— Прошу вас, не надо! Это звучит так, будто я ломаю комедию.

Харт ответил глубоким горловым смешком. Если бы медведь умел смеяться, подумала Арран, наверное, это звучало бы примерно так. Харт вообще очень напоминал медведя. Сильные мускулистые руки, плечи и грудь, копна седеющих волос, тяжелые черные брови. И под этой клетчатой рубашкой, наверное, густая растительность…

Представив себе обнаженную грудь Харта, Арран снова вспыхнула.

— Я всегда считала себя неудачницей.

— Не понимаю почему. По-моему, вас никак нельзя назвать неудачницей.

Он внимательно изучал ее тонкое лицо, огромные невинные глаза. С трудом преодолел искушение коснуться мягких темно-каштановых волос и бархатистой кожи лица. Опустил глаза на свои огромные руки фермера. Какой же он неуклюжий! Настоящий сельский олух…

Позже они медленно шли рядом по усыпанной гравием дорожке к загону для лошадей и озеру, где уже собирались в стаи канадские гуси. Ночную тишину нарушал лишь шелест ветра в вершинах сосен да шорох какой-нибудь птицы в тростнике.

Они стояли бок о бок, опершись руками о перила, спиной к ранчо.

— Что бы сказали прежние магнаты-скотопромышленники, если бы могли все это увидеть? — задумчиво проговорила Арран. — Вы ведь родом с Запада?

— Из Айдахо. Но мои родители никогда не были ни скотопромышленниками, ни магнатами. Мы выращивали картофель на ферме.

— Фермеры… выращивали картофель… Необычное прошлое для киносценариста.

— Я получил стипендию за победы в футболе и по, ступил в колледж. Предполагалось, что буду специализироваться в сельском хозяйстве. Но я прошел два дополнительных курса по писательскому мастерству. С этого все и началось.

— Боже правый! А что сказали родители, когда вы сбежали в Голливуд?

Он опять хохотнул своим медвежьим смешком.

— Будучи добропорядочными, достойными людьми и приверженцами методистской церкви, они всерьез решили, что я продал душу дьяволу. Харт, мальчик, повторяли они, там же полно всяких проходимцев и проституток. Мы каждый вечер будем молиться, чтобы Бог уберег тебя от искушений. Они ни разу не были в Лос-Анджелесе. Думаю, что и не приедут до конца жизни.

— Даже на церемонию вручения награды не приезжали?

— Нет.

— Как жаль. Они бы так порадовались за вас.

— Они и порадовались. По-своему. Смотрели церемонию по телевизору, вместе со всеми своими друзьями, за кофе и пирогом.

Харт проводил Арран до дверей и поцеловал на прощание. В прохладном ночном воздухе пахло сосной.

— Вы необыкновенная женщина. Я и не думал, что такие еще существуют.

Губы у него были твердые и теплые. Арран положила голову ему на плечо. Так ее еще никогда не целовали.

Ласково, нежно…

— Как вам удалось остаться такой? — пробормотал он. — Такой чистой и неиспорченной… такой нежной.

Вот кто ей нужен. Такой человек, как Харт. Сильный, .любящий, способный защитить ее от себя самой. С ним она будет в безопасности. А может быть, она уже в него влюбилась?

Ощущая почти невыносимое счастье, Арран позволила себе ответить на его поцелуй.

Оставшаяся часть недели пролетела незаметно.

Арран прожила ее, как в счастливом сне. Вечерами они с Хартом надевали теплые куртки и, взявшись за руки, гуляли под сверкающими звездами. Говорили о себе.

Харт сейчас жил в Напа-Вэлли, где у него был дом с небольшим виноградником. С картофелем он покончил, однако фермер всегда остается фермером, с усмешкой говорил он. Описывал вид из своего дома, дубовые рощи, виноградные лозы, горные хребты за долиной, меняющие в течение дня цвет от золотистого и зеленого до туманно-синего и пурпурно-черного.

— Я уже, наверное, никогда не смог бы жить в городе. Слава Богу, в этом и нет необходимости.

Арран рассказала ему о своей новой книге, в которой действие разворачивается в ночлежке для бездомных в самой мрачной части города. Рассказала о героях книги — проститутках, попрошайках, пьяницах.

— Боюсь, что это будет очень городская книга.

— Как ты думаешь, могла бы ты работать в деревне?

Или ты заряжаешься энергией только от городских улиц?

Тебе обязательно быть рядом со своими героями?

— Для этой книги, наверное, да. Вот когда я ее закончу…

Расставшись с ним, она долго сидела у окна, слушая шелест ветра в вершинах сосен, глядя на луну, думая о том, что Напа-Вэлли находится всего в пятидесяти милях от Сан-Франциско и что она сможет к нему туда приезжать. Мечтала о жизни на винограднике вместе с Хартом.

Ей не хотелось ложиться в постель, из страха, что приснится кто-нибудь другой…

Проснулась она с дикой головной болью и острейшей депрессией, какой никогда еще не испытывала за всю свою жизнь. Слава Богу, что сегодня пятница — ее последний семинар. Каким-то образом ей удалось довести его до конца. Она сидела мертвенно-бледная, напряженная, как струна. Ставшие уже привычными похвалы ее таланту сегодня не доставляли ни малейшего удовольствия, казались грубой лестью. Кого они хотят провести!

Она прекрасно знает себе цену и без них. Арран с трудом пересилила искушение выложить им все, высказать этим бесталанным дуракам, что она думает об их ничтожных стишках и рассказиках.

