— Пусти, — Аддана лягнула его. — Пусти или клянусь, я убью тебя!

— Ножом для резки бумаги? — насмешливо поинтересовался Родимцев.

— Пусти, — упрямо повторила женщина.

Родимцев отпустил ее и сделал шаг назад. Выдохнул, успокаиваясь. Вернулся в кресло.

— Я спросил: что ты будешь делать с сыном? — повторил опять.

— Суп из него сварю, — рыкнула Аддана, потирая шею.

— Я не хотел сделать тебе больно, — Пашка внимательно посмотрел на ее шею. Кажется, он перестарался, и на шее останутся следы его руки.

— Знаю, — Аддана обошла стол и села. — Ты хотел показать, кто из нас двоих сильнее.

— Прости, — злость прошла, и стало стыдно.

Аддана Лезеди внимательно посмотрела на Африканца.

— Я не сержусь, сама нарывалась.

— Ты хотела посмотреть, как далеко я зайду.

— Хотела.

— Больше так не делай, — попросил Пашка.

— Я знаю, нельзя дергать льва за усы, — согласилась Аддана.

— Ты ответишь на мой вопрос?

— Что я могу с ним сделать? Это мой сын.

— Ты бросила его, — возразил Пашка. — Отправила в другую страну, в лагерь для отбросов.

— Да что ты знаешь? — рассердилась женщина. — Что ты можешь знать обо мне и моем ребенке?!

— Я видел достаточно.

— Это не твое дело! Я не буду оправдываться перед тобой.

— Просто ответь на вопрос. Разве это сложно?

— Ты будешь охранять его еще два месяца, потом он уедет.

— Нашла еще один лагерь для альбиносов? Подальше?

— Он уедет в Англию, — рассердилась Аддана. — Будет жить частном пансионе.

— Ты шутишь? — удивился Африканец. — Или врешь?

— Да кто ты такой, чтобы я врала тебе? Не зарывайся, ты всего лишь наемник.

— Почему в Англию?

— Там он будет в безопасности.

Пашка смотрел на Аддану, пытаясь понять: врет она или говорит правду.

Игнорируя его пристальный взгляд, Аддана Лезеди достала из ящика стола толстую пачку купюр, перетянутую резинкой и положила перед Африканцем.

— Это половина твоего гонорара. Остальное получишь, когда самолет с моим сыном приземлится в Лондоне.

Пашка взял деньги и кивнул, соглашаясь.

— А теперь иди, — Аддана встала из-за стола. — Я хочу увидеть сына.

Африканец встал следом за ней.

— Приезжай завтра утром, — сказала женщина.

— До завтра, — попрощался Африканец и пошел к дверям.

— Если еще раз попробуешь дотронуться до меня без моего согласия, — раздалось ему в спину, — пожалеешь. Горло перегрызу.

Пашка не стал ничего отвечать, молча вышел из кабинета и аккуратно закрыл за собой дверь.


15.

Ванька сломал руку, и виновата в этом была я.

После полдника мы проводили время у бассейна. Компанию нам составлял Александр. Охрана держалась от нас на расстоянии, а Саша как-то быстро подружился с Ванечкой. Я не лезла в их мужскую дружбу, наблюдая со стороны. Саша мне нравился. Спокойный, вежливый и немногословный. На меня он почти не обращал внимания, а вот с Иваном готов был проводить все свободное время.

Я намазала Ваньку солнцезащитным кремом, поправила на нем кепку и не удержалась, поцеловала в шоколадную щечку.

— Катюша, пусти! — он вывернулся и побежал к воде.

— Вань, аккуратнее. Пол скользкий, упадешь.

Но мальчик только рассмеялся. Его занесло на мокром кафеле, Саша еле успел его поймать.

— Иван!

— Ну, Катя!

Они продолжили играть в воде, я сидела рядом, наблюдая за своим подопечным.

Ванька смеялся, прыгая в воду. Саша ловил его, подбрасывал над головой и сажал на бортик бассейна. Как будто почувствовав чей-то взгляд, повернула голову. В саду стоял Родимцев и с улыбкой смотрел на сына. Именно в этот момент Ванька его и увидел.

— Папа! — радостно вскрикнул мальчик и бросился к отцу.

Павел раскинул руки ему навстречу, а меня кольнуло нехорошее предчувствие.

— Ваня, — позвала, — осторожнее!

Но озорной мальчишка не обратил внимания на мое предостережение. Он несся к Павлу, сломя голову. А через секунду детская ножка подвернулась на скользкой плитке, он неловко взмахнул руками и упал на спину, ударившись головой. Раздался детский крик.

— Ваня! — я кинулась к нему, но Родимцев меня опередил.

— Не трогай!

Упала перед ребенком на колени, протянула к нему руки.

— Не трогай, — повторил Павел.

Перевела взгляд на Родимцева. Он не хочет, что бы я трогала его сына? Не доверяет?

— Катя, — к нам подошел Александр, — нужно убедиться, что с Ваней все нормально.

Он присел рядом с нами.

— Катяяяяя, — плакал Ванька.

— Мой хороший, — я сжала руки, — потерпи. Сейчас все будет хорошо.

