Изабель оторвала ножку цыпленка с решимостью, от которой Дэвис поморщился. Стала с аппетитом жевать безукоризненными белыми зубами. Изящно поднесла ко рту вилку с последней порцией капустного салата, запила его пивом. И выбросила неприятные мысли из головы.

Она давно уже научилась это делать. Жизнь показала, что, если отложить разрешение трудных проблем на достаточно длительный срок, они разрешатся сами собой.

Растянувшись на покрывале, Изабель закрыла глаза.

Дэвис, не торопясь, упаковал остатки еды. Осторожно погладил ее по животу.

— Наелась?

— М-м-м. Все было просто прекрасно.

— Вот и хорошо.

Он на секунду задержал руку на ее животе, ощущая жар ее тела, слушая биение собственного сердца.

Небо над их головами потемнело и стало пурпурным.

Показались первые звезды.

Впервые за весь вечер Дэвис почувствовал, как сквозь обреченность и уныние пробивается оптимизм.

В конце концов ей только восемнадцать. Несмотря на кажущуюся самоуверенность, она всего лишь неопытная наивная девочка в чужой стране, без средств к существованию, без родных и друзей, если не считать его самого и Дженнингсов.

Скоро она начнет самостоятельную жизнь, но он все равно останется ей нужен. Без него она будет беззащитна.

Вероятно, она еще и с мальчиками-то не встречалась. Не говоря уже о любовнике. Дэвис припомнил, с каким аппетитом она поглощала еду. Будем надеяться, что и в другом у нее такой же хороший аппетит. Не будучи слишком самоуверенным человеком, Дэвис тем не менее знал, что в постели способен на многое. При ее неопытности — возможно, она вообще еще девственница — он может сделать так, что она никого другого не захочет.

Сейчас, пожалуй, самое время начать.

Дэвис встал, легонько толкнул Изабель.

— Пошли, спящая красавица. Пора ехать.

Глава 4

Кристиан блаженно откинулась на красном кожаном сиденье, бездумно наблюдая, как звезды движутся по небу. Томми на бешеной скорости гнал машину по крутой дороге каньона, поворот за поворотом, вверх, вверх и снова вверх, пока они не выехали на ровное шоссе. Огни Лос-Анджелеса остались позади, внизу, развернувшись в бесконечный чудесный ковер.

Машина въехала в величественные ворота и остановилась перед длинным, низким домом, построенным в стиле ранчо, с массивными резными дверями, возможно, попавшими сюда прямо из какого-нибудь испанского колониального собора.

— Ну, вот мы и дома, — объявил Томми.

— Какой красивый!

— Подожди, пока не увидишь, что там внутри. Мама его весь выпотрошила.

Он открыл перед ней тяжелые двери. Кристиан вошла в дом… и остановилась, потрясенная. Ничего подобного она в жизни не видела и даже не представляла себе, что такое бывает. Это вовсе и не похоже на дом.

Помещение огромное, как ангар, высотой в два этажа, казалось абсолютно пустым. Здесь совсем не было мебели, во всяком случае, в привычном смысле этого слова.

Ни кресел, ни диванов — только покрытые белыми коврами участки пола, похожие на лунные кратеры, окружавшие какие-то абстрактные скопления металлических трубок и плоскостей, служивших, по всей видимости, кофейными столиками. В дальнем конце с левой стороны, вероятно, находилась столовая, с черно-белыми изразцами и большим столом из куска зеленоватого мрамора не правильной формы, закрепленного медной проволокой. Справа, над массивным камином, светилось зловещего вида полотно, написанное масляными красками в оранжевых, красных и черных тонах. Окна из зеркального стекла, достигающие в высоту пятнадцати футов, выходили на низину, в которой лежал Лос-Анджелес.

У Кристиан перехватило дыхание:

— О Господи! О Томми…

— Что, нравится? Здорово, правда? Не то что всякое традиционное дерьмо.

Кристиан непроизвольно вздрогнула. Изе, наверное, здесь понравилось бы. Но ей почему-то стало страшно.

Глядя через огромную стеклянную стену в никуда, она почувствовала приступ головокружения. Как будто висишь в воздухе. Не очень приятное ощущение.

Она последовала за Томми туда, где была столовая.

— Ну, как тебе вид отсюда? — произнес он небрежно. — Бассейн видишь?

Еще бы, подумала Кристиан. Вот он, огромный, выдающийся вперед на краю скалы, нависает над домом.

— Если случится землетрясение и скала треснет, вода может…

— Да, наверное, — беспечно ответил Томми. — Посмотри-ка лучше сюда. — Он дотронулся до панели с кнопками на стене.

Как будто в театре, свет начал гаснуть. В зеленоватом призрачном освещении показался огромный круглый резервуар. Сверкнули выпученные испуганные глаза рыб.

— Мы кормим этих паршивцев живыми мышами.

Кристиан снова содрогнулась.

Еще одна часть стены бесшумно сдвинулась в сторону, как декорации в театре. Открылся сверкающий, вполне современный бар.

— Шампанского! — воскликнул Томми. — Мы должны отпраздновать сегодняшнюю победу.

