— Вот увидишь, он будет в полном порядке.

Обернулся к Изабель:

— Присматривайте за ней получше, мисс.

В Майами тоже шел дождь, хлестал тяжелыми, теплыми струями. От асфальта поднимался пар. Жозе Эстевес ждал их у выхода из аэропорта. Небольшого роста, неприметный, в легком костюме, с полиэтиленовым плащом на руке. Он представился как руководитель секретных операций Управления по борьбе с наркотиками юго-восточного округа и показал удостоверение.

— Лудо вне опасности, — ободряюще произнес он. — Состояние его стабилизировалось. Он вас ждет.

Они ехали в неприметном автомобиле неопределенного цвета. В машине Кристиан вновь охватила паника.

Она побелела, как призрак, сжала руку Изабель.

— Он меня прогнал. Он не хочет ребенка. И выгляжу я ужасно. Надо было переодеться. Нет, я не могу сейчас встретиться с ним. Иза, что мне делать?

Прошло всего шесть дней, и она была все в тех же белых джинсах и полосатой рубашке, в которых летела в Англию, однако ей казалось, будто миновала целая вечность.

— И не думай об этом, — махнула рукой Изабель.

Кого волнуют тряпки в такой момент.

Больница округа Дэйд ничем не отличалась от прочих заведений подобного рода. Яркие лампы, безликие голоса, вызывающие врачей по пейджеру, блестящий линолеум, сильный запах дезинфекции.

Они поднялись на огромном, переполненном до отказа лифте на третий этаж, прошли за Эстевесом по длинному коридору и остановились наконец перед закрытой дверью, ничем не отличавшейся от прочих, если бы не два вооруженных охранника. И если бы за дверью не лежал Лудо Корей.

— Входи, Крис. Мы с мистером Эстевесом подождем здесь.

Кристиан в ужасе смотрела на Изабель:

— Иза! Ну пожалуйста!

Дверь открылась, и они вошли все вместе.

Он не сводил глаз с двери. Изможденный человек с черными жесткими волосами, с глазами, горящими от нетерпения.

Изабель заметила этот огонь в его глазах и надеялась, что Кристиан его тоже видит.

Кристиан вся напряглась, сжала руки в кулаки.

— Лудо… О Боже, радость моя, любовь моя, ты жив!

Как я за тебя боялась!

Лудо лежал совершенно неподвижно, не в состоянии даже пальцем пошевелить — кисти рук у него были перевязаны, из них торчали иголки. Однако Изабель, словно наяву, увидела странную картину: здоровый золотоволосый человек встретил Кристиан посредине комнаты, и они слились в таком страстном объятии, что в комнате, казалось, стало нечем дышать. Изабель даже зажмурилась.

А потом Кристиан кинулась к Лудо. Гладила его плечи, целовала лицо, губы, волосы, очень осторожно и нежно, чтобы не причинить боли.

Лудо заговорил слабым голосом:

— Крис, прости меня… насчет ребенка. Я совсем не то хотел сказать…

Эстевес приблизился к Кристиан:

— Не больше десяти минут. Потом он должен отдыхать. — Он повернулся к Изабель. — Мисс Уинн, может быть, мы с вами пойдем выпьем по чашечке кофе?

Вечером Изабель и Кристиан сидели у окна в номере отеля. Кристиан, утомленная до последней степени и в то же время ликующая, вся светилась счастьем. Изабель искренне радовалась за сестру. Что же касается ее самой, то она, пожалуй, никогда в жизни не чувствовала себя столь одинокой, покинутой. Никогда раньше не видела она такой всепоглощающей любви и никогда до этого не ощущала такой пустоты внутри.

Завтра она улетит в Лос-Анджелес — нет никакого смысла здесь оставаться, она будет им только мешать, — а Кристиан переселится в другой отель, поближе к больнице.

— Он мне все рассказал, Иза. Сказал, почему вначале не хотел ребенка.

— Почему же?

На самом деле мысли Изабель уже переключились на другие, более земные вещи. Надо позвонить горничной, чтобы занялась ее одеждой, и коридорной, чтобы принесли бутылку водки в номер.

Кристиан хихикнула, чуть-чуть истерически. Нервы ее на пределе, заметила Изабель. Ей необходимо принять горячую ванну и проспать не меньше шестнадцати часов.

— Знаешь, это звучит так глупо. Сначала я не могла поверить. При первой же мысли о ребенке он сразу представил себе, каким был он сам в детстве. — Кристиан пересказала трагические видения Лудо. — Но я сказала ему, что это ведь мой ребенок. Наш ребенок. Мы будем дорожить им, любить его.

Кристиан разрыдалась, потом начала смеяться сквозь слезы.

— На это он ответил, что не знает, как любить ребенка, потому что у него самого никогда не было родителей.

Он ведь незаконнорожденный. Я сказала, что я тоже незаконнорожденная. О, Иза, ты не можешь себе представить, как я его люблю. Я так счастлива, что готова умереть.

— Это чудесно, дорогая, и я счастлива за тебя.

Изабель надеялась, что это прозвучало достаточно убедительно, тем более что она говорила правду. Возможно, однако, ее слова прозвучали чересчур убедительно, потому что Кристиан неожиданно взглянула на нее с подозрением. Но в следующий момент устыдилась собственного эгоизма. Она ведь чуть не забыла о разговоре с Арран прошлой ночью и о том, что она обещала Арран.

