– Ты ошибаешься, Пэмела Сью. Я думаю об этом по-другому.

– Что? Что ты говоришь? – возмутилась Пэм.

– Что, если я скажу тебе, что Эрон тоже встречался с этой Эпперсон и Синди Ричвальски?

– О Боже, ты не в себе! – Пэм вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.

– Я, может, и не в себе, но я не тот человек, который ненавидел его отца.


– Здравствуй, Блю, – сказал Кин. Рикки резко обернулась. Она не собиралась участвовать в празднике, а приехала в город за продуктами, но попала в дорожную пробку, и ей пришлось припарковаться почти за полмили от продуктового магазина и идти пешком. Она пробиралась через толпу, наблюдавшую парад, когда услышала свое имя.

– Боу, я не заметила тебя. – Она нервно провела рукой по волосам и сделала слабую попытку расправить фланелевую рубашку.

У него на лице появилась та же неторопливая улыбка, которую, как ей казалось, она забыла.

– Вполне вероятно, хотя, если бы сделала еще один шаг назад, ты бы сбила меня с ног и приземлилась мне на колени.

– О, извини, – сказала Рикки, чувствуя, что краснеет, и ненавидя себя за то, что позволила ему смутить себя. Она переминалась с ноги на ногу, испытывая желание просто сказать ему: «Приятно было увидеть тебя» – и отправиться по своим делам. Но не могла, просто не могла. – Как… как ты?

– Не жалуюсь. А ты?

– Я? Прекрасно. Хорошо, по-настоящему хорошо.

Снова эта неторопливая широкая улыбка.

– Да, я должен бы понять это по фотографии на обложке журнала.

– Рассмотри его как следует, чтобы не упустить главного. – Она повернулась, собираясь уйти.

– О, детка, здесь ты не права. Гарантирую, я ничего не пропустил.

Она замерла, сжав кулаки, потом медленно повернулась лицом к нему.

– Тогда ты знаешь, что у меня есть дело. Я собираюсь найти того, кто убил моих родителей. – Она сделала паузу и с вызовом добавила: – Кто бы это ни был.

Его легкомысленное настроение пропало, и он резко выпрямился.

– Ты ищешь неприятностей, Блю, я не хочу видеть, как это произойдет.

– Боу, я больше не наивная маленькая девочка. Я прошла тяжелый путь и научилась сама о себе заботиться.

Пространство между ними было наэлектризовано.

– Ах, так! – Он прислонился к стене дома. – Тогда я не стану беспокоиться о тебе.

– Ты этого никогда и не делал.

Боу смотрел, как Рикки уходит, ему нечем было защищаться – она была права, его не было с ней тогда, и сейчас он не хотел быть с ней. Он потратил массу сил и времени, чтобы научиться не чувствовать, не беспокоиться – особенно о ней.

Глава 12

На следующее утро, проснувшись, Рикки была сбита с толку. Последние десять лет она привыкла просыпаться под суматошный шум бостонского транспорта, спокойные звуки сельского озера были незнакомыми и приводили в замешательство. Она повернулась на бок и посмотрела в окно на озеро, прислушиваясь к голосам, долетавшим до нее по воде, к птицам, которые чирикали, ухали и каркали. Необыкновенная голубизна неба обещала чудесный весенний день. Легкий утренний ветерок раскачивал ветки дуба, шелестя еще не сброшенными прошлогодними засохшими листьями. К ней вернулись воспоминания детства: тогда она думала, что жизнь прекрасна, и считала себя дастью мироздания, которое совершенно и незыблемо.

Одиночество охватило ее, одиночество и тоска. Она думала, что преодолела их с помощью психиатра, которого посещала каждую неделю пять с лишним лет. Похоже, тоска томилась здесь, как в плену, ожидая ее возвращения, и сейчас она, казалось, просачивалась в ее сознание, окутывая и угрожая поглотит в.

– Нет, – решительно произнесла Рикки, откидывая покрывало.

Несмотря на весенний день, утренний воздух все-таки был прохладным. Рикки подумала было закрыть окно, которое оставила на ночь открытым, но решила этого не делать – она надеялась, что холод вселит в нее бодрость. Потягиваясь, она с улыбкой вспомнила свою бабушку и почти явственно услышала голос Джулии, одновременно мягкий и наставительный: «Тебя нужно побить, Эрика, за то, что ты оставляешь окно открытым. Очень плохо, что ты упорно продолжаешь свой безрассудный поиск. Ты просто приглашаешь убийцу в свой дом, обеспечивая ему легкий доступ». Улыбка, появившаяся было у Рикки при воспоминании о Джулии, исчезла. Нет, он еще не придет, думала она, он подождет, понаблюдает, выяснит, что ей известно, а потом нанесет удар.

Она села на край кровати, сунула руку под подушку и вытащила пистолет. Она будет готова.


Кин был готов, как всегда готов, к посещению кладбища, которое он совершал каждое воскресенье. Его еженедельное паломничество, его епитимья.

Он открыл дверь, собираясь выйти, но задержался, увидев, что на дороге на холме ожил красный «чероки». «Интересно, – подумал он, – куда это она направляется в такую рань, когда большинство еще бездельничает?» Его интересовало не только это. На самом деле список вопросов, которые он задал бы ей, если бы все было по-другому, был бесконечен. Но по-другому не было и никогда не будет. Он сам предопределил это в ту ночь, когда уехал на Карибы.

Он провел рукой по лицу. Сколько ошибок! Как, черт побери, человеческая жизнь могла стать такой хреновой?!


Дрожащими руками она ставила цветы в вазу перед мраморной мемориальной доской, а слезы душили ее, легли ей глаза. Она подбирала букет так же заботливо, как готовят главное блюдо к торжественному обеду. Глупо. Их нет здесь, они не увидят ее стараний. От этой мысли слезы, не пролитые ею за пять с лишним лет, вырвались наружу и хлынули ручьем. Она села на землю и обхватила руками колени.

– О Боже, мне все еще так не хватает вас обоих!

Она прижала лицо к коленям и позволила излиться страданию. Она слышала, как на кладбище приезжали люди, слышала их шаги, их голоса, но ей не было до них дела. Она даже не взглянула вокруг, пока не пролилась последняя слеза. Тогда она вытерла лицо краем майки и посмеялась над собой.

– Верите, я даже не взяла с собой носового платка.

Слова были адресованы ее родителям. Нелепо, но все же успокаивает. Все эти годы она часто разговаривала с ними, но сейчас впервые почувствовала себя по-настоящему рядом с ними, поверила, будто они могут услышать ее. Не просто нелепо, а глупо, но ей стало легче.

Уткнувшись подбородком в колени, она снова заговорила с ними.

– Все думают, я ненормальная, раз вернулась сюда. Все. Вы бы только слышали моего босса в Бостоне. В течение двух недель после того, как я объявила ему, что ухожу из шоу, он произносил громкие речи, потом в конце концов смирился, но по-настоящему расстроился, когда узнал, что я здесь купила радиостанцию. Я пыталась объяснить ему, пыталась заставить его понять, что мне нужна независимость, что владение станцией – это единственный способ получить ее. Но он только качал головой и смотрел на меня, будто я одна из его капризных шоу-приманок.

Она снова усмехнулась – отрывистое «ха» было воспоминанием о былом веселье.

– Ох, но хуже всего было с Китом. Он пригрозил запереть меня, если я буду продолжать вынашивать свой план – вывести убийц на чистую воду… Тем не менее он отвез меня в аэропорт, не испытывая при этом особой радости. Помните, я рассказывала вам про него? Он был первым другом, которым я обзавелась в колледже. Он скучен тем, кому нет еще тридцати, но он хороший друг. Вот так. Во всяком случае, надеюсь, вы оба понимаете, почему я вернулась. Я не могла оставить все как есть. Вы заслужили лучшего. Вы были самыми замечательными на свете – не только потому, что вы мои родители. Хотя меня и могут обвинить в некотором пристрастии, но вы действительно были особенные – я поняла это потом. Сегодня я ощущаю это еще сильнее. Мир и вправду сошел с ума, ни у кого, даже у меня, нет времени спокойно сесть и просто полюбоваться его красотой, как это делали вы. Но я, так и сделаю… когда-нибудь, когда все останется позади.

Ещё одна слеза скатилась вдоль носа и упала ей на руку. Она улыбнулась дрожащими губами.

– Я не хочу, чтобы вы волновались обо мне. Я вернулась подготовленная. Я знаю, это опасно, и мне иногда делается страшно, но я должна это сделать. Кроме того, я знаю, вы присмотрите за мной.

Она поднялась с земли, отряхнула одежду и сказала:

– Ну что ж, мне, пожалуй, пора идти. Я вернусь на следующей неделе. Возможно, к тому времени у, меня будет что рассказать вам. – Она пошла, потом остановилась и обернулась. – Я действительно люблю вас, ребята… и я тоскую о вас, как сумасшедшая.

Засунув руки в карманы джинсов, она повернулась на носках и быстро зашагала прочь, но, сделав всего десяток шагов, увидела его. Черт побери! Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она направилась прямо к нему.

– Это входит в привычку? – строго спросила она. – Я знаю, что Сент-Джоун мал, но, дьявол, думаю, я могла бы время от времени покидать свой дом без того, чтобы не натыкаться на тебя.

Он сидел на корточках, поэтому ему пришлось вытянуть шею и взглянуть на нее снизу вверх.

– Ты собираешься часто приходить сюда? – усмехнулся он.

– Собираюсь, – подтвердила она нерешительно. – При чем тут это? Каждое воскресенье… пока я здесь.

– Тогда, видимо, мы будем встречаться каждую неделю, если, конечно, ты не захочешь установить расписание. Понимаешь, ты приходишь в девять или в десять, а я в час или в два.

Тогда она обратила внимание на надгробную плиту.


Бертон А. Боухэнон и Барбара Джей Боухэнон

12 августа 1941 – 1 января 1987

9 марта 1943 – 28 августа 1986


– О, Боу, прости, я забыла, что здесь твои родители. – Она топнула ногой. – Я чувствую себя идиоткой.

Боу поднялся с легкой дружелюбной улыбкой: