Мисс Питни растерянно захлопала ресницами. Должно быть, никто прежде не говорил с ней так резко и прямо.

К чести Эми, она смущенно покраснела.

— Вообще-то, Джозефина довольно добрая. Она хорошая дочь и искренне заботится о бедняках Суссекса. Она предана друзьям, мы так долго были близкими подругами, что мне ее не хватает… но она даже не замечает Саймона, и я не могу ей этого простить. Он тихий, умный, мечтательный… у него масса достоинств. Я знаю, он глубоко страдает, видя, как она не сводит глаз с пастора, или молча наблюдая, как ее осаждают другие воздыхатели. Конечно, он мне об этом не рассказывает. Но я это вижу. Я свыклась с мыслью, что он относится ко мне иначе, чем я к нему, и едва ли когда-нибудь ответит взаимностью. Я не дурочка, как Джозефина, которая, несмотря ни на что, еще надеется выйти замуж по любви, хотя у нее всего одно бальное платье, перешитое не раз и не два — вы только взгляните на ее подол! В подобных вещах нужно быть практичной и реально смотреть на вещи.

Эми упрямо вздернула подбородок, будто приказывая чувствам утихомириться.

Ева знала, что умные девушки часто пытаются смягчить сердечную боль доводами рассудка. Но ей никогда прежде не приходилось слышать эхо собственной жизненной философии. «В подобных вещах нужно быть практичной». Слова Эми неприятно поразили ее. Еве не хотелось бы услышать такое от любимого человека, однако всю жизнь она исповедовала этот принцип.

«Меня вынуждали обстоятельства», — сказала себе графиня. Хотя, возможно, когда-то у нее был шанс. Она невольно задумалась, как вышло, что необходимость переросла в привычку, а затем обернулась трусостью.

Ей вспомнились слова Хенни: «Может, вам стоит разок попробовать — влюбиться наконец?»

Еву вдруг охватило смятение и растерянность, она почувствовала себя беззащитной, словно ребенок, оказавшийся один, без родителей, в шумном бальном зале, полном расфранченных гостей. Казалось, в своей бурной жизни она познала все. Но эта грань оставалась для нее непрочитанной страницей. И Ева понимала: существуют вещи, которым не научишься с помощью подражания.

Ее беспокойный взгляд вновь обшарил пеструю толпу — в который раз с тех пор, как она вошла в зал.

Адам Силвейн стоял в другом конце зала, глядя на нее с выражением, от которого сердце заколотилось, словно в груди вспыхнул и рассыпался огнями фейерверк. Буря противоречивых чувств поднялась в ее душе: надежда, тревога, обжигающая радость и предчувствие беды.

Ей отчаянно хотелось крикнуть Адаму: «Не смотрите на меня так!». Его взгляд пронизывал пространство, как пробивается сквозь тьму ослепительный свет фонаря. Казалось, фигура Евы ярко освещена этим взглядом.

Разумеется, пастор не мог не привлечь внимание публики.

Ева с усилием заставила себя отвернуться. Это далось ей нелегко. Она на мгновение замерла, пытаясь унять бешеное биение сердца.

И тотчас заметила, что мисс Питни внимательно наблюдает за ней. Ева вдруг с замешательством поняла, что понятия не имеет, как долго длилась эта немая сцена — скрещение взглядов, в котором угадывалось слишком многое. Мисс Питни молчала.

Ева прерывисто вздохнула. Теперь она знала, что сказать девушке.

— Ваш поклонник должен испытывать к вам… чувство, которое вы испытываете к Саймону, мисс Питни. Думаю, вы хотите видеть мистера Ковингтона счастливым, и если он мечтает лишь о том, чтобы мисс Чаринг ответила ему взаимностью… значит, так тому и быть. Конечно, вам решать, стоит ли прислушаться к моим словам. И лишь вам судить, искренны ли чувства вашего поклонника.

Похоже, Эми понравился совет Евы.

— Я представлю его вам, когда он появится. — Мисс Питни улыбнулась, и улыбка сделала ее по-настоящему прелестной.

«Надеюсь, этот воздыхатель заставит мисс Питни улыбаться чаще», — подумала Ева.


Графиня подошла к столу, где разливали пунш. Там стояла мисс Чаринг, с тоской разглядывая блюда с сандвичами. Заметив Еву, она радостно просияла.

— О, добрый вечер, леди Уэррен! Как чудесно, что вы пришли. Знаете, я последовала вашему совету. Сегодня вечером я стараюсь находить в джентльменах черты, достойные восхищения. Мне даже удалось обнаружить нечто привлекательное в мистере Генри Гранди. А это, поверьте мне, было нелегко. Мне кажется, он носит корсет, иначе ему нипочем не удалось бы застегнуть рубашку на огромном животе.

— Правда? — рассмеялась Ева. — Прекрасная новость, мисс Чаринг. И что же вам понравилось в мистере Гранди?

— Меня поражает упорство, с которым он посещает все увеселительные мероприятия, с тех пор как овдовел. Это так трогательно, не правда ли? Я сказала, что восхищаюсь его стойкостью и запасом жизненных сил.

— В самом деле? Что же он ответил?

— Ну, знаете… — Мисс Чаринг наклонилась ближе и доверительно шепнула: — Он покраснел. А потом робко пригласил меня на танец. Это так мило. Я бы согласилась, но все мои танцы уже обещаны. Пришлось извиниться перед ним, ответив отказом. Может быть, вам захочется потанцевать с мистером Гранди? Поскольку вы не стремитесь обзавестись еще одним мужем, да и вообще не интересуетесь мужчинами, вы сделали бы доброе дело, танцуя с теми, кто не ищет себе жену, или с кавалерами, которым все отказывают. Ведь вы такая добрая.

