— Не Мик же Форд!

— Нет. — Снова молчание, и вдруг как обухом по голове: — А как насчет вашего шурина?

В глазах у него все закружилось. Алли? Роберт? Какая тут связь? Но мягкий, тихий голос не давал ни секунды передышки.

— А Джоан? Как насчет мисс Мейтленд? Она часто посещает вас? Или последние двадцать лет она чересчур занята?

Глаза ее были такие же миндалевидные, как у Алли, с такими же странными уголками. Он чувствовал, что тонет в их холодной ясной глубине.

— А потом есть еще славный старина Мик Форд. То, что вы здесь, — это его рук дело. Все остальные свидетельства были косвенными. Только он связал вас с Алли и Джимом — он опознал вас в ту ночь — тогда как в действительности видел другого человека, — человека, который прикрывался вами все эти годы, который имел вашу Алли у вас под носом… И он белее белого и любим всеми, а вы здесь, погребены заживо… Они подставили вас, Поль, все вместе — и концы в воду. Они кого угодно уберут, если тот окажется у них на пути. Вам нужны доказательства? Вот вам доказательства!

На фотографии в газете, которую она бросила на стол, два человека пожимали друг другу руки и улыбались; тот, что поменьше, фамильярно похлопывал по плечу высокого, импозантного компаньона. „БРАЙТСТОУНСКАЯ ВСТРЕЧА“, — гласил заголовок. Текст внизу словно каленым железом прожег мозг Поля. „Два старых соратника, которые присутствовали при трагическом обвале в шахте двадцать лет назад, встретились сегодня вновь, чтобы отметить открытие шахты. Его преподобие настоятель Мейтленд и профсоюзный лидер Мик Форд хорошо знают друг друга не только по былым дням в Брайтстоуне, но и по совместной работе над строительными проектами в Сиднее, ответственность за которые возложена Церковью на настоятеля…“

Подняв голову, Поль взвыл как слон, попавший в ловушку. Затем повернулся к Уоррену и одним ударом уложил его. На секунду задержавшись над распростертым охранником, он перепрыгнул через столик и выбежал во двор.

Уже через минуту тюремное радио бросало торопливые команды: „Побег — побег — побег — всем охранникам готовность номер один. Не пытайтесь — ПОВТОРЯЕМ: НЕ ПЫТАЙТЕСЬ — задерживать заключенного, он вооружен и очень опасен. Не стрелять — он взял в заложники охранника у ворот. Принимайте его условия, не рискуйте жизнью. Вызываем всех охранников, вызываем всех охранников — побег — побег — побег…“

37

Что он здесь делает?

Что надеется найти?

И как далеко может продвинуться в одиночку, когда рядом нет Меррея, который помогал и руководил им? Но он обязан попробовать. Обратного хода нет.

Роберт брел, не оглядываясь, по бесконечным дюнам, без конца и края простирающимся над бухтой Крушения. Он твердо знал, зачем пришел сюда — нужно заново открыть место, где он встретил ту редкостную и несравненную любовь, и снова пережить тот волшебный, может единственный в жизни момент своей юности, настоящей юности, когда безоглядно отдаешь себя чему-то — или кому-то.

Но пустынный пейзаж не рождал даже мимолетного воспоминания, навеянного пронзительным соленым бризом. Боже, какой же он глупец! Ведь даже в расцвете своей любви к ней он не мог ни отыскать, ни отличить ту единственную дюну, где они впервые стали любовниками, ту белую чашу, дароносицу его блаженства. Они все были похожи как две капли воды — эти дюны и зияющие у их подножья ямы — все на одно лицо. Внезапно его охватило необоримое желание лечь здесь, оставить неравную борьбу и раствориться в пространстве. Но это было бы недопустимой трусостью.

Он шел и шел, пробудившаяся совесть гнала его вперед, невзирая на боль измученного тела; но вскоре темнеющее небо возвестило о близящейся ночи, и он повернул назад в пасторский дом. „По крайней мере, — с горечью думал он, — я буду спать эту ночь!“ Не обольщайся, замурлыкал самый юный из его бесов, когда он наконец вытянулся на ложе, обещавшем славную ночную работу: у нас есть другие планы относительно вас, настоятель!


Уже темнеет?

Ночи наступают сейчас быстро. Скоро начнутся штормы.

Зима будет долгой и суровой.

Ублажая себя подобными размышлениями, Джоан задернула шторы кабинета и принялась разбирать незаконченные дела. Пресса ворошит старое — очень к месту этот интерес к Брайтстоунской кампании поминовения. Тебе это только на пользу, дружище. Она разговаривала с Робертом, как привыкла это делать всю жизнь. Но последнее время ловила себя на том, что неожиданно для себя и окружающих стала подчас говорить вслух — скажем, в церковных кулуарах и даже на кухне с Клер. Несколько слов, фраза-другая срывались с языка, иногда что-то очень важное, что ей надо было обязательно сказать ему, напомнить или поделиться с ним.

Вы бы посмотрели на их физиономии! Какие же глупцы, как они не понимают, что Роберт всегда с ней — всегда был и будет, что бы ни случилось с каждым из них — до скончания века… сколь же глупы люди! Как мало они знают! Она громко рассмеялась.