— Пойду приму душ, — произнесла в этот момент Изабель.

Как только дверь ванной комнаты закрылась за ней, Кристиан выбежала из номера и поспешила вниз к телефону.

В Майами сейчас семь часов вечера, значит, в Лос-Анджелесе четыре часа дня.

Она позвонила в два места. Сначала Чарлин Гувер — секретарше Дэвиса Уиттэкера. Та очень неохотно, после долгих уговоров согласилась выполнить ее просьбу.

Потом она разыскала Рефуджио Рамиреса в ресторане под названием «Ла Каса дель Соль». Рамирес с восторгом откликнулся на ее предложение:

— Вот здорово, бэби. Всегда об этом мечтал.

На следующее утро, взглянув на себя в зеркало, Изабель поняла, что не может позволить себе появиться на людях в таком виде. Что она чувствует — это одно, как выглядит — совсем другое. Надела черный костюм от Шанель, обведенные темными кругами глаза спрятала за темными очками.

Кристиан — сама забота и внимание — заказала специальный прощальный завтрак. Заметив душевное состояние Изабель, позвонила в Лос-Анджелес и заказала машину — встретить Изабель в аэропорту.

Несмотря на все это, Изабель во время нескончаемого, хотя и вполне благополучного перелета ощущала лишь страшную усталость. После выпитой накануне водки невыносимо болела голова. Вчера ночью, прежде чем напиться, она долго сидела на постели, глядя на спящую Кристиан, такую молодую, свежую, улыбающуюся во сне. Она мечтала о Лудо, о ребенке, о счастье, ожидавшем ее впереди. В ту минуту Изабель готова была ее ударить.

В лос-анджелесском аэропорту ее встретил худощавый узколицый водитель в серой форменной фуражке, взял у нее багажные ярлыки, заботливо провел через терминалы, мимо оборачивающихся вслед людей и широко раскрытых глаз. Вокруг слышался громкий возбужденный шепот.

— Смотри-ка, мама, это ведь Изабель Уинн?

— Вот здорово! Только приехали в Л. — А, и тут же встретили настоящую кинозвезду.

В Лос-Анджелесе, как всегда, стояла жара. В воздухе висел удушающий смог. Пока они шли от аэропорта до длинного белого автомобиля с затемненными стеклами, Изабель совсем ослабела от духоты. Сумочка свинцовым грузом висела на плече.

Водитель открыл дверцу машины:

— Прошу. Кондиционер включен на полную мощность.

Изабель с облегчением нырнула внутрь, в прохладу, опустилась на мягкое сиденье… и обнаружила, что она в машине не одна.

Стройная фигура в хорошо скроенном сером костюме, склоненная темноволосая голова, раскрытый кейс с бумагами… Человек заговорил, не поднимая головы:

— Добро пожаловать домой. Надеюсь, все прошло хорошо. Извини, что не вышел навстречу, но…

У Изабель перехватило дыхание:

— Дэвис Уиттэкер! Какого черта тебе нужно в моей машине?

Сзади хлопнула дверца. Тучная приземистая фигура взгромоздилась на водительское сиденье. Передняя дверца захлопнулась, «кадиллак» взревел и рванул с места, взвизгнув шинами.

Потрясение в янтарных глазах Дэвиса уступило место изумлению, которое постепенно сменилось яростью:

— Это что еще за игры такие! Водитель!

Он постучал в стеклянную перегородку.

Рефуджио Рамирес полуобернулся, широко ухмыляясь из-под козырька водительской кепки, которая была ему явно мала.

Изабель задохнулась от удивления:

— О Господи! А где же… тот… другой… Не могу поверить…

Лимузин на бешеной скорости промчался по Бульвару века, свернул на автостраду Сан-Диего. Рамирес вел машину так, словно это был не «кадиллак», а «мазератти». Изабель и Дэвис беспомощно сидели прижатые к спинкам силой скорости.

Изабель повернулась к Дэвису и заговорила, пытаясь перекричать шум автомобиля:

— Послушай… Это не игра. Это какая-то ошибка.

Останови машину! Рефуджио! Какого черта! Останови машину!

Рамирес не обращал внимания.

— Не имеет смысла кричать. Переговорное устройство не работает, — произнес Дэвис. — Ошибка!

— Ну конечно! Или ты думаешь, я могла все это подстроить?

— Кто-то, во всяком случае, это сделал.

— Но кто? Когда? С какой целью? Ой!

Автомобиль резко накренился на повороте. Их швырнуло друг к другу. Кейс упал на пол, бумаги рассыпались.

— Черт побери! Рамирес!

Два грузовичка, пикап и рейсовый автобус остались позади. Теперь они нагоняли черный «порше-турбо», который в конце концов уступил дорогу, свернув на среднюю полосу. Они поравнялись со старым «меркури», полным мексиканцев, и сбавили скорость.

Дэвис со злостью колотил в стеклянную перегородку, отделявшую водителя от пассажиров. Рамирес, не оборачиваясь, оторвал руки от руля и отрицательно помахал ими.

— Ради Бога, оставь его в покое, — прокричала Изабель. — Скажи лучше, зачем ты приехал в аэропорт?

— Встречал Джули Фарлоу. Она снималась в Нью-Йорке и возвращалась через Майами.

— Но, Дэвис… меня все это время не было в Штатах.

Откуда я могла это знать?

— А вот это ты мне скажи.