Голос ее вдруг стал каким-то чужим, и она пропела.

— У меня было такое чувство, будто ты всячески избегаешь меня.

Он почувствовал колотье в затылке.

— Почему я должен избегать тебя?

Рука, повязывающая галстук, ласково похлопала его по щеке.

— Это ты скажи мне, Роберт, ты.

Он хотел покончить с этим.

— Готово? Клер ждет. Надо идти.

Она одним рывком затянула галстук, так что шелк чуть не лопнул.

— Галстук повязан. Я готова. Идем. — Она смахнула с пиджака воображаемые пылинки. — Готово, Роберт. Ты выглядишь, как картинка! — Снова сияющая улыбка, которая исчезла бесследно, как только она приблизила к нему свое лицо. — Но я еще не закончила, — прошептала она. — Сегодня вечерком нам с тобой надо будет кое о чем потолковать. Идет?


— Настоятель Мейтленд! Как мило, что вы пришли!

— Мы в восторге, Клер и я, — вы знакомы с моей сестрой, мисс Джоан Мейтленд?

— Ну, конечно. Очень рада! Замечательно. Очень мило, что пришли.


Конечно, он знал, кто это. Одна из первых дам Сиднея. Ее званые вечера были сногсшибательными, о ее благотворительных праздниках ходили легенды. Она была в близких отношениях с Нэнси Рейган, Элизабет Тейлор, принцем Чарльзом и с Имельдой Маркос, хотя последнее время ей не приходилось часто видеться с ней, поскольку у Имельды, к сожалению, случились маленькие неприятности; она была накоротке с Джаггером — тем паче, что Мик стал в последнее время намного общительнее, чем прежде, и особенно с Джерри Холлом. Мадонна обещала заскочить попозже, если позволят обстоятельства. А Принц будет в кабаре. Ну, ладно, хоть Принц. Может, есть кто и получше…

Словом, эта женщина была другом и посредником в мире знаменитостей. Ее дом, один из немногих легендарных старинных домов Сиднея, до сих пор остававшихся в частном владении, представлял собой небольшой дворец; его гостиная, банкетный зал, приемные и оранжерея нередко предоставлялись радушной хозяйкой для благотворительных мероприятий Церкви, где он и видел ее. Почему же ему не помнить ее имя?

Да и какое все это имело значение? Подобно всем событиям такого рода, это был бал-маскарад — где все скрывали свое истинное лицо. Раскрывать карты считалось здесь гораздо худшим проявлением дурного тона, чем, скажем, обнажать интимные части тела. Он видел, что Джоан усвоила правила игры — она не собиралась показывать, что у нее на руках. Просто играла с ним в кошки-мышки и ждала.

Хозяйка, блиставшая бесценными брильянтами и чудом портновского искусства из бледно-розового и красноватого шелка, наклонилась к его уху.

— Настоятель Мейтленд — успех необычайный. Все потрудились на славу. Одни только билеты дали уйму денег, а впереди еще пожертвования. Женский комитет превзошел себя, соединив все это вместе — я очень вас прошу всех их поблагодарить потом персонально — но так или иначе, похоже на то, что лелеемый вами проект Дома святого Матфея и пара других церковных задумок получат право на жизнь.

— Да, да. Великолепно! Потрясающе. Изумительно. Чудесно. Просто сногсшибательно!

Он выдал целую обойму превосходных степеней, что, тем не менее, с самого начала не прозвучало убедительно. Хозяйка, блистая, уплыла. Роберт огляделся кругом в поисках Клер, которую только что отловила Бесси Маддокс. Обе женщины так и не смирились с разрушением дома для престарелых в „Алламби“, и обе, насколько ему было известно, носились с идеей другого дома, где они могли бы вновь собрать под одну крышу рассеянную общину бесприютных душ. Вообще-то говоря, не надо на этом ставить крест. Он сам попробует что-нибудь придумать. На другом конце зала он заметил председателя Городской опеки. Сейчас, когда пыль от их последнего спора осела, неплохо будет замолвить словечко и здесь. Во всяком случае, чем черт не шутит. Попытка не пытка.

В этот момент рядом выросла Джоан, следя за направлением его взгляда. Он опять почувствовал вызов.

— О чем ты говоришь?

— Что они все подумают — о таком большом человеке, о таком герое — если только узнают?

— Джоан, хватит играть со мной в кошки-мышки. Что узнают?

Она улыбнулась ему улыбкой Горгоны.

— Не сейчас об этом будет сказано!


Говорят, кошка играет живой мышкой вовсе не из садизма, а для того, чтобы размять мышцы перед едой. К концу вечера Роберту, как он сам мрачно отметил, нужны были все силы, чтобы справиться с растущим напряжением и страхом. Он всячески пытался дать достойный отпор проискам Джоан в минуты их редких встреч во время кратких передышек от всевозможных переговоров с людьми, ради которых и было устроено все это представление. Но Джоан продолжала играть с ним в игру, правила которой, как видно, были известны только ей, и право насладиться результатом которой она предоставила только себе и лишь в тот момент, когда почувствует, что устала.