Он достал из холодильника бутылку, опытной рукой открыл ее, наполнил высокие хрустальные бокалы, не пролив ни капли. Кристиан, все еще не в силах преодолеть ужас и отвращение по поводу живых мышей, сейчас почувствовала себя еще хуже. Невозможно поверить, что этот изысканный и в то же время бессердечный молодой человек — тот самый милый Томми, ее семнадцатилетний партнер по теннису. Кристиан с невольным чувством стыда вспомнила, как по дороге сюда представляла себе уютный дом и родителей — мистера и миссис Миллер — в гостиной, обитой ситцем, как у Дженнингсов. Как они пьют кофе и читают газеты или смотрят телевизор. Представляла, как они поздравят их с победой.

— Где твои родители?

Томми указал на бокал.

— Да ты пей. Родители? Отчим уехал куда-то на восток. А Джулия на Ферме.

— О… так у вас есть ферма? Я думала, твой отец — юрист или что-то в этом роде. А кто такая Джулия? Твоя сестра?

— Мать.

Томми налил себе еще шампанского.

— Нет, у нас нет никакой фермы. То, что мы здесь называем Фермой, это… психушка, что ли. Мать в запое.

Ей надо протрезвиться.

— Понятно. Значит, мы здесь одни…

Не глупи, пыталась успокоить себя Кристиан, это же Томми. Однако это был совсем не тот Томми, которого она знала. Ей стало неуютно в его обществе.

— Точно! Совсем одни. Слуги живут в другом месте.

Он подошел к ней, сильной рукой обхватил за шею, привлек к себе.

— Ну же, расслабься, партнерша.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, но поцелуй получился неловким. Носы их прижались друг к другу, а выпученные глаза Томми напомнили ей рыб в огромном аквариуме.

— Ааах…

Он отодвинулся от нее. Шампанское из его бокала пролилось ей на платье.

— О, Крисси…

Он снова впился в ее губы. Бокал упал на пол и разбился вдребезги. Кристиан почувствовала его зубы на своих губах, его язык у себя во рту. Он притянул ее к себе так, что стало больно. Кристиан попыталась вырваться.

— Не надо сопротивляться, Крисси. Не надо сопротивляться.

Он подхватил ее на руки, как пушинку.

— Поехали. Ты еще не видела наши спальни.

Зубы его игриво, но чувствительно больно впились в ее шею.

Все было совсем не так, как она себе представляла.

Кристиан, Арран и Изабель десятки раз обсуждали, что происходит, когда девушка теряет невинность. Они читали об этом в книгах, разговаривали об этом с друзьями, даже обращались с вопросами к матери.

— Конечно, сначала будет немножко больно, — говорила практичная Изабель.

Но каждая думала про себя, что с нежным и внимательным любовником боль не будет иметь значения.

И каждая с нетерпением ждала, когда же произойдет это захватывающее, романтическое событие.

Теперь, столкнувшись с этим в реальности, Кристиан испытывала лишь ужас и отвращение. Она чувствовала себя в ловушке. Томми, оказавшись на своей собственной территории, превратился из милого, обаятельного, благовоспитанного юноши в надменного и агрессивного типа.

Отказа он не примет, и помощи ждать неоткуда.

Они уже были в спальне его родителей.

— Ну как тебе? Здорово, да? Мать сейчас переживает фазу джунглей.

На полу лежал ковер бриллиантово-зеленого цвета.

Кровать, огромная, какой Кристиан никогда в жизни не видела, завалена шкурами экзотических зверей. Во всю стену — картина с изображением джунглей. Громадные деревья, трава, острая, как лезвия ножей, какого-то плотоядного вида цветы с мясистыми лепестками и толстыми стеблями, словно требовавшие живых существ на завтрак. И сквозь всю эту пышную растительность просвечивали пронзительные желтые глаза и извивающееся тело гигантской змеи, полосатая шкура тигра и волосатый тарантул размером с большого щенка. Остальную часть комнаты занимали живые растения, такие же до неприличия сочные и мясистые, как на картине.

Потолок был выкрашен в черный цвет.

Одним мановением руки Томми что-то переключил, и вся комната погрузилась в темноту, а черный потолок превратился в ночное небо с огромными звездами и еще более огромной кроваво-красной тропической луной.

Послышались треск сверчков, вопли обезьян, кашляющий лай леопардов и прочие звуки ночных джунглей.

— Сексуальное местечко, правда?

Томми бросил Кристиан на шкуру зебры, лежавшую на кровати. Одним движением стянул с себя джинсы и рубашку. Наклонился над ней совершенно голый, весь, казалось, воплотившись в огромном, пульсирующем члене.

Кристиан, онемев от ужаса, смотрела на него снизу.

Она в ловушке! Отсюда не выбраться. Томми не даст ей уйти. Сейчас он сорвет с нее платье и… Кристиан не решалась даже взглянуть на напрягшийся пенис, багровый в свете искусственной луны. Тем более представить себе, как он проникает в ее тело…

Она не могла вдохнуть. Легкие словно парализовало.

— Томми! — прохрипела она, хватая ртом воздух. — Томми, я не могу… не могу. Я не хочу так!

— Да ладно тебе, — нетерпеливо произнес Томми.

Холодный пот выступил у нее на лбу. В одно мгновение Кристиан представила себе, каково это — почувствовать, как этот жуткий орган разрывает ей плоть против ее желания.