусть Катерина не профессиональный педагог, но Ванька стал для нее родным. Она заботилась о мальчике, оберегала, любила. Наверное, именно так и относятся мамы к своим детям. Наверное, так делала бы и Имени, если бы была жива.

— Вань, для женитьбы этого мало, увы.

— Я понимаю, — согласился мальчик, — поэтому и спрашиваю: она тебе нравится? Только честно.

— Нравится, — ответил Африканец.

— Очень?

Пашка задумался. Катерина ему нравилась, возможно, даже больше, чем это было позволительно в их ситуации. Нет, точно больше. Если бы Африканец решил жениться по расчету, чтобы у них была полноценная семья, то выбор пал бы на воспитательницу. Тут Ванька прав: красивая, умная, добрая. И ребенка любит. Вот только мало этого для того, что бы стать женой. Африканец был уверен — одного «нравится» для семьи недостаточно. Должно быть что-то еще. Любовь, единение душ, что-то, что заставляет сердце биться быстрее, что делает другого человека близким, важным, единственным. Ну и страсть, естественно, никто не отменял. Некстати вспомнилось, как обнимал воспитательницу ночью. «Ну, с этим у нас полный порядок», — хмыкнул про себя.

Ванька смотрел на него серьезно, все еще ожидая ответа на свой вопрос. И Пашка ответил:

— Очень.

— Тогда тебе нужно на ней жениться, — выдал ребенок.

У детей все просто: нравится — женись. Может быть, действительно стоит смотреть на жизнь проще?

— Иван, а если я ей не нравлюсь?

— Нравишься, я спрашивал, — успокоил отца Ванька.

— И замуж она за меня согласна пойти?

— Нет, — сын печально вздохнул, — замуж не согласна. Но это ничего не значит!

— Как так?

— Она же девочка, — стал объяснять Африканцу ребенок. — А девочки часто не знают, чего хотят.

— И как же нам быть? — Пашке стало интересно, что придумал его предприимчивый сын.

— Нужно быть решительнее, — сообщил Ванька. — Ухаживать за ней, цветы дарить, внимание оказывать. Она увидит, какой ты внимательный и обязательно в тебя влюбится. А потом ты ее уговоришь выйти за тебя замуж. Не переживай, я помогу.

Пашка рассмеялся.

— И что смешного? — обиделся Ванька. — Я же для нас стараюсь! У всех есть мамы, даже у Иму есть. А у меня нет! Я тоже хочу! И что бы ты был не один, что бы другие женщины к нам не приходили!

Мальчик готов был расплакаться. Африканец подошел к сыну, взял его на руки.

— Ну что ты, — поцеловал в макушку, — только не плачь. Я же все понимаю, Вань. Но и ты пойми. Нельзя заставить человека любить. А без любви, какая семья получится?

Ванька обхватил руками мощную отцовскую шею, прижался губами к самому уху и прошептал:

— А ты полюби ее, папочка! Пожалуйста! И она тебя обязательно полюбит! Надо только немножко постараться!

У Пашки защемило сердце и захотелось набить кому-нибудь морду. Ну, разве виноват его сын, что вот так сложилась у них жизнь?

Африканец сына любил. С того момента, как взял его, новорожденного, на руки, Ванька стал самым главным человеком в его жизни. Все было для него. Пашка готов быть звезду для Ваньки достать, но воскрешать мертвых было не в его силах. Если бы только тогда, много лет назад, он мог предположить, что все так сложится! Он бы никогда не оставил дома жену с ребенком. Увез бы, спрятал, окружил глухой стеной и нанял взвод спецназовцев для охраны. Был уверен, что ни одна живая душа не знает об их местонахождении. Ошибся. Очередная война в маленьком африканском государстве, Африканец был столице, когда узнал, что на деревню, в которой жили его жена и сын, напали. Он знал, что не успеет. Даже если вырвет себе жилы, просто физически не успеет доехать. По стечению обстоятельств, старый друг Егор Рокотов тоже был в стране. И что самое важное, в нескольких часах езды от деревни. Ни минут не сомневаясь, Пашка позвонил Рокотову с просьбой о помощи. Но Рок не успел.


Пашка до мельчайших подробностей помнит тот день. Безумную гонку по разбитым и пыльным дорогам, рев мотора, распахнутые ворота его дома.

Он нашел жену по пороге детской. Видимо, она пыталась помешать бандитам войти в детскую, к сыну. Когда Пашка приехал, Имани была уже мертва. В доме не было ни Ваньки, ни Рока. Никого. Пашка опустился перед женой на колени. Опытный воин, он понимал, что с такими ранами, как у Имани, не выживают. Бандиты вспороли женщине живот, оставив истекать кровью. Африканец аккуратно поднял тело и перенес на кровать. Уложил бережно, словно опасаясь разбудить. Накрыл тонким покрывалом, которое она так любила. Сел на пол, рядом с ней, взял тонкую руку. Столько лет прошло, а он до сих пор помнит, как выл, прижимая к губам ее холодную ладонь. Он просидел над телом больше суток, пока не пришла старая нянька. Она долго просила его отпустить руку любимой, дать пришедшим с ней женщинам подготовить Имани к похоронам. Поначалу Пашка даже не понимал, что от него хотят. Отказывался выходить из комнаты, рычал, как зверь, когда нянька пыталась приблизиться к кровати. И как только ей удалось вывести его из спальни?

Потом Рокотов привез Ваньку, передал его Африканцу. Пашка прижимал маленькое тельце к себе и с ненавистью смотрел на бывшего друга. Это он оставил умирать раненную Имани.