Павел аккуратно ощупывал сына.

— Нужно ехать в клинику, — сказал наконец, — делать рентген.

— У меня болит рука, — продолжал плакать мальчик.

Саша взял его за руку.

— Кажется, у него перелом, — сказал он. — Нужно к врачу.

— Катя, — отдал распоряжение Павел, — собирайся.

Я опрометью кинулась в дом, бегом поднялась к себе в комнату и натянула шорты и майку прямо на мокрый купальник. Черт с ним, по дороге высохнет.

Когда выбежала из дома, Павел уже сидел на заднем сидении своего джипа с сыном на руках.

— Садись вперед, — обратился он ко мне. — Саша, давай за руль.

До частной клиники мы домчались в рекордно короткое время. Саша пошел за врачом, мы с Родимцевым и Ванькой остались ждать в приемном покое. Мне было стыдно, я чувствовала себя виноватой в том, что произошло с Иваном. Ведь знала же про скользкий пол, уже несколько раз обращала внимание на это. Почему же не сказала, чтобы хоть дорожку какую-нибудь постелили? А теперь у мальчика перелом руки, а может быть что-нибудь и похуже. Вдруг сотрясение или что-то с позвоночником?

— Это моя вина, — стараясь не смотреть на Павла, сказала ему.

— В смысле?

— Я знала, что там скользко. Рано или поздно, но Ванька мог упасть. Я знала и ничего не сделала.

В этот момент к нам подошел врач, и Родимцев понес сына на рентген.

А вернувшись, задал мне вопрос:

— Ты что, правда, считаешь себя виноватой?

— Но я ведь за него отвечаю, — понуро опустила голову.

— Катя, а тебе обязательно нужно чувствовать себя виноватой?

— Но ведь это правда.

— А давай чуть позже будем плакать, — в голосе Павла послышалось раздражение. — Сначала Ванька, потом все остальное.

Чувство вины только усилилось. Какая же я дура! Родимцев переживает за ребенка, а я лезу к нему с глупостями. Нашла время каяться!

У Вани оказался перелом, а еще шишка на затылке и устрашающих размеров синяк на спине. Врач, осматривающий мальчика, рекомендовал оставить его на несколько дней в клинике, чтобы понаблюдать за динамикой. Я порывалась остаться с Ванькой, но Родимцев в приказном порядке велел ехать домой. С сыном он оставил Александра.

Мы возвращались в дом, я продолжала казниться чувством вины. И ведь понимала, что моя вина весьма условна, но ничего не могла с собой сделать. Так жалко было малыша. Как вспомню его слезы и «Катюша, мне больно», так сердце замирает.

Родимцев время от времени посматривал на меня, словно проверяя, все ли со мной в порядке. Видимо, решил, что нет.


— Пойдем, — сказал, когда мы вернулись. — С тобой нужно что-то делать.

— Ничего не нужно, — попыталась протестовать, но Павел не жалал меня слушать.

— Катерина, пойдем, — повторил со значением. — Тебе нужно выпить.

— В такую жару? Я не буду.

— Вместо лекарства.

Он подхватил меня под локоть и повел в гостиную, усадил на диван и буквально силком всучил стакан.

— Пей, — продолжал командовать. — Залпом.

Я опрокинула в себя темную жидкость и закашлялась, горло обожгло огнем.

— Что это? — прохрипела, прижимая руку к горлу.

— Виски, — Павел пожал плечами и сел в кресло напротив.

— Я не пью виски, — кажется, у меня из глаз потекли слезы. — Я вообще не пью крепкие напитки!

— Надо когда-нибудь начинать, — спокойно ответил Павел, делая глоток из своего стакана.

— Я обожгла пищевод!

— Да ладно, — «успокоил» меня Павел. — Зато успокоилась.

— Это что, такой метод лечения?

— Хороший же виски, — Родимцев отобрал у меня стакан и опять наполнил его. — Давай-ка повторим.

— Опять?

— Давай-давай.

Я сделала глубокий вдох и опрокинула в себя новую порцию спиртного.

На этот раз темная, остро пахнущая жидкость проскользнула, как по маслу. Павел, внимательно наблюдавший за мной, прокомментировал:

— Уже лучше. Да?

Прислушалась к себе. Горло уже не першило, а по телу разливалось тепло. И руки не тряслись, а чувство вины отступило.

— Да, — пришлось признать. — Спасибо.

— Кать, глупо винить себя в том, что произошло, — Павел пересел ко мне на диван. — Дети бегают, падают. Иногда что-то себе ломают.

— Я знала про плитку, нужно было что-то с ней сделать.

— И что же? — хмыкнул Павел. — Ты действительно считаешь, что могла что-то сделать с ней? Отодрать и положить новую?

— Нет. Но я могла положить хотя бы коврик.

— Катяяя, — насмешливо протянул Родимцев — старший, — ну поплачь еще, что можно было завернуть пацана в вату. Тогда бы точно не ушибся.

— Он маленький!

— Он мужчина, — возразил Павел.

— Но еще такой маленький, — я почувствовала, что в глазах опять защипало от слез.

Павел присмотрелся ко мне и неожиданно предложил:

— А давай еще по стаканчику. Только не плачь.