Но новоприбывший даже глазом не моргнул.

— Старина Джордж может гордиться, преподобный. Вы молодчина, вот что я вам скажу! — Он, ухмыляясь, подмигнул Роберту с заговорщицким видом и посмотрел на него как-то исподлобья, откинув голову, отчего его и без того крупные мясистые челюсти казались еще мощнее.

— Вы знали его, мистер?.. — поинтересовался Роберт, стараясь не слишком выказывать холодность.

— Знал его?

У собеседника Роберта глаза вылезли из орбит от деланного удивления, и он весело хлопнул его по плечу. Роберт почувствовал острое желание ответить ударом.

— Знал его? Еще бы. Он да я, мы были как браться, если можно так сказать, — рассудительно продолжал он. — Там в шахте лет тридцать с гаком бок о бок. Ну, не всегда, конечно, с глазу на глаз…

Словно ледяная рука схватила сердце Роберта. Что-то забрезжило у него в голове. Что там Поль говорил?..

— Так вы с Джорджем работали вместе, мистер?.. Простите, не знаю вашего имени.

— А откуда вам знать, преподобный? Калдер, Джим Калдер. — Давясь фальшивым смехом, он оглянулся назад и протянул свою длинную лапу прямо в небольшую кучку народу, стоящего у него за спиной. — А это моя дочь — мое единственное чадо — Алли. Крещена как Алисон, но все кличут ее Алли.

Она снова предстала перед ним; вытащенная бесцеремонной рукой из толпы, девушка при этом сохраняла поразительное спокойствие и отстраненность, словно ее не касались ни шутовство отца, ни стоящие вокруг — такой она была и в кафе. Она подняла голову и одной рукой откинула прядь серебристо-пепельных волос. Он видел нежный изгиб шеи, маленькое ухо. Глаза — какого цвета у нее были глаза? Или никакого — просто бездонные. Ее тонкая фигура казалась еще более притягательной, еще более выразительной. Перед ним стояла молодая женщина, а не подросток-беспризорник, как тогда. На сей раз она казалась еще милее.

— Рад был прийти сюда как старинный приятель Джорджа, — напыщенно продолжал Калдер. — Как не проводить родного человечка, мы, шахтеры, все одним миром мазаны.

— Служба была замечательная, — девушка протянула ему руку. — Спасибо.

Ладонь у нее была теплая и неожиданно крепкая. От нее будто шел электрический ток. Ему не хотелось, чтоб она ушла.

— Спасибо, мисс Калдер, — мягко ответил он.

Калдер хмыкнул.

— Это необязательно, преподобный. Она, чего доброго, задаваться начнет. К чему это? Зовите ее Алли, как все.

— Алли? Вы хотите, чтобы вас так называли? — обратился он к ней вполголоса.

Она бросила на него мгновенный взгляд и отвела глаза.

— Все зовут меня Алли, — бесцветным монотонным голосом ответила она.

— Да, Алли, — повторил ее дикий папаша; добродушный юмор вернулся к нему сразу же, как только она проявила покорность. — Дочь моя — Алли. И больше, чем дочь, преподобный. Мы с ней на пару мыкаемся — Алли да я — с тех самых пор, как женушка моя ушла от нас, лет уж восемь тому назад, если не больше. — Злобная гримаса исказила его лицо при этом воспоминании. — Вот я вас спрашиваю, преподобный, какая же это женщина бросит на произвол судьбы свою крошечную дочурку, свое единственное дитя?

„А какая же женщина останется с таким человеком, как ты?“ — с негодованием подумал Роберт.

— Не могу сказать, мистер Калдер. Извините, пожалуйста… — Он показал рукой в сторону толпы, ожидающей, чтоб он попрощался.

Калдер ухмыльнулся.

— Ясно, ну мы трогаемся. Всего, преподобный, увидимся.

— Я надеюсь. Рад буду видеть вас… и мисс Калдер… здесь в церкви, и чем скорее, тем лучше, — твердо сказал Роберт. Теперь он не сомневался, что увидит ее. Она слышала его слова, и сердце Роберта заныло, когда девушка чуть заметно кивнула, прежде чем покорно последовать за отцом из церкви.


Благоговение и печаль, естественно пробуждающиеся в человеческих существах перед лицом смерти, почти всегда сменяются возрождением духа жизни. Это с особой силой свойственно людям, жизнь которых находится в постоянном, можно даже сказать яростном, соприкосновении со смертью. Толпа шахтеров, собравшихся в этот вечер в единственном пабе, не была склонна к особой сдержанности. Не было также, по понятиям любого из пришедших, никакого резона пренебречь выпивкой. Проводы есть проводы, и старина Джордж вправе получить в полной мере все удовольствия сразу.

В центре компании шахтеров постарше, навалившись на стойку, которая в данном случае служила ему лучшей и более надежной опорой, чем собственные ноги, выступал Поль.

— Вот босс и говорит ему — тогдашний босс, еще до этого ублюдка Уилкеса — так говорит: „Я не собираюсь слушать предложения от вас и от ваших людей, мистер Эверард“, — а мой папаша ему тут же, глазом не моргнув: „Разумеется, мистер Феррис, откуда вы взяли, что я вам предлагаю руку и сердце?“

Дружный хохот не встретил поддержки в другом углу бара, где Джим Калдер в компании своего неразлучного собутыльника Мика Форда уже благополучно преодолел обычную корму, позволяющую ему держаться в рамках приличия, и его потянуло на подвиги. Поднявшись из-за столика, он пьяной походкой направился к компании, окружавшей Поля.

— Твой старик был парень что надо, — агрессивным тоном обратился он к Полю. — И по этому случаю я тебе поставлю! — он явно лез на рожон.

Прищурившись, Поль рассматривал Калдера.

— Я, кажется, накачался или ослышался, — обратился он к хохочущим друзьям, — мне показалось, что я слышал, как Джим Калдер сказал, что хочет поставить мне выпивку!

— Всем ставлю! — проревел Калдер, приходя в ярость от того, что стал всеобщим посмешищем. — Налей им всем, Фай! — бросил он барменше. — Этот парень… мне надо бы преподать ему урок по части профсоюзных правил.

Глаза Поля превратились в узкие щелки.

— Да я, видать, не просто набрался, у меня, никак, галлюцинации! — загрохотал он. — Джим Калдер собирается учить меня профсоюзным правилам? — И он с полным презрением повернулся спиной к могучему старику. — Иди, отлей в свою шляпу. Тебе только и учить, как задницу подтирать. Вали. Здесь без тебя обойдутся. Наше вам!

— Слушай, сынок, и слушай внимательно, — Калдер медленно закипал. — Ишь развоображался, возомнил из себя Бог весть что — а ты жалкий любитель, сопляк! Ну, ну, давай, изложи свою теорию закрытия шахты ради безопасности, валяй — изложи ее людям, я уж не говорю о дирекции. Посмотрим, сколько у тебя собутыльников останется. — Он помолчал, на лбу у него выступил пот. Выждав немного, он нанес решительный удар. — Они только попусту время с тобой теряют. Ты глупый сопляк. Ни черта не кумекаешь и за душой у тебя ни черта нет, и как был пустое место, так им и останешься. Ты хоть сто лет проживи — никогда не станешь и половиной твоего папаши — ни как мужик, ни как шахтер. Ты ему в подметки не годишься!

Из всей брайтстоунской шахтерской братии ни у кого не было ни малейшего сомнения, в чью пользу закончится потасовка. Но Поль только и сделал всего один выпад, сжал кулаки и тут же остановился и одумался под одобрительные крики присутствующих: всем было ясно, что драка с пожилым человеком, годным Полю в отцы и к тому же в дымину пьяным, чести ему не принесет. Но удар был сокрушительный — прямо в челюсть, и две недели после этого Калдер просыпался с чувством собственного унижения и поражения — удар был нанесен его достоинству — а этого он простить не мог.

9

Больше всего Роберт любил церковь после службы. Когда последний член общины покидал храм, когда затихали последние звуки в чреве старого органа и песнопения молящихся, когда смолкал шепот последних молитв, были сделаны последние наставления и выдыхалось едиными устами последнее „Аминь!“ — тогда наконец церковь и пастырь могли побыть немного в покое, — роскошь, которой не удавалось насладиться на протяжении всей хлопотливой трудовой недели, не имевшей „нормированного“ рабочего дня с ожидающим впереди отдыхом.

Однако в это воскресенье, вынужден был признаться себе Роберт, долгожданный покой не наступал. Продвигаясь вдоль скамеек, собирая молитвенники и возвращая на надлежащее место под передним рядом подушечки для коленопреклонений, он вынужден был с горечью отметить, что не чувствовал привычного мира, и не чувствовал давно — с каких пор? Да уже несколько дней. А в это воскресенье было как никогда тягостно после службы, когда стало очевидно, что надежды, которыми он себя тешил всю неделю, не оправдались.

Девушка не появилась. Она не придет, начинал он понимать: она и не собиралась приходить. Дважды он уже приглашал ее посетить храм, и она, как ему казалось, кивала в знак согласия. Каждое воскресенье он жил этим обещанием. Но она не являлась.

Господи, ну и денек предстоит! Жара уже сейчас несносная: к концу дня будет просто невыносимое пекло! Закончив дела, он запер церковь и инстинктивно в поисках прохлады повернул направо, а не налево, к пасторскому дому. Надо было подумать. Почему он с таким нетерпением ждет Алли? Почему из головы не идет эта девушка?

Он попытался еще раз все проанализировать. Там, где она работает, ей не место, это и слепому ясно — такая девушка не могла быть счастлива в кафе у Вика Ясно как день, что у нее нет никого, кто бы мог помочь ей или дать совет. Как ни крути, но факт остается фактом: этот ее папаша — самовлюбленное животное, ни о чем не желающее думать, кроме своих прихотей, такой не остановится ни перед чем, чтобы заставить дочь покориться. Словом, ей нужна помощь — это очевидно. А помогать людям — его работа, поэтому он и здесь.

Но это не все. Он продолжал идти, не разбирая дороги, поглощенный своими мыслями. Солнце жгло спину с какой-то сладострастной свирепостью, а теплый ветерок с моря ласкал своими нежными дуновениями. Почему, почему все чувства обостряются, почему он становится самим собой и, этого уже невозможно отрицать, счастливее — когда думает о ней?