После ужина устроили грандиозный вечер для всех участников конференции. В небольшом грузовичке прибыло трио живописных музыкантов, с бакенбардами, в комбинезонах и клетчатых рубашках. Гитара, банджо и аккордеон. До полуночи они наигрывали местные мелодии и быстрые танцы. После отъезда музыкантов наиболее раскованные из гостей двинулись к ванне, скинули с себя одежду, с шумом и хохотом залезли в горячую воду, от которой шел пар.

К этому времени даже Харт выпил достаточно виски, для того чтобы забыть о своем методистском воспитании, и абсолютно голый забрался в ванну вместе со всеми.

Арран, едва различимая сквозь густой пар, бледная, худенькая, изящная, прижалась к нему в воде, просунула руку между его ног, провела длинными пальцами вдоль мошонки. Услышала, как он задохнулся. Захватила руками напрягшийся пенис. Все его большое тело напряглось.

Он повернул к ней голову. Выражения его лица она не увидела, только отблески света в глазах.

— Господи! — выдохнул он.

Арран методично поглаживала его под водой. Головная боль бесследно прошла. Она чувствовала силу, энергию и холод внутри.

— Я хочу уйти отсюда. Пойдем ко мне. Пошли же, Харт.

Он никогда не слышал, чтобы Арран говорила таким тоном — жестким, высокомерным. Против собственной воли он подчинился. Неловко выбрался из горячей ванны, прикрывая руками восставшую плоть, захватил одежду и бутылку. Арран легко выскользнула из воды, изящная, с маленькой напрягшейся грудью. Все то же тело, которое ему так нравилось, однако перевозбужденному Харту показалось, будто в эту знакомую оболочку вселилась незнакомка. Первый порыв желания прошел.

Он не узнавал свою Арран, нежную, большеглазую, невинную, ту, что хотелось защищать от всего мира. Сейчас он наблюдал за ее новыми, незнакомыми движениями хищницы с ощущением, что надо защитить мир от Арран.

— Ну же, скорей!

Она тащила его мимо освещенных окон компьютерного зала и даже не остановилась, чтобы дать ему возможность натянуть брюки.

Ему было холодно, стыдно, неловко.

— Скорее! — повторяла она.

Войдя к себе в комнату и захлопнув дверь, она повела его к кровати, села, обхватила его бедра своими тонкими изящными руками, взяла его опавший пенис в рот и начала ласкать, пока он снова не напрягся. Выпустила пенис, легла на спину, широко раздвинула бедра и начала щекотать себе соски, пока они не встали. Харт в шоке смотрел на нее.

— В чем дело? Чего ты ждешь? Я готова. Я готова, говорю тебе!

— Ты пьяная.

— Ну и что?

Она рванулась к нему.

— Иди же ко мне. Войди в меня.

Она физически чувствовала, насколько он шокирован. Ну конечно, его дорогая, нежная невинная девочка оказалась вовсе не такой невинной, как он предполагал.

Дурак! Остолоп! Да, она развращенная и грязная. А насколько развращенная, она ему сейчас покажет.

До этого вечера Харт желал Арран так, как ни одну женщину на свете. Он даже не думал, что можно так сильно желать кого-нибудь. Но теперь… нет! Он ее больше не хочет. Но тут, к собственному ужасу и отвращению, он почувствовал, как наливается, встает и пульсирует член. Он не мог остановить себя, он делал все, что она ему приказывала… и получал от этого удовольствие.

— А так тебе нравится, Харт? — Арран прижалась к нему ягодицами. — Так ведь еще приятнее? О Господи, какое ощущение! Так еще острее. Ну давай же, давай, не останавливайся! Я хочу почувствовать, как ты войдешь в меня там.

Потом она рванула пояс из своих джинсов и приказала ему ударить ее.

— Какого черта! Ты мужчина или нет? Я хочу почувствовать кожу на теле.

Она распласталась на постели, подставляя грудь, живот, широко раскинутые бедра. Он отказался ударить ее, и тогда она накинулась на него, вонзила длинные ногти. Харт потерял контроль над собой, с силой ударил ее по лицу, и в этот момент у нее наступил оргазм, безрадостный и ужасающий. Она схватила его руку, втиснула ее между бедер с силой, какой Харт никогда в ней не подозревал.

Через некоторое время с чувством стыда и опустошенности он молча оделся. С ощущением, что его просто использовали. Стоял у кровати, глядя на нее, а она смотрела на него снизу вверх сияющими глазами.

Он заговорил ровным голосом, стараясь побороть отвращение:

— Ты нездорова, Арран. Тебе надо срочно пойти к психиатру.

Она засмеялась ему в лицо сухим безжизненным смехом.

Раздался щелчок двери и звук удаляющихся шагов.

Как только он ушел, Арран крепко заснула, насытившаяся, удовлетворенная, торжествующая.

Наутро она проснулась с тяжелым осадком, который — когда она вспомнила все, что произошло, — сменился чувством острого, непереносимого стыда. Все утро, до самого прибытия автобусов, Арран пряталась в своей комнате. Автобусы прибыли, чтобы отвезти всех в аэропорт в Шеридан. На протяжении всей дороги, сославшись на мигрень, она сидела, отвернувшись к окну и не проронив ни слова. До самого отлета она думала только о своем доме в Норт-Бич, о своей маленькой квартирке, где можно будет закрыться от всех, забраться под одеяло и заснуть. Хорошо бы навсегда.