— И вы решили выступить в роли благодетеля и осчастливить их опекой над мальчиком, – она фыркнула. – Вот уж вряд ли. Говорите, что хотите, но, боюсь, вас все равно вычислят, – она надменно вскинула голову с квадратным подбородком.

И в этот момент он снова на мгновение увидел наглого и дерзкого Фрэнка.

— Даже так? Не поделитесь открытием?

— Вы, ваша светлость, совсем не такой грешник, каким вам нравится выставлять себя перед миром, – ее слова даже отчасти не заставили его помучиться так, как заставила ухмылка, играющая на ее губах. На сочных губах этой мегеры.

— Что вы знаете о грехах, мисс О'Рурк? Вы, кто постоянно прячется под разными личинами, кто живет лишь наполовину?

Ее щеки залились краской.

— Я не живу лишь наполовину. У меня полная насыщенная жизнь. Да, я не изнеженная барышня. Но и я повидала немало распутных…

— Неужели это правда? – Он поднялся со своего места в карете и уселся рядом с ней. – И что, по–вашему, может быть распутным?

И прежде, чем она смогла ответить, он провел пальцем вниз по ее голой шее. Жесткий воротничок платья не дал ему опустить палец еще ниже, как он хотел, к грудям идеальной формы, воспоминания о которых просто сжигали его. Он прижался ртом к ее теплой шее. Прикоснулся к ее коже, попробовал на вкус.

Теплая и податливая женщина рядом с ним застыла. Взяв Фэллон за подбородок, он повернул к себе ее лицо и вдохнул ее дыхание с шоколадным привкусом.

— Например, целоваться с мужчиной в движущейся карете посреди бела дня? Это считается?

Она опустила взгляд на его губы и слегка кивнула. Он впился в ее рот, наслаждаясь мягкостью приоткрытых губ, влажным дыханием, скользнувшим в его голодный рот, и чувствуя, как с дрожью сдается ее тело.

Она по–прежнему смотрела на него, но теперь широко раскрытыми глазами. Ее вкус наполнил его диким желанием. Он поцеловал ее сильнее, ощущая вкус жара, Фэллон и черного шоколада – самое сладкое сочетание, не похожее ни на одно из тех, что ему доводилось пробовать раньше.

Фэллон. Сладкая, неизбалованная в силу требований ее тяжелой жизни. Его охватило примитивное желание заявить о своих правах на нее и защищать как свою собственность. От этого по нему прокатилась волна тревоги, такая же мощная, как и темное желание, тлеющее в его венах.

Не прекращая жесткого, голодного поцелуя, он взял ее руку и прижал к натянувшей его бриджи эрекции, твердо решив преподать ей урок на тему греха… а потом увидеть, как она отпрянет от него, по–девичьи возмутившись. Он знал, что так и будет. И знал, что это будет необходимо, чтобы он мог остановиться. Ее ладонь дрогнула, перед тем как лечь туда, куда он хотел, расслабилась, гибкие любопытные пальцы принялись изучать его форму, и он понял, что совершил ошибку. Он даже не подумал о том, что сотворит с ним ее прикосновение. Из его горла вырвался стон, заглушенный поцелуем.

Этот звук пробудил ее, она резко убрала руку, оторвалась от него, метнулась в другой угол кареты, где до этого сидел он, и уставилась на него дикими глазами загнанного в ловушку животного. Она с силой сжала руки, большой палец быстро чертил круги на ладони, которую он прижал к своему члену. Жар окрасил ее щеки в глубокий оттенок красного. Даже шея ее пылала.

— Зачем вы это сделали? – спросила она, подняв глаза и встретившись с его взглядом.

От блеска этих янтарных глаз что–то сжалось у него в животе. Стиснув зубы, он уставился на нее в ответ, пожирая ее глазами. Эрекцию больно сдавливали бриджи.

— Я хочу тебя. – Он больше не станет это отрицать. Желание жило в нем, как живое существо.

Она смотрела на него, тяжело дыша.

— Вы сказали, что пальцем меня не тронете.

Он отчаянно кивнул и провел рукой по лицу. Каждый его мускул напряженно ждал, когда он снова прижмет ее к себе.

— Да.

— Вы солгали. – Ее высказанное шепотом обвинение прошло сквозь него, как нож.

— Я понятия не имел, что буду так сильно тебя хотеть.

Ее рот приоткрылся, а в глазах что–то промелькнуло, отчего они вспыхнули красными, совсем перестав казаться карими. Возможно, это все и объясняло. Она была ангелом из преисподней, склонным к одержимости.

Покачнувшись, карета остановилась. Он тряхнул головой. Через мгновение лакей постучал в дверь. Фэллон бросилась к двери, словно ужаленная. Он сжал кулаки, чтобы не потянуться к ней. Впрочем, безрезультатно. За секунду до того, как она успела выскочить из кареты, он схватил ее за руку.

— Теперь ты знаешь, что я хочу тебя. Самую большую опасность для тебя представляешь ты сама.

Ее глаза расширились, и он отпустил ее.

Глядя, как она уходит, выскользнув за дверь, он задумался о том, увидит ли ее когда–нибудь снова.

