— Я не успеваю опомниться после рождения одного ребенка, как появляется новый, — устало проговорила Мэри. — Хотя что тут скажешь, думаю, все и так видно. Простите, что принимаю вас в таком бедламе.

— Откуда вы родом, Мэри? Сама я девчонка из Килларни. Меня зовут Ева Дагган.

— О, значит, вы из тех Дагганов? Так вы, возможно, знаете Дунканов?

— Кто же их не знает? Вы, верно, говорите о Джоне Дункане.

Лицо Мэри просветлело.

— Ну да. Только те дамы из комитета уверяли, будто вы графиня.

— Так и есть. Но кто сказал, что девушка из Килларни не может преуспеть в жизни?

Миссис О’Флаэрти устало улыбнулась. Ее кудрявые рыжеватые волосы, небрежно уложенные узлом на затылке, выглядели тусклыми. Выбившиеся из прически пряди неряшливо свисали ей на щеки. Под глазами у Мэри залегли лиловые тени, а тонкая кожа приобрела болезненный, серый оттенок, какой бывает у людей, давно забывших, что такое спокойный ночной сон. Все в ее худом лице казалось длинным и узким: тонкие губы, заостренный нос, голубые глаза.

— Что ж, я тоже многого добилась, как видите.

Ева решила, что Мэри ей нравится.

Однако леди Уэррен понадобилась вся ее храбрость, чтобы переступить порог дома. Забытые воспоминания обрушились на нее волной, поднимая в душе страх, что ей никогда не выбраться из этого гиблого места. В нос ударил густой запах. Пахло мальчишками — немытыми ногами, по́том и грязью, засохшими остатками еды, псиной и кислым молоком. Неописуемый ребячий гвалт, вой и визг не смолкали ни на минуту.

Ева перевела дыхание, и на память пришел ловкий трюк, которому ее научил брат Шеймус.

Она вложила два пальца в рот и оглушительно свистнула.

Дети изумленно застыли, глядя на чужачку во все глаза.

Ева воспользовалась передышкой, чтобы сосчитать их и оглядеть поле битвы. Ребятишек оказалось семеро, включая младенца и карапуза, цеплявшегося за материнскую юбку. Трое совершенно одинаковых мальчишек и две девочки не старше восьми лет, все худенькие, бледные, с за-остренными личиками и ярко-рыжими вихрами. Дети были вполне прилично одеты или хотя бы прикрыты одеждой, но щеголяли босиком, чумазые, как чертята. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь закопченные стекла, Ева разглядела две кровати, дымящую печку, опрокинутые разномастные деревянные стулья, должно быть, служившие мальчишкам крепостью, и изрезанный ножами стол с грязной посудой. Тарелки с остатками еды валялись и на потертом ковре. На высокой полке дремала кошка. Повсюду в комнате лежал толстый слой пыли и копоти: он покрывал занавески, мебель, стеганые одеяла на кроватях, печь и даже кошку.

Ева заметила, что у всех ребят на поясе висят корявые деревянные сабли, грубо выструганные из дубовых веток. На головах у двух мальчуганов лет шести красовались адмиральские треуголки, сложенные из обрывков старых газет. Третий братишка, чуть помладше, лежал на продавленном диване, обмотанный веревкой от плеч до колен, словно гусеница. Когда Ева вошла, старшие братья, склонившись над пленником, тыкали в него саблями.

— На помощь! — пискнул он.

— Тихо! — прошипел один из мучителей, кольнув братца клинком.

Младшая сестренка с откровенным восторгом наблюдала за расправой. Высокая девочка, должно быть старшая, стояла у печки и что-то мешала в котле. На бедре у нее тоже висела сабля.

Ева вспомнила пьесу о кровожадных пиратах, в которой когда-то играла на сцене театра «Зеленое яблоко». И, как временами случалось в решающую минуту, ее осенило вдохновение.

— Прошу внимания! — крикнула она. — Я жду! — Все дети повернулись к ней и изумленно затихли. Прежде чем они успели пошевелиться или загалдеть снова, Ева заговорила громоподобным голосом, полным ледяной надменности, — так на театральных подмостках актеры изображают аристократов. — Я желаю говорить с вашим капитаном. Немедленно!

Ошеломленные дети, приоткрыв рты, молча смотрели на нее округлившимися глазами.

— Но… у нас нет капитана, — растерянно произнес один из мальчуганов. В его голосе слышалась тревога.

— Помогите, — шепнул его связанный братишка.

— Нет капитана? — Ева прошла в глубину комнаты и хмуро огляделась. — Нет капитана? Мы должны сейчас же это исправить. Ну-ка отвечайте: кто из вас старший? Живо!

Все головы, как по команде, повернулись к очагу.

— Это я. — Рыжеволосая девочка подбоченилась, прищурив голубые глаза.

— Имя? — рявкнула Ева.

— Кэтрин.

На мгновение у Евы закружилась голова, в сердце кольнуло. Казалось, какая-то сила отшвырнула ее на много лет назад, в прошлое. В худом бледном личике девочки она узнала себя. Словно из зеркала, на нее смотрели глаза Кэтрин, видевшие слишком много для ребенка ее возраста. В этих глазах читались напускная храбрость, испуг и недоверие. Девочка часто ложилась спать голодной и пробуждалась в страхе, выбивалась из сил, чтобы помочь матери и спастись от отца. Но она еще не утратила надежды и не разучилась восхищаться. Эти чувства отразились на ее лице при виде Евы, красивой незнакомки в роскошной одежде. Но почти тотчас лицо девочки стало отчужденным, непроницаемым, словно маска. Восхищение и надежда делают человека уязвимым. Кэтрин успела усвоить этот урок.

У Евы мучительно сжалось сердце.

Вскинув голову, она объявила:

— Я графиня Уэррен, и до меня дошел слух, что в вашей команде нет капитана. Сколько тебе лет, Кэтрин? — Ее голос звучал холодно и твердо, хотя ей отчаянно хотелось протянуть руку и погладить девочку по костлявому плечику.

— Восемь.

— Прекрасно. Самый подходящий возраст для капитана. Имей в виду, это звание налагает большую ответственность. Капитаны умны и храбры, вдобавок им нравится отдавать приказы. Ты должна быть такой же.

— Я как раз такая, — заявила Кэтрин, расправив плечи. — Правда! — с явным удовольствием подтвердила она.

Хорошо. Гордость и заносчивость опасны, но в конечном счете, когда речь идет о выживании, они куда более надежные союзники, чем робость и неуверенность.

— Поскольку я ношу графский титул, покажи-ка мне, Кэтрин, как ты умеешь делать реверанс. А вы, молодые люди, сейчас же поклонитесь мне!

К ее изумлению, мальчишки в адмиральских треуголках соскочили с дивана и поклонились, а девочки присели в реверансе. Они охотно подхватили новую игру, и Еве предстояло теперь поддерживать их интерес.

— Для начала сойдет, — надменно бросила она. — Хотя всем вам придется попрактиковаться. Постойте пока, пожалуйста. Слушай меня, капитан Кэтрин. — Опустившись на колени рядом с девочкой, Ева сняла с шеи медальон с портретом святого Христофора и подняла над головой. — Это капитанский орден. — Она надела цепочку Кэтрин на шею. — Он принесет тебе удачу и будет охранять тебя. Береги его и молись. Это знак власти. Никогда не расставайся с ним. Обещаешь? Ты дашь мне торжественную клятву?

Капитан Кэтрин серьезно кивнула, очарованная прекрасной чистой дамой и неожиданным драгоценным даром.

Ева поднялась с колен.

— Задача капитана — сплотить команду. Нужно убедиться, что корабль готов пуститься в плавание. Что он надежно защищен от пиратов и разбойников, а малышам, которых охраняют храбрые моряки, ничто не угрожает. Судно «О’Флаэрти» доблестного флота ее королевского величества должно сверкать чистотой. От трюма до верхушек мачт. Как и гордые моряки на его борту. Как еще вы докажете свою преданность вашей венценосной матушке? Она ваш главнокомандующий, и ей приказывать вам, куда плыть.

Ева указала на Мэри О’Флаэрти, сидевшую в кресле-качалке с младенцем на руках. Оцепенев от изумления, та молча наблюдала за разыгрывающейся сценой. Услышав, что ей присвоили титул королевы, она лишь растерянно покосилась на Еву. Даже младенец и карапуз чуть постарше притихли, с любопытством разглядывая богато разряженную безумную женщину, ворвавшуюся в их дом, которая размахивала руками и громко отдавала приказы.

— А теперь я назначу судовых офицеров и определю их обязанности. Но отныне вы и ваша королева обязаны следить за дисциплиной на корабле. Команды должны исполняться четко, неукоснительно. Несите вахту достойно, без нареканий. Прежде всего сейчас же развяжите вашего брата! Теперь вы команда. Вам следует заботиться друг о друге, защищать товарищей, а не связывать их. Вот ваше первое задание, моряки: тащите сюда ведра с водой!


Подъехав к дому О’Флаэрти час спустя в нагруженной бревнами повозке с несколькими добровольцами, Адам увидел возле изгороди мисс Питни, мисс Чаринг и миссис Снит. Все три дамы испуганно смотрели в сторону дома.

Адам переложил в карман плаща захваченную из пастората банку с медом и спрыгнул с повозки. Под ноги ему попалось что-то круглое, похожее на камешек. Приглядевшись, он понял, что это печенье.

Адам обвел глазами двор и заметил на земле еще два печенья.

— Добрый день, дамы. Что вас так заинтересовало?

— Добрый день, преподобный. Графиня до сих пор не вышла.

Адама озадачило, что две девушки, которые обычно бежали наперегонки, торопясь его приветствовать, не смотрят на него. Они выглядели до странности равнодушными.

— Вы отправили леди Уэррен в дом О’Флаэрти? И бросили ее там одну?

Дамы виновато молчали, переминаясь с ноги на ногу, и лишь переглядывались, нервно стискивая руки. Адам угадал. Его охватил гнев.

— Кажется, крик прекратился. В доме очень тихо. Это нас и пугает, — призналась мисс Питни.

— Кто-нибудь вообще выходил из дома? И как здесь оказалось это? — он поддел печенье мыском сапога.

— Ну, из дома вышли два мальчика с ведрами. Увидев нас, они закричали: «Пираты!» и запустили в нас печеньем. Одно из них попало Эми в голову, — проговорила миссис Снит.