Стефани Блэйк - Греховные поцелуи

– Я не прочь, но это вызвало бы столкновение интересов, не говоря уже о географии. Не забывайте, что я из Колорадо. Я, право, не собираюсь окапываться в Нью-Йорке, хотя должна признать, это достаточно жизнеспособное место.

Хозяин дома, прислонившись к дверному косяку, с нескрываемым восхищением и желанием рассматривал Джильберту. Она стояла босая, скрестив руки на груди, приподняв голову. Ее фиалковые глаза потемнели и казались загадочными.

– Джордж, ваше либидо дает себя знать, – тихо сказала Джильберта.

– Простите, это мой итальянский темперамент. Нужно потребовать, чтобы женщина, подобная вам, имела бы этикетку, как на пачках сигарет: «Предупреждение! Опасно для вашего здоровья!»

Джильберта хрипло рассмеялась, а на висках у нее резко обозначилось биение пульса из-за усилившегося тока крови в венах. Страсть, которую она безуспешно пыталась сдерживать весь день, внезапно вспыхнула и охватила ее. У Джильберты было такое ощущение, будто все тело, от головы до пят, объято огнем. Она безумно хотела Джорджа Лаурёнтиса.

Он почувствовал это и обнял ее.

– Этикетки с предупреждением никогда меня не останавливали. Какого черта! Ведь живем лишь один раз.

Джильберта улыбнулась и прильнула к нему, обвив руками его шею. Она сделала плавное движение бедрами, дразня его и еще сильнее возбуждая.

Губы Джорджа были крепкими и требовательными, а его язык устремился в полуоткрытый рот Джильберты. Руки скользнули по ее спине, стали ласкать ее ягодицы... Она вздрогнула и застонала, почувствовав прикосновение его руки к своей плоти. По-прежнему крепко сжимая Джильберту в объятиях, Джордж увлек ее к огромной кровати. И пока снимал с нее блузку и бюстгальтер, Джильберта расстегнула его пояс и молнию на брюках. Теперь ее рука нашла и стала ласкать его горячую, набухшую плоть.

Джордж лихорадочно заканчивал раздевать Джильберту, снял с нее юбку, трусики, оставив лишь чулки и пояс с подвязками.

– Ты сводишь меня с ума. – Он лег рядом с Джильбертой.

Ее глаза вожделенно заблестели при виде его готового к бою пениса.

– Великолепный! – прошептала она, широко раскинув руки и ноги.

Джордж не сделал никаких усилий, чтобы войти в нее. Его губы легко коснулись ее глаз, губ, затем задержались в ложбинке на шее. Он чувствовал, как бешено бьется ее пульс под его губами.

Джильберта судорожно сглотнула, когда Джордж захватил губами ее сосок и языком стал обводить кружок вокруг него. В голове у нее мелькнула мысль, что, пожалуй, капитан довольно изощренный в ласках любовник.

Он покрывал поцелуями все ее тело, опускаясь все ниже и ниже, к трепетавшему от желания животу, а затем зарылся лицом в шелковистом треугольнике густых завитков. Судорога сотрясла Джильберту, когда его ищущий язык коснулся ее влажного лона, и она воскликнула:

– Ты меня убиваешь! Я не смогу больше сдерживаться, а я хочу, чтобы ты был во мне, когда я кончу!

У Джорджа было такое ощущение, будто перед ним открылись врата рая.

– О Боже! – Внутри ее словно произошло извержение вулкана.

Сейчас ее руки, ноги, все тело потеряли координацию, и Джильберта, извиваясь в экстазе, почувствовала, как близится его кульминация, и от этого наслаждение возросло во много раз.

Потом они лежали бок о бок на широкой постели, совершенно обессиленные. Лучи солнца освещали их мокрые от пота тела, искрившиеся каким-то чувственным светом.

Джильберта погрузилась в глубокий сон. А когда проснулась, была напугана окружавшей ее незнакомой обстановкой. Сбитая с толку, Джильберта в испуге присела в постели. «Что я делаю голая в чужой постели?»

Внезапно она вспомнила.

– Джордж, где ты, Джордж?

В доме стояла тишина, если не считать лая собаки и щебетания птиц на деревьях.

Джильберта вошла в примыкавшую к спальне ванную комнату, встала под душ и включила воду на полную мощность, наслаждаясь окутывающим ее паром. Затем, обернувшись махровой простыней, отправилась на поиски Джорджа. Она обнаружила его во внутреннем дворике: капитан полулежал в шезлонге с высоким бокалом в руке и сигаретой во рту.

Он широко улыбнулся.

– Ба! Спящая красавица просыпается!

– Но не благодаря прекрасному принцу, в чьи обязанности входит разбудить ее поцелуем.

– Лучше поздно, чем никогда. Иди, иди сюда, девушка, – позвал он.

Плавной скользящей походкой Джильберта подошла к шезлонгу и села рядом. Он крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы.

– Вот вам поцелуй, принцесса. Послушай, ты прекрасно смотришься в этом одеянии.

Джильберта с любопытством огляделась.

– Безопасно сидеть здесь на воздухе почти голой? – спросила она.

– Абсолютно! Я – король этой горы, и никто не имеет права вторгаться в мои владения. – Джордж погладил по ее бедру. – Мы даже могли бы совершенно безнаказанно...

– Ну уж только не это! Мне нравится заниматься любовью в роскоши, – заявила Джильберта, чувствуя, как его пальцы ласково подбираются к ее женскому началу.

– Ты не хочешь исполнить на бис, прежде чем мы вернемся в город? – настаивал Джордж.

– Вы очень убедительны, капитан. Вы так допрашиваете всех ваших подозреваемых женщин? – спросила Джильберта.

– Только красивых. Кроме того, кто сказал, что тебя в чем-то подозревают?

– Это шутка, – ответила Джильберта и нежно погладила его по щеке. – Ты знаешь, я едва могу поверить всему, что произошло с тех пор, как мы встретились с тобой в ратуше. Прошло всего два дня, как мы знакомы, и посмотри, что мы делаем. – Джильберта засмеялась. – Безусловно, это кого угодно может шокировать.

Джордж встал и подал ей руку.

– Пойдем посмотрим, что еще шокирующего мы можем придумать.

На этот раз они любили друг друга не спеша и более пылко, так как шли новыми путями к наслаждению: они занимались оральным сексом. Когда наконец любовная игра завершилась, они погрузились в сон.

Джильберте приснилась ее мать Линда. Линда – дитя любви юного мужчины и юной женщины, которые в годы войны так и не стали мужем и женой.

Питер и Констанс Пайк нервничали и чувствовали себя довольно неуверенно, когда шли по дорожке к фермерскому дому Антуана Буайе.

– Как я выгляжу? – взволнованно спросила Констанс. – Я чувствую себя просто развалиной, всю ночь не сомкнула глаз.

– Я тоже, – ответил Питер. – Однако ты превосходно выглядишь. А как я? У меня не очень строгий вид, не так ли? Когда я нервничаю, выгляжу довольно суровым.

– Ты действительно несколько напряжен, но едва ли похож на людоеда, – с улыбкой ответила Констанс.

– Ну... вот мы и пришли.

Не успели они подняться по ступенькам, как парадная дверь открылась, и Буайе приветствовал их:

– Добро пожаловать в мое скромное жилище. Пожалуйста, входите.

Они с Питером обнялись, и Питер представил его Констанс.

– Мы разделяем ваше горе, – сказала Констанс. – Ужасная трагедия! А бедная, дорогая девочка – какое это страшное переживание для нее!

Питер был потрясен тем, как выглядит Буайе. С их последней встречи он постарел лет на десять, съежился, сморщился, как старый, засохший лимон, и прихрамывал.

– Входите в гостиную и садитесь. Я позову Линду. Она часами прихорашивалась и наряжалась ради этого особого случая.

Питер не мог спокойно сидеть и стал ходить взад и вперед по комнате. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ушел Буайе.

– Питер! – прерывающимся голосом окликнула его Констанс.

Он быстро обернулся и увидел в дверях Линду, а позади нее ее дедушку.

Сейчас девочка казалась выше ростом и физически более развитой, чем когда он тайком наблюдал за дочерью из парка напротив школы. Ее волосы цвета спелой кукурузы, веером рассыпавшиеся по спине, доходили до талии. Красота ее матери проявлялась во всем. Она казалась воплощением юношеской мечты.

Линда нерешительно вошла в гостиную, переводя взгляд с Питера на Констанс, и тихо-тихо с едва заметным французским акцентом сказала:'

– Я – Линда. Рада познакомиться с вами... – Следующее слово, казалось, ей было трудно произнести: – Папа.

– Линда, дочь моя.

Для Питера это тоже были нелегкие слова. Он протянул руки, и девочка устремилась в его объятия.

– Линда, моя родная, любимая Линда! – Питер целовал ее щеки и волосы.

И они вместе плакали. Констанс и Буайе тоже плакали, не стыдясь своих слез. Наконец Питер подвел дочку к Констанс:

– Линда, это твоя новая мама.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать для тебя настоящей матерью, – искренне сказала Констанс, обняв девочку.

– А я буду вашей послушной дочерью, – ответила Линда, целуя Констанс в обе щеки.

Питер улыбнулся, обнял их обеих и воскликнул:

– Мне кажется, мы будем очень счастливой семьей!

В последующие годы ни один из них ни разу не усомнился в том, что Питер оказался прав. С того самого момента, как Линда приехала в Силвер-Сити, вся семья – Тара и Дон, вдова Нилса и их дети Карл и Тесс – приняла ее как родную. В это время клан Де Бирсов возглавляла Карен, которой было семьдесят три года. Как ни парадоксально, но в этом возрасте ее психика окрепла, и прабабушка души не чаяла в своей новой правнучке.

А скоро семья Де Бирсов праздновала еще одно знаменательное событие: Констанс родила мальчика, которого назвали Чарльз Дил Де Бирс Пайк. С первого дня рождения Линда просто боготворила своего братика. Она была ему скорее второй матерью, чем сводной сестрой.

– Линда проводит больше времени с Чаком, чем я, – добродушно сетовала Констанс. – Кормит, меняет пеленки, купает его. Я чувствую себя его тетей.

– Она просто тренируется перед тем, как выйти замуж за Джима Портера, – поддразнивала Линду ее кузина Джин, дочь Карла, которая училась в школе вместе с Линдой.

– Знаешь, кто ты, Джин? – топнув ногой, заявила Линда. – Ты – предательница! Я терпеть не могу этого парня! – Однако порозовевшие щеки Линды красноречиво опровергали ее слова.