Машинально Джоан навела порядок на столе. Надо, чтоб ни пылинки не было, пока его нет. Скоро он вернется, и все потечет своим чередом, как прежде. Не забыть сказать ему, что ежеквартальное заседание Комиссии по оценке недвижимости переносится на вторник…

Телефон? Думая о своем, она подняла трубку.

— Дом настоятеля Мейтленда?

Молчание. Глубокое, мужское молчание.

— Нет?

К горлу подступила знакомая тишина. Но это был не Мик Форд. Голос таил еще более тошнотворный ужас, еще большую угрозу.

— Джоан?


Прошло больше двадцати лет, а она не забыла этот голос. Его голос, голос, который когда-то значил для нее больше любого другого голоса в мире, — даже Роберта.

— Джоан? Я знаю, что ты здесь…

— Как?..

— Прекрати этот театр и слушай. Я все узнал. Чтоб мне провалиться на этом месте, я до всего докопался! Здорово, не правда ли? Любой простак, не такой глухой, как я, догадался бы давным-давно, как ты считаешь?

Она лишилась дара речи — у нее не было ни слов, ни мыслей. А голос продолжал звучать:

— Ты и твой братец! Что за парочка! Он столп Церкви, а в тебе можно держать лед, как в холодильнике. Мисс Сама Респектабельность Мейтленд и Его Преподобие Роберт. Кто бы мог назвать вас парой лжецов там в суде?

— Поль…

— Закрой рот, Джоан. Двадцать лет — теперь моя очередь говорить. Попав между молотом и наковальней, между тобой и твоим голубоглазым мальчиком, и слепец мог, наконец, понять, где собака зарыта. Ясно, что голова всему делу — ты. Котелок у тебя всегда работал что надо — знай я тогда, как он у тебя работает, ничего б такого не случилось. А что касается его — мозги у него между ног прилажены так же, как у других мужиков! Ему, конечно, такое не докумекать и не сварганить! Это по твоей части — ты все и сделала!

— Поль, ты несешь чушь — мерзкую чушь…

— Ты все задумала — но осуществил он! Он сделал то, за что расплачиваюсь я! Он убил Джима Калдера, а не ты! Он позволил тебе лгать, изворачиваться, интриговать — чтобы спасти его. Все беды из-за него — он протянул свои лапы к единственной женщине в мире, которую я хотел, имея при этом все, что может пожелать мужик — мою сестру!

В звенящем от переполнявших его чувств голосе что-то вдруг дрогнуло, и он стал немного мягче.

— Но тебе, Джоани, нечего беспокоиться. В конце концов, ты все это делала ради него. И потом — я не убиваю женщин. Мне подавай дичь покрупнее, настоящую добычу! Я взял след, Джоан. Я знаю, где он, и еду за ним. Скажи ему — этому лживому лицемеру — чтобы помолился!

Линия отключилась. Мгновение она стояла неподвижно, мозг работал в застывшем теле, как динамо-машина. Затем круто повернулась и выскочила из комнаты.


Что-то случилось. Это Клер почувствовала, едва войдя в дом.

— Джоан?

Со второго этажа доносился какой-то странный шум. Клер поднялась в спальню золовки и увидела, как та в страшной спешке запихивает свой несессер в сумку.

— Джоан? Что-нибудь случилось?

— Уезжаю! — скороговоркой отреагировала Джоан. — Ненадолго!

— Да куда?..

— О, повидать Роберта! Очень важное дело!

— Собираешься в Брайтстоун? Ты это серьезно?

— Дело!

— Что за дело? И потом, почему бы просто не позвонить, если это так неотложно?

Джоан закончила сборы.

— Надо бежать! Тебе нечего беспокоиться! Оставайся здесь! Мы позвоним!

Она уже была внизу на полпути к двери. Это безумие, подумала Клер, это чистое безумие.

— Джоан, — как можно мягче сказала она, беря золовку за руку. — Мне кажется, нам лучше поехать вместе. Мы поведем машину на пару. Да мало ли что, я могу тебе помочь. А если что-нибудь с Робертом, я должна быть с ним.

— Нет! Нет!

Она не узнает меня, подумала Клер с ужасом. Она просто не видит, кто перед ней. У нее такой взгляд, будто она никогда в жизни не видела меня — будто я ее смертельный враг, будто я чудовище. О, Боже, Боже, помоги ей… помоги нам…

— Что случилось, Джоан?

Джоан оскалилась на нее, как дикий зверь, лишенный дара речи. Клер осторожно приблизилась к тому, что когда-то было близким человеком.

— Джоан… милая Джоан…

Удар по голове свалил ее с ног. С трудом поднявшись, она двинулась вслед доносившемуся топоту убегающих ног. Ответом на слабые крики были мелькнувшие красные огоньки машины, с ревом развернувшейся и устремившейся к дороге. Приложив ладонь к ушибленному месту, Клер вернулась в холл, поднялась наверх и в свою очередь стала собирать вещи.


Свободен.

Он свободен.

К ней надо малость привыкнуть — к этой свободе.