Кевин.

P. S. Это замечательно — снова писать романы, оставив Бродвей Нейлу Симону!

P. P. S. И разумеется, тащи на обед Скотта. Я не злопамятен».

«Дорогая Вики! Это письмо будет для тебя неожиданностью, ведь мы никогда не были близкими подругами, но, пожалуйста, отнесись к нему, как к предложению дружбы. Я пишу, чтобы выразить самые лучшие пожелания по случаю твоей помолвки. Надеюсь, вы со Скоттом будете счастливы. Несмотря на то, что Скотт — мой сводный брат, я знаю его довольно плохо. Во-первых, он намного старше меня; во-вторых, я едва встречалась с ним, когда была ребенком; в-третьих, он из тех, кого вообще трудно понять. Даже теперь, после трех лет, проведенных им в Лондоне, и его частых визитов в Мэллингем, он для меня загадка. Однако я уверена, что он достойный человек, искренне желающий найти спутницу жизни. Ты молодец, что заставила его бросить, наконец, холостяцкую жизнь. И тебе тоже посчастливилось, я всегда считала, что Скотт — в высшей степени привлекательный мужчина.

Твоя Элфрида.

P. S. Эдред и Джордж тоже напишут тебе, но, наберись терпения, они ненадежные корреспонденты».

«Дорогой Себастьян! Спасибо за письмо и приглашение. Позвоню из Лондона.

С любовью. Вики.

P. S. Элфрида Салливен определенно не лесбиянка».

— Мам!

— Я выхожу замуж!

— Опять?! А не старовата ли ты для этого?

— Ну, Пол, конечно, нет! Не будь таким грубым! Ты удивишься, но человек, за которого я решила выйти замуж, — Скотт.

— Какой Скотт?

— Скотт Салливен. А что такое?

— Он мне не нравится, — пробурчал Бенджамин. — Он никогда мне ничего не дарил. Мам, а почему ты не вышла снова за дядю Себастьяна? Он всегда делал мне подарки!

— Мы совершенно не интересны Скотту, — сказал Эрик, приехавший домой из Чоата на уик-энд.

— Мам, я не хочу показаться бестактным, но уверена ли ты, что поступаешь правильно?

— Ну, почему ты всегда выходишь замуж за мужчин, которых ты знаешь много лет? Хоть бы раз для разнообразия вышла замуж за незнакомца.

— Интересный вопрос, Саманта. Отвечу. Нет ничего плохого в том, что я всегда выхожу замуж за мужчин, которых давно знаю. Только эти мужчины способны разглядеть во мне личность, не обращать внимания на то, как я выгляжу, и не гоняться за моим кошельком. Когда ты станешь постарше, поймешь…

— Когда свадьба?

— На следующее Рождество. Но я решила лето провести в Лондоне, так что…

— Ты собираешься жить с ним? — лукаво спросила Саманта.

— Ведь это аморально, не так ли? — сказал Пол. — Если ты собираешься провести лето, занимаясь сексом и посасывая мартини, то почему бы мне не заняться курением опиума?

— Секс и мартини не противозаконны, а курение опиума противозаконно.

— Но это дурацкий закон!

— Таково большинство законов. Спроси кого хочешь. Дело не в этом, а в том, что мы обязаны подчиняться закону, иначе наступит хаос. Если же закон тебе не нравится, то делай что-нибудь, чтобы изменить его, а не хнычь. Послушайте, дети…

— Мам, значит ты одобряешь секс до брака?

— Любой секс, после замужества или до него, требует любви, уважения к себе, бережного и заботливого отношения. Это не какое-то дешевое удовольствие вроде мороженого. Теперь…

— Но, мам…

— ХВАТИТ! Хватит вам всем на меня набрасываться! Теперь послушайте меня! Итак, я собиралась сказать вам, что…

— А что такое секс до брака? — спросил маленький Бенджамин.

— Мамочка, я не понимаю, почему ты должна ехать в Лондон, — сказала Кристина, начиная плакать.

— О, МАМ! — заорал Бенджамин, стараясь, как обычно, рыдать громче Кристины.

— Кристина, дорогая, именно это я и пыталась все время объяснить вам, но вы же не даете мне слова сказать. — Успокойся, Бенджамин! Так-то лучше. Так вот. Мы со Скоттом до свадьбы должны обсудить множество дел. Кроме того, мы должны побыть вместе, чтобы привыкнуть друг к другу, это не так просто, как вы думаете…

— Так ты собираешься с ним жить! — сказала Саманта с интересом. — Это смело с твоей стороны, мама. Представляю, как мечтает об этом Скотт!

— Ты спятила! — сказал ей Пол с отвращением. — Ты сексуальная маньячка. Это неприлично!

— Ты так бесишься, потому что завидуешь высокому, темноволосому, солидному мужчине, до которого тебе далеко.

— Ничего подобного! — возмутился Пол. — Скотт — просто безнадежный старик. Держу пари, он никогда и не слыхивал о «Роллинг-Стоунз».

— Счастливчик Скотт, — произнес Эрик, вставая на ноги, чтобы убежать.

— Мамочка, мамочка, ну как же мы будем жить без тебя все лето? А вдруг мы умрем? — сказал Бенджамин и, ухватившись за эту мысль, добавил. — Вот тогда ты пожалеешь!