Глава 21

Ах ты, черт!

Старшая горничная с грохотом копалась в своей корзинке среди тряпок и полиролей.

Вероятно, это был первый раз, когда Марта заговорила в присутствии Фэллон с тех пор, как была разоблачена ее маскировка. Она все время бросала на Фэллон неодобрительные взгляды, выражая свое осуждение, но ни разу не снизошла до разговора. Ее поведение было аналогично поведению остального штата прислуги. Они не обращались с Фэллон плохо. Просто холодно.

— Я оставила уксус в предыдущей комнате. – Марта барабанила пальцами по той стороне стола, где был пролит свечной воск. – Сейчас вернусь. – Тяжело ступая, она заковыляла к двери, остановившись, чтобы кинуть колючий взгляд на Фэллон. – Ничего, – она жестом обвела спальню герцога, – не трогай, пока я не вернусь.

Фэллон наблюдала за ее стремительным уходом из спальни, оставшись одна в комнате герцога. Развитие событий, которое, возможно, взволновало бы ее, если бы она не знала, что немногим ранее герцог уехал из дома.

Я хочу тебя. Дрожь пробежала по ее телу. Мужчины никогда не говорили ей этих слов. Конечно, ей доводилось слышать прозрачные намеки и сальные предложения в прошлом, но откровенное признание… слетевшее с губ человека, чьи поцелуи заставляли поджиматься пальцы ее ног? Она бродила сосредоточенным взглядом по поверхности кровати, пытаясь не представлять себя на этом огромном пространстве. С ним. Попытка провалилась. Его бесстыдные прикосновения, ее нескромные касания не казались ей…порочными. Они казались правильными. Вздохнув, Фэллон отвернулась от кровати. Ей не стоит продолжать размышления в этом направлении.

Помимо воли, ее взгляд натолкнулся на дверь. Дверь, в которую она никогда не входила. В комнату, в которую ей было запрещено заглядывать. Раньше, в ее бытность камердинером, у Фэллон была возможность подглядеть, что там, но она сопротивлялась любопытству… считая его в какой–то степени слабостью со своей стороны. Признанием самой себе, что герцог интриговал ее, и ей хотелось знать о нем больше.

Теперь это уже не важно. Она была увлечена им и знала об этом. С того самого эпизода с Энди в кондитерской, разве возможно отрицать это? Герцог больше, чем просто интересовал ее. Он очаровывал и озадачивал. Демонический лорд в одну минуту. Благодетель — в другую.

Смахивая пыль со стены метелкой из перьев, она медленно приблизилась к двери. Ну и что, если он поймает ее? Он уже думал о ней самое худшее. Считал ее лгуньей и почти преступницей. Кинув быстрый взгляд через плечо, она сжала дверную ручку и осторожно приоткрыла дверь. Запахи угля, масла и скипидара немедленно ударили в нос. Комната с единственным окном казалась душной. Бессчетное количество холстов прислонено к стенам.

Смелая палитра красок бросилась ей в глаза. Цвета были повсюду: на пейзажах, портретах, натюрмортах. Даже слабое освещение комнаты не могло приглушить яркости картин. Но в отличие от всего, что она видела на Трафальгарской площади, в этих работах была необузданность, свободолюбие и бескомпромиссность в той же степени, в которой ими был наделен лишь один известный ей человек. Постепенно пришло осознание. Художник? Герцог скрывал еще одно свое увлечение, которое не было насквозь порочным.

У окна стоял мольберт, обращенный к тусклому свету ненастного дня. Фэллон двинулась дальше по скудно обставленной комнате, прищурив глаза и скосив их на яркие мазки, покрывающие установленный на мольберте холст. Красные, коричневые и золотистые тона постепенно приобретали очертания и форму. Превращаясь – милостивый Боже – в нее!

Роскошная масса ее волос выглядела как прежде, до того, как она прошлась по ней ножницами.

На картине она смотрела поверх оголенного плеча цвета абрикоса. Ее загадочно сияющие глаза, казались живыми и выделались на холсте. Тайны мерцали в горячем взгляде, излучающем соблазнительное обещание. Рот приоткрыт, полные губы насыщенного розового цвета. Это был рот женщины, знающей толк в… искушении.

Это – то, как он видит меня?

Она подняла дрожащую руку, готовая провести пальцами по холсту.

— Что ты здесь делаешь?

Сердце Фэллон подпрыгнуло. Уронив руку, она обернулась. Прежде, чем девушка успела пошевелиться или заговорить, длинные ноги герцога стремительно сократили расстояние между ними, в его глазах вспыхнула беспощадность. Схватив девушку за руку, он выволок ее из комнаты.

Дернув Фэллон вперед, он резко отпустил ее, как будто не мог вынести прикосновение к ней.

— Разве я не предупреждал тебя не соваться туда?

Потирая руку в том месте, где она горела от его прикосновения, как клеймо, девушка спросила с гораздо большей смелостью, чем на самом деле ощущала:

— Это вы рисовали с меня?

Он впился в нее взглядом:

— Кто же еще мог это сделать?

Она покачала головой: