Фэллон не рассчитывала, что подобное произойдет. Только не снова. Но она не могла оставить его, когда он так смотрел. Когда он так смотрел на нее. Полный такой дикой потребности и голода. Серые глаза, потемневшие от жажды, которую испытывало ее собственное тело, пробирающей до костей.

Он казался таким мрачным и одиноким, когда она впервые зашла в ту комнату. Пламя угасающего огня погрузило его в зловещую тень. Это должно было заставить ее убежать. Но она осталась.

Она знала, что значило закрытие того замка. Но когда ее руки потянулись к крохотным пуговичкам ее платья, она решила, что ей все равно. Она будет здесь сегодня для него.

А завтра ее уже тут не будет.

— Фэллон, — выдохнул он ее имя, но больше ничего не сказал, пока она раздевалась перед ним, до странного нескромно. Обнажившись, она переступила ворох одежды у своих ног, и прошла к нему. Прижав ладонь к его груди, она заставила его откинуться в кресле, ее наполнила тяжелая эйфория от своей смелости, и голова ее закружилась от силы и желания.

Она подошла к нему, руки сжали его мускулистые плечи, оседлала его и наклонилась, чтобы снова прижаться к его губам. Они целовались, пока оба не стали задыхаться и стонать, напряженно стремясь друг к другу. Ощущение его широких ладоней, которые скользили по ней, охватывали ее голую попку, ее бедра, внутреннюю часть бедер, доводило ее до безумия. Она прижалась к нему, твердый выступ его мужественности обжог ее влажное тепло.

Его руки обхватили ее талию и скользнули вверх, по ходу касаясь ее живота и ребер, пока не достигли ее грудей. Он играл и забавлялся с ними, вытягивая, поглаживая и перекатывая соски, пока она не выгнулась и не выкрикнула, и ее не охватила рябь ощущений.

Дрожа, она постаралась освободить его от рубашки, ее руки дрожали, путешествуя по его широкой груди, наслаждаясь ощущением его теплой плоти, выпуклости его мускулов под кожей. Она потрогала его татуировку, ее ногти подсчитали количество колец на змее. Опустив голову, она поцеловала эту татуировку, языком исследуя ее форму.

— Было больно? – прошептала она, ее рот парил над фигурой свернутой кольцом змеи.

— Да.

Она поморщилась, представляя, что он, скорее всего, сидел часами, испытывая неудобство.

— Тогда зачем ты сделал ее?

— Это всего лишь боль.

Она сухо улыбнулась.

— Люди обычно стараются избегать боли.

Она почувствовала громыхание его голоса из его груди.

– Иногда боль хороша тем, что напоминает, что ты еще жив.

Ему необходимо было подобное напоминание?

Она посмотрела на него, глядя в его затемненные глаза, и осознала, что он делал. Несмотря на все возмутительные выходки и неумеренную жизнь, он не мог ощущать особенно ничего.

Она соскользнула вниз по его телу, расстегивая его штаны, ее наполняла жаркая решительность. Ты почувствуешь себя живым. Ты почувствуешь себя более живым, чем когда–либо.

Он смотрел на нее, в его глазах горел жаркий свет под тяжелыми веками, его руки на ее боках расслабились.

Ее жадные руки спустили его штаны вниз. Она взяла его, лаская, по всей его твердой длине, сжимая его, сталь, обернутую в шелк. Она наблюдала за его лицом, изучая туго натянутую мышцу, которая дергалась на его челюсти, темное, тлеющее желание в его глазах.

Обхватив пальцами его основание, она взяла его кончик в свой рот. Сначала она сосала мягко, потом жестче, ее язык медленно обводил круги, томно наслаждаясь им. Он содрогнулся под ней, и его рука прошла между ними, обхватывая ее грудь, пока она принимала еще больше его длины в свой рот.

Длинные пальцы нашли ее сосок и сжали. Бело–горячие искры выстрелили из ее груди прямо в ее пульсирующую сердцевину. Она вскрикнула, держа его плоть во рту. Она была намерена доставить ему удовольствие, наслаждаться и пробовать его, знать, что она довела его до самого глубокого наслаждения. Она скользнула ртом по нему, принимая его глубже, ее язык поглаживал, лаская его твердую длину.

Его бедра приподнялись, и он застонал, пальцы его другой руки перебирали ее волосы.

– Боже, Фэллон. Сейчас. Сейчас.

Довольная его ответом, с горящей кровью, она довела себя до критической точки.

Отчаянно, почти испытывая боль, она ввела его внутрь себя, легко скользя по его твердой длине, со стоном опускаясь, пока он не вошел по самое основание.

Ее руки обняли его за шею, и она снова притянула его рот к собственному, ее груди крепко прижались к его груди. Она двигала бедрами, пока их губы были соединены, прыгая на нем. Чувствуя себя в какой–то мере неуклюжей в своей дикой потребности, она попыталась двигаться медленнее, чтобы контролировать бешеный темп. Но ее страсть слишком жарко разгорелась, и она задвигалась быстрее, ее мышцы сжались вокруг него, напряглись. Что–то неуловимое блеснуло вдали, вне ее досягаемости, она почувствовала, что умрет, если скоро не достигнет этого.

Он застонал, его руки соскользнули с ее боков и вцепились в бедра, ободряя ее безумный ритм. Отчаянный стон поднялся по ее горлу, и она не могла себя остановить, не могла себя успокоить, могла только двигаться сильнее, быстрее, пока росла лихорадка в ее крови.

— О, Боже, помедленнее, — задыхаясь, попросил он, но она не могла этого сделать.

Словно одержимая, она летела с ним, его отчаянная мольба усилила ее возбуждение, заставив ее взорваться изнутри. Дрожа на нем, она выгнула спину, опустившись на него с криком.

Он провел рукой по ее выгнутой спине, крича, получив собственное освобождение внутри нее, присоединяясь к ней в сладкой агонии. Его губы коснулись ее шеи, ее ключицы, потягивая ее кожу поцелуем. Она упала на него, устроив свой взмокший лоб у него на плече. Их тела дрожали и двигались, ликующе дыша, связанные, соединенные. Она растопырила пальцы на манер веера на его груди, питая надежду, что так они перестанут дрожать. Его пальцы прошлись вдоль ее позвоночника в ленивой ласке, исследуя все неровности.

Испытывая идеальное довольство и желание больше никогда двигаться, она сумела приподнять голову и встретиться с ним глазами, выдержав его серый взгляд несколько мгновений и испытав приступ смущения от своего по–настоящему дикого поведения.

— Почему ты осталась?

Она пожала плечами и отвела взгляд, глядя вниз на его плечо, на темный, бдительный глаз змеи, испытывая благодарность, что он не спросил, почему она только что на него набросилась, как обезумевшая от желания женщина.

– Я этого хотела, — она облизала губы, — И… – она закусила губу.

Перевела свой взгляд от татуировки гипнотической змеи на его лицо.

– Тебе сегодня вечером была нужна я.

Она быстро опустила голову на его плечо, не желая смотреть на него после того, как произнесла подобную сентиментальную чушь. Она не была нужна ему. По крайней мере, он бы никогда в подобном не признался. Он желал ее только по одной причине. И она только что удовлетворила его в этом отношении.

Его пальцы продолжили свой медленный танец по ее позвоночнику. Его грудь поднялась при тяжелом, резком вздохе, как приливная волна.

– Мой дедушка, — заговорил он под ней, его голос низко, вибрирующе прогремел у ее груди. – Он умирает.

Она задохнулась, сдержав немедленное выражение сочувствия. Он бы этого не желал. Принимая во внимание его натянутые отношения с дедом, он, вероятно, не знает, что чувствует. Но он чувствовал. Она была в этом уверена, знала, что произошло что–то плохое, когда увидела его сегодня вечером. Теперь она знала, что именно.

Она вытянула язычок, описывая маленький круг по его груди над его сердцем. Он шумно выдохнул, и его руки обняли ее, притягивая ее ближе, и она знала, что дала ему то, в чем он больше всего нуждался. Даже, если он не признает этого. Удобство. Дружеское общение. Другой человек, который знал, что такое потери, знал, что значит хотеть чего–то, чего никогда не получишь. В это они были на равных.

Закрыв глаза, она позволила ритмичному звуку его сердца наполнить свою голову.

– Ты поедешь повидаться с ним?

— Зачем мне это?

Она подняла голову и посмотрела на него.

– Я знаю, что он причинил тебе боль, но он умирает, — для нее все было совершенно ясно. Ему следовало пойти. Не ради деда, а ради себя самого. Так, чтобы потом не испытывать сожалений. Ни о чем не раздумывать. Ему следовало закрыть за собой эту дверь, чтобы он никогда не оглядывался.

— Так что?

Она ничего не сказала. Не могла придумать, что сказать. Она просто смотрела на него, на тяжелый, непрощающий блеск в глазах, и поняла, он действительно был таким, как утверждал. Пустой оболочкой. Пустой, потому что никогда никого не впускал.

— Он может помирать, — заявил он. – В одиночестве.

Она опустила голову снова ему на грудь, и притворилась спящей, больше не в состоянии ни минуты смотреть на холод в его глазах. Ни на жестоко сжатые губы, которые так пылко целовали ее так недавно.

В этот момент, она поняла, что у него совершенно, полностью отсутствует сердце.

Он ничего не чувствовал. И ей следовало оставить его прежде, чем она примет это условие… прежде, чем привыкнет любить мужчину, неспособного на ответную любовь к ней. И ни к кому другому, если уж на то пошло. Который всегда будет лишь демоническим герцогом.

Полено рассыпалось в очаге, вызвав шипение искр. С закрытыми глазами, Доминик услышал звук, и знал, что это такое. Также, как слышал скрип пола под тихими шагами, и знал, что это значит. Фэллон уходила от него. Он услышал шелест материи, когда она одевалась, ее тихое дыхание возле себя, глухой стук собственного сердца в ушах, и этот ритм ускорялся, пока она готовилась уйти.