— Не обращай внимания, мама, — сказал Эрик. — Маленький негодник тотчас же забудет о тебе, как только окажется в Бар-Харборе. Дед его так балует, что ему некогда даже будет вспомнить, как тебя зовут.

— Ты большой дурак, — заявил Бенджамин.

— Мам, а как ты собираешься предохраняться?

— Саманта, это не твое дело, но все-таки я скажу тебе: мне скоро тридцать семь лет, и я стараюсь жить по определенным правилам, которые считаю важными и необходимыми для уважающей себя женщины. Мне не всегда это удается, я не святая, но я стараюсь. Ни ты, ни кто другой не имеют права устраивать мне перекрестный допрос по поводу моей личной жизни. И если я живу со Скоттом и предохраняюсь при этом, то делаю это не ради дешевых удовольствий, а для того, чтобы распорядиться жизнью разумно и быть счастливой в замужестве или нет. Ну что, еще будут вопросы, или я уже могу позвонить Скотту и сказать, когда ему прийти к нам сегодня вечером обедать? Я хочу, чтобы он повидал всех вас, так как завтра он уезжает в Лондон.

— Мам, еще только один вопрос о сексе до брака…

— О, Господи, — сказал Эрик. — Впервые в жизни я согласен с Полом. Ну, есть ли что-нибудь на свете более занудливое, чем двенадцатилетняя девчонка в полном расцвете половой зрелости?

— Ну конечно! — ответила Саманта. — Чего можно ожидать от семнадцатилетнего парня, у которого никогда не было девушки, да он и не хочет, чтоб она была, а все свободное время тратит на беседы с пучком травы! Ты к какому типу уродов принадлежишь, а?

— А что такое половая зрелость? — спросил Бенджамин.

— Мамочка, — сказала Кристина, — а сколько раз в день ты будешь нам звонить из Англии?

— Ну, дорогая, разумеется, я буду звонить как можно чаще.

— Я собираюсь полить мои растения.

— По-моему, он занимается с хризантемами любовью, — сказала Саманта Полу. — Понятно? По Фрейду. «Ма» — окончание слова «хризантема» и «ма» по-английски то же, что «мам»…

— У тебя что, крыша поехала? С чего бы это Эрику хотеть заниматься любовью с матерью?

— Мамочка, ты обещаешь звонить нам каждый-каждый день?

— Мам, что такое половая зрелость?

— Ну как, поладил Скотт с детьми? — спросил меня отец после того, как Скотт улетел обратно в Лондон.

— Мне кажется, все было хорошо, особенно с Самантой и Кристиной. Возможно, сыграл свою роль его опыт общения с Рози и Лори, когда они были маленькими. Он очень старался понравиться и мальчикам, но Эрик до сих пор так застенчив, а Пол и слова не вымолвит кому-нибудь, кто старше двадцати пяти. Бенджамин был, как обычно, несносен. Он ревновал Скотта к девочкам, с которыми тот был особенно внимателен.

— С Бенджамином всегда мог справляться только Себастьян.

Я промолчала.

— Ты повидаешь Себастьяна в Англии?

— Возможно.

Снова пауза.

— Забавные вещи все-таки случаются, — прервал молчание отец, — никогда не думал, что наступит время, когда я буду задавать тебе подобные вопросы и почти скучать по Себастьяну.

Я снова не ответила. Я была слишком поглощена подсчетом дней, оставшихся до моего отлета из Нью-Йорка, и предвкушением встречи со Скоттом в Лондоне.

Скотт жил в доме на границе между Найтсбриджем и Белгрейвией. Дом был белый, трехэтажный, с цокольным этажом, где размещались шофер и охрана. Столовая и библиотека располагались на первом этаже сбоку от холла, а на втором была прекрасная жилая комната. В ней Скотт устраивал приемы, вечеринки, что при его положении старшего партнера в Лондоне было совершенно необходимо. В Нью-Йорке он жил затворником, с клиентами встречался только в ресторанах, но в Нью-Йорке он был в положении подчиненного моего отца, который, естественно, считал своей обязанностью принимать клиентов дома.

Я спрашивала себя, насколько Скотту удалось приспособиться к своему новому положению, столь, казалось бы, неподходящему для него. Я знала, что он нуждается в уединении для поддержания душевного равновесия, так часто подрываемого его новым положением, но теперь возможности уединения были сильно сужены, и мне оставалось только гадать, не слишком ли много он пьет, стараясь преодолеть скуку и отвращение. Хотя я и старалась не думать о худшем, но все-таки была встревожена, когда он заказал двойную порцию водки в башне Бикмана.

Скотта нисколько не интересовало благоустройство его жилья, он был совершенно безразличен к картинам и антиквариату. Дом был для него не более чем крыша над головой. Он был самым неприхотливым человеком из всех, кого я встречала в своей жизни, и его дом, обставленный дизайнером и пугающе безличный, отражал его равнодушие к окружающей обстановке. В отличие от Сэма с его болезненной чувствительностью по отношению к своей национальности, в отличие от моего отца, которым овладевала жуткая ксенофобия за пределами Соединенных Штатов, Скотт просто принимал окружающую среду, приспосабливался к ней и стойко переносил превратности судьбы. Несомненно, ведя себя так, он менее, чем большинство людей, зависел от общества, в котором жил, но эта странная способность легко приноравливаться к новой обстановке без сколько-нибудь глубокой связи с ней не только озадачивала меня, но и казалась неестественной.