«Вы такая добрая». Ева растерялась и невольно растрогалась, услышав эти слова.

— Признаться, мне еще не приходилось быть утешительным призом. В этом есть прелесть новизны! Приятно чувствовать себя полезной. Вдобавок мне всегда хотелось потанцевать с джентльменом, который носит корсет.

Джозефина неуверенно улыбнулась, будто никак не могла решить, шутит ли графиня или говорит всерьез. «Благослови Господь людей, лишенных чувства юмора», — пришло в голову Еве.

— И знаете… я нашла в мистере Саймоне достоинства, которых прежде не замечала. — Джозефина посмотрела в другой конец зала, где стоял Саймон Ковингтон, стройный, как молодое деревце. На его длинном выразительном лице сверкали задумчивые темные глаза, пожалуй, самая привлекательная черта его внешности. Взгляд этих горящих глаз не отрывался от мисс Чаринг. — Он хорошо умеет слушать. Это говорит о его чуткости, верно? А глаза у него… карие, — мечтательно протянула Джозефина.

— О да, вне всякого сомнения, — подтвердила Ева.

— И еще он смеется, стоит мне сказать что-нибудь забавное. И всегда спрашивает о здоровье моей матушки.

— Похоже, у этого молодого человека масса замечательных качеств. Вы сказали ему что-нибудь лестное?

— Видите ли… я попыталась. Но, странное дело, леди Булман… когда он посмотрел на меня минуту назад… у меня вдруг пропал голос.

Ева улыбнулась Джозефине, искренне радуясь такому повороту событий. Привстав на цыпочки, она заглянула в бальную книжку мисс Чаринг.

— Вы, кажется, говорили, будто все ваши танцы обещаны. А я вижу, что вы еще не выбрали себе кавалера для вальса.

Джозефина заметно смутилась.

— Я всегда оставляю про запас один вальс, на случай если пастору вздумается меня пригласить, — призналась она, понизив голос. — Однажды я танцевала с ним. И едва доставала макушкой до его воротничка. — Мисс Чаринг задумалась. — Мне нравилось воображать, что меня удостоили почетного права пришивать ему пуговицы.

Почетного права… Ева вспомнила, как смазывала мазью царапину на руке Адама. Она испытывала чувство, похожее на гордость, будто добилась особой привилегии.

— Значит, один танец вы пока еще никому не обещали? — вкрадчиво осведомилась она.

— Просто… преподобный Силвейн — мужчина, которым хочется любоваться, ловить каждое его слово. Что же до Саймона… я вижу, что ему нравится смотреть на меня. И слушать меня. Рядом с ним я чувствую… словно… — Глаза Джозефины затуманились.

— Это добрый знак, когда вы не можете закончить фразу, говоря о мужчине.

— М-м, — рассеянно пробормотала мисс Чаринг, не сводя глаз с Саймона.

— Наверное, преподобный Силвейн будет горько разочарован, если вы подарите вальс Саймону, — добродушно усмехнулась Ева, понимая, что Джозефина ее не слышит.

Мистер Саймон Ковингтон отделился от стены, которую подпирал, и направился к ним. Улыбка на его лице сияла так же ослепительно, как мыски его туфель.

Ева привыкла блистать, привлекать восхищенные взгляды, быть заметной, как сверкающая огнями люстра в бальном зале, однако Саймон, поравнявшись с ней, казалось, вовсе ее не увидел — так не задерживаясь, проходят, мимо стены, покрытой невзрачными обоями.

Порадовавшись, что Джозефина обратила наконец внимание на Саймона, чего тот, несомненно, заслуживал, Ева невольно обратилась мыслями к мисс Питни.

К той, что знала: любовь — редкий дар, благодать Господня. К той, которая предпочла надежду разочарованию, что требует великого мужества и отваги.


Ева смотрела, как Адам танцует с молодыми леди, жительницами городка. Он кружился с ними по залу, внимательно слушал их щебетание и отвечал, вероятно, что-то подходящее к случаю. Лица девушек лучились радостью. Рилы, кадрили и вальсы сменяли друг друга. Найдя себе укромное местечко возле стола с ликерами, Ева украдкой наблюдала за танцующими.

Впрочем, один танец она все же подарила джентльмену в корсете. Графиня решилась на это из чистого любопытства и еще, пожалуй, из желания сделать доброе дело, вдобавок никто не приглашал ее танцевать — считалось, что она все еще оплакивает покойного мужа и не желает предаваться увеселениям. Корсет мистера Гранди скрипел, как седло, даже музыка не могла заглушить этот кошмарный звук. Однако Джозефина оказалась права — он действительно держался храбро.

Неожиданно для себя Ева обнаружила, что нисколько не скучает по льстивой толпе воздыхателей, добивавшихся ее внимания, по ревнивым и завистливым взглядам, по интригам и флирту, по привычной жизни, которая давно утратила для нее былое очарование. Вдали от всей этой мишуры и показного блеска она чувствовала необычную легкость, почти невесомость. Стараясь держаться как можно незаметнее, Ева направилась к огромной чаше с пуншем и, встав возле стены (по иронии судьбы, по соседству с внушительным мраморным бюстом Геракла), принялась тайком следить за всеобщим весельем.