Софи Джордан - Грехи распутного герцога

— Точно. Примерно семнадцати–восемнадцати лет. Скажи спасибо своему росту.

К счастью, благодаря узкой форме лица, черты Фэллон не казались мягкими или утонченными. Она никогда не была румяной девицей. Ее черты были резкими, челюсть немного широковатой.

Эвелина повернула голову и задумчиво изрекла:

— А мужчинка из тебя симпатичный.

— Да уж, мне такие встречались, – кивнув, согласилась Фэллон, не зная, кого хочет убедить – себя или Эви.

Половина мужчин в городе стремилась выглядеть так, как она сейчас – настоящий денди. Те, что приносили ей одни неприятности в последние два года, были намного привлекательнее, чем она сама. Почему–то перед глазами всплыло лицо герцога Дамона. Вот уж кто точно не денди. Ничего мягкого или изящного в нем не было. И он был выше ее. Не таким, как все те джентльмены, которых ей доводилось видеть раньше. Таких мужчин вряд ли можно обнаружить в гостиных, задумчиво потягивающих чай из изящных чашечек. Фэллон скривила губы. Скорее всего, он был завсегдатаем борделей и других сомнительных заведений. Фэллон тряхнула головой, избавляясь от образа этого распутника, и стала пристально изучать новую себя. Уперев руку в бедро, она постаралась принять мужественную позу:

– Ну и как меня теперь зовут?

Болезненный страх темными пальцами сдавливал ее сердце, когда она посмотрела на дрожащий в ее руке лист бумаги, а потом снова на дом, возвышающийся перед ней. По другую сторону декорированных испанских железных ворот расположился трехэтажный особняк из белого канского (Кан – англ. Сaen, город на севере Франции. – Прим. перев.) камня. Еще один взгляд на быстрый и небрежный почерк миссис Харрисон и адрес на бронзовой табличке подтвердил, что ошибки быть не могло. Мир перестал вращаться, позабыв о своей оси. Фэллон стояла на пороге дома 15 на площади Поттингэм. То самое место, куда она поклялась не ступать ногой.

Она топталась на месте, вспоминая этого кошмарного человека. Злой блеск в глазах, когда его язык плясал вокруг соска той женщины. Мерзавец! Хотелось ли ей принять должность в его доме? Только если ты уже не ты. Он теперь никогда не посмотрит на тебя дважды.

Решительно кивнув, Фэллон толкнула ворота, прошла к задней части дома и постучала в дверь для прислуги. Сегодня ей нужна крыша над головой. Она не могла позволить себе перебирать варианты.

Несколько мгновений спустя она сидела в просторной кухне, перед ней стояла тарелка с бисквитами, и самый странный дворецкий, которого она когда–либо видела, беседовал с ней по поводу должности лакея.

Фэллон работала во многих домах, и у нее сформировались определенные стереотипы, одним из которых было представление о том, что дворецкий должен выглядеть … ну ладно, как дворецкий. Но с чего ей удивляться? Его хозяин вряд ли тянул на образец того, каким должен быть обычный аристократ. Хотя, как и большинство из них, он явно считал себя выше других только потому, что это право гарантировал сам факт его рождения. Горечь заполнила Фэллон изнутри, сдавливая грудь, когда она подумала об отце, погибшем на далеком острове. И все из–за эгоистичной прихоти лорда Ханта. Отпрыски голубых кровей всегда делали то, что им нравилось. Черт бы их всех побрал!

Дворецкий окинул ее критическим взглядом одного голубого глаза, второй закрывала черная повязка. Она заставила себя не ерзать, чтобы не показывать ни малейшего признака беспокойства, даже когда ей показалось, что голубой глаз стал буквально срывать с нее одежду, чтобы увидеть ее всю – ее настоящую. Вот оно! Если кто и сможет раскрыть ее обман, то это будет именно этот человек, прямо здесь и сейчас. По иронии судьбы этим человеком оказался проницательный одноглазый дворецкий.

— Меня прислала миссис Харрисон.

В этих словах не было необходимости, поскольку дворецкий держал в руках ее письмо, но Фэллон просто жаждала нарушить затянувшееся молчание. В ожидании она затаила дыхание.

После долгой паузы мистер Адамс наклонился вперед на своем стуле и взял с тарелки бисквит.

— Превосходные бисквиты, – бросил он через плечо поварихе – худой женщине, которая стояла у плиты и что–то помешивала в горшке жилистой рукой.

Под мышками на ее платье красовались большие пятна пота. Женщина что–то проворчала в ответ. Мистер Адамс снова уставился одним глазом на Фэллон и о чем–то задумался.

— Что ты скажешь о юном Френсисе, Марта?

Эви выбрала это имя, решив, что чем ближе к настоящему, тем лучше. И все же, услышав, как дворецкий произнес его, Фэллон едва не поддалась желанию оглянуться.

Повариха снова что–то проворчала.

— Читаешь мои мысли, – неопределенно ответил мистер Адамс.

Взяв салфетку, он приложил ее к губам с таким изяществом, которого Фэллон никак не ожидала от одноглазого, опасного на вид мужчины. Даже если он – дворецкий.

Фэллон беспомощно переводила взгляд с дворецкого на повариху и обратно. Произвести впечатление на миссис Харрисон не составило труда. Она не стала задавать много вопросов и не подвергла сомнениям рекомендательные письма – разумеется, фальшивые. Пожилая женщина с удовольствием отвечала на флирт Фэллон и светилась от счастья, что может устроить ей собеседование в тот же день, что доказывало подозрения Фэллон: мужчинам все давалось легче.

Мистер Адамс легко усмехнулся:

— Ладно, парень. Думаю, ты как раз то, что нам нужно. К тому же, ты такого же роста, как и наш предыдущий лакей. Наверняка его ливрея будет тебе впору, – дворецкий указал на свою грудь. – Кому–то это может показаться немного старомодным, но это имение герцога, и здесь все лакеи носят ливреи.

Фэллон кивнула, улыбаясь, но почему–то облегчения не испытывала. Соответствующий моменту восторженный ответ никак не сходил с губ. Она же получила именно то, чего хотела. Так почему у нее такое чувство, будто ей на шею надели петлю? В ее мыслях вспыхнуло воспоминание о темной голове герцога, склонившегося над обнаженной грудью женщины, и Фэллон поняла, почему: если она и дальше будет предаваться этим мыслям, то легко начнет представлять, как его рот ласкает ее грудь. Живот Фэллон сжался. Она сглотнула и фыркнула от отвращения так, как не пристало леди, точнее, джентльмену. Она рванула прядь волос, упавшую на шею. Отступать уже поздно.

— Идем, Френсис. Я покажу твою комнату и расскажу о твоих обязанностях, – мистер Адамс сунул в рот еще один бисквит и поднялся на ноги. – Роскошные бисквиты, Марта. Отошли парочку на подносе для его светлости, когда он проснется.

Фэллон бросила взгляд на солнечный свет, льющийся из окна кухни. Типичный бездельник голубых кровей. Уже давно перевалило за полдень, он все еще дрыхнет!

— Наш господин – неисправимый сладкоежка, – губы мистера Адамса дернулись в улыбке, и он ткнул Фэллон локтем в ребра, когда они выходили из кухни. – Впрочем, неисправимый – это самое походящее для него слово, – он моргнул здоровым глазом. – Дамский угодник. А еще любитель выпивки и карточных столов.

Неисправимый. Фэллон фыркнула и подумала о мужчине в карете и о женщинах с обеих сторон от него. Слово «неисправимый» замечательно описывало его, а еще лучше – «ненасытный». Разумеется, дворецкий не мог упомянуть склонность своего хозяина к оргиям в списке его недостатков.

Мистер Адамс остановился на лестнице, сощурив свой единственный глаз. Слишком поздно Фэллон поняла, что фыркнула слишком громко.

— Хороший слуга держит язык за зубами и отводит глаза, если ты понимаешь, о чем я.

Ага, так вот, значит, формула хорошего слуги? Она подавила ухмылку. Неудивительно, что ее отовсюду увольняли.

— У его светлости склонность… к потаканию всякого рода прихотям, – продолжал тем временем дворецкий. – Ты наверняка слыхал, как его окрестили в городе. С тех пор, как он вернулся, все только об этом и судачат, – заметив непонимающий взгляд Фэллон, он уточнил: – Герцог–демон.

Герцог–демон? Фэллон покачала головой. Вот уж точно. Дворецкий пронзил ее рентгеновским взглядом:

— Надеюсь, ты не возражаешь против работы на такого человека, парень.

Итак, экзаменационный вопрос задан. Она на мгновение задумалась. Возражает ли она против работы на такого «неисправимого» господина? Фэллон чуть не закатила глаза: а знала ли она других? Теперь, когда она работала под маской мужчины, а не женщины, которую все хозяева считали легкодоступной, то, как работодатель проводит свои дни, не должно иметь для нее значения. Как лакея, ее не будут замечать. Она станет невидимкой, и это обеспечит ее безопасность, как она и хотела.

— Кто я такой, чтобы возражать? – Фэллон махнула рукой. – Я всего лишь скромный слуга.

— Вот именно, – пробормотал мистер Адамс. – Мы все глубоко преданны его светлости. Для нас большая честь – служить ему. – Большая честь? – Надеюсь, со временем ты станешь чувствовать то же самое.

Преданность? Такому развратнику? Она уставилась на мистера Адамса, не в силах понять, как такой негодяй смог заслужить верность своей прислуги. Фэллон, как никто, знала, что слугам совершенно не обязательно должен нравиться их хозяин, чтобы они могли выполнять свои обязанности. В ее практике такое случалось крайне редко. А может быть, его поведение тогда было исключением из правил, из ряда вон выходящим случаем, свидетелем которому ей не повезло стать. Подумав об этом, она решительно отказалась от этих мыслей. Она знала таких, как он. Ее отец работал на такого человека. Злой, аморальный тип, который способен на все – даже на убийство.

Мистер Адамс стоял на лестнице, сверля Фэллон немигающим глазом.