— Роберт, дорогой, это Алли, Алли Калдер. Отец ее был шахтером. Она давно ищет секретарскую работу в Брайтстоуне, но здесь найти что-нибудь подходящее не так-то просто, да к тому же ее отец считает, что она слишком молода, чтобы покидать дом и постоять за себя.

Девушка встала из-за стола, подошла к нему и протянула руку, глядя с улыбкой прямо ему в глаза.

— Добрый день, преподобный.

— Да просто Роберт, зови его лучше Робертом! — с горячностью вмешалась Клер. — Все его так зовут. Он так больше любит, правда, ведь, Роберт? Он считает, что „преподобный“ чересчур официально — да и не по возрасту ему, — счастливо рассмеялась Клер.

В теплых лучах раннего солнце девушка словно сияла. На ней было светлое легонькое платьице из хлопка, розовое, как ее губы, как нежные ямочки на сгибе гладких округлых рук. Он чувствовал юный свежий запах, запах летних цветов, таких же розовых, как ее…

Молча, он протянул ей руку.

— Рад, что вы можете присоединиться к нам, мисс… — он бросил взгляд на Клер и на нее, — Алли. Мы действительно ничего не успеваем, и нам нужна чья-то помощь. Надеюсь, вам понравится работа и мы. Я рад, что вы пришли.

— Ну, стало быть, все и решено, — заключила Клер, явно радуясь, что ее маленький сюрприз удался на славу. — Ну, я, пожалуй, схожу, приготовлю нам всем по чашечке кофе, а вы пока познакомьтесь поближе. Я же говорила тебе, Алли. Я же говорила, что Роберт будет рад вам. Он в самом деле рад, правда, Роберт?

— Да, конечно.

Так рад, что ты пришла.

Рад… рад… рад… что… ты пришла… наконец.

10

„Он тебя любит — да, да, да…“

— „Да, да, да, да…“ — пела она Простенькие слова вторили ее мыслям и ритму работы. — „С такой любовью не шути…“ — Пауза. И ее легкий голосок: — „Да, да, да, да-а-а-а-а…“

Эти „Битлы“, может, и малость старомодны нынче, но свое дело они знали. Чувствуя себя в своей комнате в абсолютной безопасности, Алли Калдер аккуратно раскладывала только что отглаженное чистенькое белье, выдавая время от времени мелодии, наполняющие сердце. Вот приехали бы эти „Битлы“ сюда, в Австралию! Или она съездила бы в Англию? Ничего в этом такого уж невероятного нет. Губы ее сжались, и песня замерла в горле.

Брайтстоун. Она даже название города с трудом могла выдавить. Что за дыра — что за сучья дыра! Она знала, что отец убил бы ее, если б только услышал от нее такое слово. Но он тысячу раз произносил его сам, когда трепался со своими собутыльниками, думая, что она спит. Спит? Да в такие пьяные вечера и глухой не заснет — как начнут тут бузотерить — он, да этот Мик Форд, да прочая шантрапа — как бишь он их называл, — и имени их не запомнишь — накачаются пивом и начнут. Спит?

Иногда ей хотелось проспать всю жизнь, как Спящая Красавица. Но не сейчас. Она уже готова в путь.

„Она взяла билет…“ — пел Джон Леннон.

Она действительно взяла билет — это точно. Билет в одну сторону, не собьешься. Нет, она не собирается закончить, как Барбара — двое детей и третий на подхвате — а ведь ей и двадцати нет.

— Он ничем пользоваться не хочет, — жаловалась Барбара с такой безнадежностью, что самой хотелось заплакать. — Это, говорит, удовольствие портит. — Его удовольствие? С каких пор такая девчонка, как Барбара, оказалась создана ради его удовольствия?

Мужики — все одного поля ягоды, — козлы. Вот еще одно слово, за которое отец убил бы ее. Козлы. Да они и есть вонючие козлы. Она вертела слово на языке, как бы пробуя его на вес, на вкус и на запах. А он первым делом. Козел номер один. Козел-аншеф. Капитан Козел. Она засмеялась, но это был какой-то не по возрасту умудренный и горький смех. Спасибо, папочка. Спасибо, Боже, что наградил меня таким козлом вместо отца.

Впрочем, ври, да не завирайся. Не все такие, как твой папаша. Он не такой. Он совсем другой. Он ни на что не похож… и ни на кого…

Он… какой? Рука ее вдруг замерла в груде нейлона и кружев, она улыбнулась своей странной задумчивой улыбкой и погрузилась в воспоминания того счастливого дня. Да, он что надо, прямо с картинки. Есть на что посмотреть, сбит крепко, но не мясист как Поль, — а стройный, ну, прямо киногерой. Фигура — закачаешься, он, наверное, сам этого не знает — глаза, руки, эти волосы, и как он смотрит на тебя — прямо в глаза — что тут говорить, он совсем, совсем другой. Она почувствовала, как что-то теплое поднимается из самой глубины ее существа. О да. Да.

Вот он не козел. Совсем нет. Такой внимательный:

„Вы уверены, что не устали, Алли? Вы сегодня столько всего переделали“. — Такой благодарный: „Это просто потрясающе, это как раз то, что нам нужно; просто чудесно: программа действительно обретает нужную форму“. — Такой вежливый: „Пожалуйста, извините, мне надо позвонить, и я тут же вернусь“ — Он такой… Он такой…

Он такой невероятный! Ни о чем подобном ей даже мечтать не приходилось, она никогда не думала, что такое существует или может существовать. А его глаза — как будто он всегда внимательно слушает тебя, что бы ты ни говорила.

„Замечательная идея, Алли“, — будто бы действительно она высказала что-то особенно умное. Причем для этого особых усилий не требуется. По части ума особой конкуренции в пасторском доме нет. Его жена, Клер, хоть и мила, особым умом не блещет, да и голова у нее явно забита другими делами. А сестрица Джоан — она тихо рассмеялась. Глупая старая кошелка. Думает, что на всех страху нагоняет. Зыркает как сыч, а что на нее смотреть одна умора, ей и в голову не приходит!

Вздохнув и бессознательно передернув плечами, она вернулась к реальности. Давай, Алли. Хватит с этой постирушкой, надо разобраться с постельным бельем, а там и время обед готовить. А потом, коль повезет, и она освободится, снова сюда, послушать музыку, помечтать малость, посчитать, сколько заработано в Брайтстоунский Фонд Бегства — приятно видеть, что счет медленно, но верно растет, а потом… а потом…

— Алли? АЛЛИ!

Как это она не услышала, что он пришел? Алли бросилась к окну. Из ее угловой комнаты на первом этаже бунгало хорошо была видна дверь: отец как раз входил в дом. Позади него шел Мик Форд, его неразлучный дружок с шахты. Мик Форд! Это мерзкое пресмыкающееся. Что бы она не отдала — только бы отделаться от него. Надо же, после такого замечательного дня… идти к ним… Это же нечестно. Просто нечестно.

— Алли. Да, черт побери, где ты там запропастилась?

— Может, ее и нет, Джим? Молодые девушки, у них свое на уме. Им бы из дома усвистать.

— Из дома? Наша Алли? Чтоб без моего ведома, не спросясь и не сказав куда, это ты брось, у нас такое не водится.

— Девушку в узде не удержишь, как ты думаешь?

— Да она здесь, говорю я тебе. Алли. АЛЛИ!

Чудовищный удар в дверь ее комнаты, и папаша уже тут как тут, без стука.

— Тебе чего? — крикнула она, прижавшись к стене.

Его уже совсем развезло, всегда так набирается в жару, тем не менее закругляться он, кажется, не собирался: в каждой лапище покачивалась упаковка с полдюжиной бутылок пива для вечернего продолжения. И то Слава Богу! — руки были заняты и, стало быть, он не мог ее ударить. Если только в его пьяную башку не втемяшится врезать прямо упаковкой…

— Иду, пап. Обед готовится.

Отведя глаза, она прошмыгнула у него под рукой в коридор.

— Привет, Алли! Ай-ай-ай! — С таким же успехом Мик Форд мог приветствовать Мерилин Монро. — Ах, ах, ах. Как замечательно мы выглядим, милая. И как это ты всегда так выглядишь? Ну, что за прелесть! И где это ты пропадаешь? Каждый вечер я тут как тут, мечтаю увидеть тебя, а вижу только твоего старика.

Он вплотную приблизился, и она с отвращением вдыхала запах пота от его тяжелого тела. Мик загородил ей путь на кухню; сзади вырос отец.

— Мик хотел повидать тебя, Алли, — зловеще пророкотал он. — Где ты пропадала?

Прижавшись спиной к стене, она пыталась тихонько прокрасться мимо него в кухоньку.

— Сам отлично знаешь, где я была. В церкви. Работала над программой столетнего юбилея с миссис и мисс Мейтлендами.

— И как там, — дурацки ухмыляясь, бубнил Мик. — Все путем, Алли? Все путем?

— Конечно, путем! Чего ты заладил „путем! путем!“

Оба были совершенно пьяны. А какими им еще быть?

— Да, спасибо, все хорошо. — Что за идиотский разговор — и это после долгих разговоров с человеком, который действительно слушает тебя, которому интересно, что ты говоришь…

— Почему ты не сказала мне, где была? — продолжал тянуть свое Джим. — Не могу же я упомнить все твои побегушки. Надо было оставить записку. Я еще покамест твой отец. И обязан знать, что ты делаешь.

Одним ловким движением она обогнула угол коридора и добралась до кухни.

— Давай обедать, пап! Ладно? — Она быстро распахнула боковую дверь и начала со звоном доставать посуду из буфета.

— Эй, Алли!

Снова голос отца. Она прикрыла глаза.

— Что?

— Давай иди сюда. Мик хочет поговорить с тобой!

Она высыпала в кастрюлю полуфабрикат и плеснула воды, зажигая другой рукой газ.

— Я здесь занята, папа! Не могу болтать, когда готовлю.

Мик Форд стоял в дверях кухни, глядя на нее маслянистыми глазами и облизывая языком губы. Нетерпеливо отбросив рукой упавшие на лоб пряди волос, она повернулась к нему спиной, сделав вид, что не замечает его.

— М-м-м, еда! Ты знаешь, как ублажить мужчину, Алли.

Она демонстративно выхватывала жестянки из буфета, выбирая различные специи.

— Я вот заскочил, чтоб узнать, не пойдешь ли ты с нами в паб. Там сегодня небольшая компания соберется. Молодой Гарри — ты знаешь Газза, этого громадного малого, у которого одно плечо выше другого — у него завтра свадьба — ну вот и соберется компашка с девчонками.