Весь вечер он преследовал ее, и весь вечер она ускользала с каким-то неизъяснимым кокетством, уносясь в танце с одним, обхаживая другого и напоминая третьему, что от него еще ждут чека на святого Матфея.

И когда он уже оставил всякие попытки объясниться, она сама отыскала его. В глазах ее блеснуло что-то маниакальное.

— Тебе конец, Роберт. Все кончено! — решительно заявила она, сразу беря быка за рога.

— О чем ты говоришь?

Немного помолчав, Джоан вновь заговорила.

— Девушка.

— Ну и что? — Он не мог думать об Эмме и Джоан одновременно, ему было невыносимо говорить о них на одном дыхании.

— Я видела тебя сегодня!

— Сегодня?

— Я следила за тобой. Когда ты отправился в кафе повидать ее. Я видела, как ты вошел туда Видела все, что ты делал — на протяжении всего дня. — Лицо ее вдруг исказилось. — Меррей знал?

— Бог с тобой, Джоан, — какое это к нему имеет отношение?

— Что ей нужно? — Она вцепилась ему в плечо.

— Да о чем ты?

— Это шантаж? — Джоан буквально сыпала словами в страшном волнении.

Он совсем растерялся.

— Джоан, с какой стати ей меня шантажировать?

— Я видела ее лицо! Это Алли Калдер! Что она снова здесь делает? Она умерла! Она умерла! Она мертва!


К счастью, никто из мельтешащей вокруг толпы не уловил смысла слов. Однако произведенный Джоан шум, тонкий пронзительный крик, а затем сток и полуобморочное состояние привлекли к ним внимание некоторых посторонних людей.

— Сестра не вполне здорова, — кратко бросил Роберт подошедшей женщине. — Не может ли кто-нибудь найти мою жену и позвать ее сюда?

С помощью добрых самаритян Джоан усадили на удачно оказавшийся в алькове стул, в стороне от водоворота танцующей публики и от ушей сочувствующих, но излишне любопытных ближних, появившихся как из-под земли. Роберт, не долго думая, склонился над сестрой с заботливым видом, тем самым укрыв ее от посторонних взоров. Ему было не до разговоров, но она уже не могла остановиться, и все говорила и говорила.

— Роберт, Роберт! — вцепилась она в лацканы его пиджака. — Послушай меня, Роберт! Во что ты играешь с этой девицей? Мы можем все потерять!

— Джоан, все как раз наоборот. Я думаю, мы все обретем — все то, что так необходимо знать.

— Ты опять валяешь дурака. Боже, это же старо как мир! Мужчина твоих лет — бегает за девчонкой! Это омерзительно! Неужели ты не понимаешь, как это выглядит со стороны? И кто бы мог подумать, что ты, Роберт, связался с девчонкой, которая годится тебе в дочери!

— Все это не так, Джоан, — все совершенно не так!

— …с младенцем, который к тому похож — похож на кого-то другого…

— Ты видела, Джоан? Ты тоже узнала ее?

— Нет! Нет! Все это не так! Какое-то средневековое наваждение, морок! Это похоть соблазняет тебя, тебе чудится…

Он опустился на колени и посмотрел ей прямо в глаза.

— Или воспоминание? — медленно, с расстановкой произнес он.

— Нет! Нет! Нет!

— Роберт, что случилось?

Вид у Клер был встревоженный.

— Дорогой, что случилось? Ты болен?

Он отметил с некоторым удовлетворением это обращение „дорогой“, сорвавшееся с ее губ. Но было не до размышлений.

— Джоан совсем плохо. Надо отправить ее домой.

— О, бедняжка! — Внимание Клер моментально переключилось на безвольно поникшую фигуру на стуле; обхватив Джоан одной рукой за плечи, другой она стала поглаживать ее ледяную ладонь. „Сострадания у Клер хватит на то, чтобы обнять серийного убийцу, идущего на электрический стул, — подумал Роберт. — Но только не меня. Со мной она натерпелась дальше некуда“. На сердце легла невыносимая тяжесть. Джоан увидела Эмму и истолковала все таким образом… нет, это выше всяких сил. Он просто не может этого допустить — даже малейший шанс… опасность…

— Я возьму ее пальто и отвезу домой. Побудь здесь, пока я все устрою и вызову такси.

— Я отвезу вас.

— Не глупи, Роберт. — Момент теплоты прошел. Голос Клер опять обрел безличную окраску постороннего человека. — Ты должен произнести главное вступительное слово перед презентацией призов. Здесь масса полезных людей. Ты еще не закончил работу. Увидимся дома, когда все кончится.


Когда все кончится…

Кончится…

Роберт устало сидел в машине напротив многоквартирного дома на окраине. Было уже далеко за полночь, и ему давно пора домой. Только свет в ее окне не отпускал. Но он не собирался стучаться к ней в столь поздний час. Ему надо поговорить с ней. Но это могло подождать до завтра. Подождет… Лучше отправиться домой… пора…

Внезапно распахнулась дверь, и из подъезда вышел Гарри, а за ним Эмма. Отрывисто попрощавшись, парень ушел. Осторожно выйдя из машины, чтобы не привлекать внимание удаляющейся фигуры, Роберт подбежал к ступеням как раз в тот момент, когда Эмма уже закрывала за собой дверь.