Бар Кинга Коула в гостинице «Сент-Реджис» представлял собой хорошо освещенное помещение, идеально подходящее для встречи двух банкиров, которые обычно выпивают в «Клубе никкербокеров». Огромная стойка вытянулась вдоль стены под знаменитыми стенными росписями Кинга Коула работы Максуэлла Перриша, и столы стояли достаточно далеко, что затрудняло подслушивание, даже когда в зале было тихо и малолюдно. Сэм хорошо подготовил поле боя.

Я задумал опоздать на десять минут, но к моему большому разочарованию я все равно оказался первым, но, не желая унижаться до ожидания в одиночестве его прихода, я отправился в мужской туалет. Первый, кого я там увидел, когда вошел, был Сэм. Он мыл руки, хирург, готовящийся к сложной операции, и поглядывал на свои часы. Мы улыбнулись друг другу, и я подумал: первый раунд — провокация.

— Что ты будешь пить? — спросил он, когда мы, наконец, уселись за столик и официант замаячил поблизости.

Я уже решил, что проявлю полное отсутствие нервозности.

— Я хочу томатный сок, — сказал я, улыбаясь, и подумал: «Это собьет его с толку».

— Один томатный сок, один «буравчик», — сказал он официанту, и я понял, что второй раунд за мной. Он не мог со мной разговаривать без джина.

Однако к тому времени, как подоспела выпивка, я сожалел, что не заказал лаймовый сок со льдом, так чтобы я смог поменять наши стаканы, когда он отвернется. Я был уверен, что больше нуждаюсь в джине, чем он.

— Итак, в чем проблема, Сэм? — сказал я ему, после того как он перестал рассказывать о своей деловой встрече с президентом «Хаммэко» — крупной корпорации, которая в прошлом по глупости предпочла нам другие банки и теперь очень об этом сожалела. Я сделал глоток густого тошнотворного сока — существует ли овощ противнее мятого томата!

— Давай, говори! — подбодрил я его. — Карты на стол!

— Вики на грани нервного срыва, — сказал он быстро и зажег сигарету. Он знал, что я ненавидел, когда люди курят рядом со мной. Третий раунд за ним.

Вики? На грани нервного срыва? Без сомнения, он преувеличивал.

— Но почему? — сказал я. — Я не понимаю.

— Она говорит, что больше не может выдержать постоянного состязания.

— Состязания? — спросил я, подавив внезапное воспоминание о жалких подарках Вивьен по сравнению с моими из самого дорогого детского магазина.

— Не притворяйся дурачком, Нейл, — сказал Сэм, перестав улыбаться. — Ты не заработаешь ни одного очка, прикинувшись, что ничего не понимаешь.

Четвертый раунд за ним. Я взял себя в руки. В конце концов все это не имеет никакого отношения к Терезе.

— Ты имеешь в виду Эрика? — беззаботно спросил я.

— Именно его! Вы с Алисией — с одной стороны, Вивьен — с другой, и вы трое ежеминутно снуете туда-сюда в моем доме, портя моего ребенка и пытаясь Вики учить, как воспитывать нашего сына.

— Сэм, мы с Алисией никогда…

— Дело не в том, кто из вас троих диктует приказы. Дело в том, что Вики чувствует себя запуганной и несчастной. Вспомни, что сама она еще малый ребенок, и ей трудно управляться со взрослыми, снующими вокруг нее и донимающими своими «полезными» советами.

— Не делай вид, что ты при этом не преследуешь своих собственных целей, Сэм! Это ведь не только Викины проблемы, не так ли?

— Хорошо, — сказал он, — я признаю это. Мне не нравится, что ты пытаешься завладеть моим сыном, как будто он твой собственный. Совсем другое дело, если бы ты был обычным старым дедушкой шестидесяти с чем-то лет, а я был бы юношей двадцати лет. Тогда бы я просто сказал: ну, бедный старый человек, я должен ему доставить хоть какое-нибудь удовольствие. Но мы с тобой одного возраста, мало того, у нас с тобой общее прошлое, которое связывает нас сильнее кровных уз. Порой мне кажется, что ты мой Doppelgänger[15], и это жутко, мне это не нравится, но я не хочу видеть тебя постоянно у себя дома. Другими словами, я хочу, чтобы ты оставил в покое мою частную жизнь, Нейл. Ты слишком назойлив, черт тебя побери, и будем честными, давай произнесем вслух то, что нам известно: с тех пор, как я женился на Вики, я больше не являюсь твоей собственностью.

У меня засосало под ложечкой, и все мои самые расплывчатые ночные кошмары приняли резкие очертания реальности. Пытаясь успокоиться, я подумал: он выиграл шестой раунд. Я снова сделал глоток томатного сока и постарался выглядеть дружелюбно.

— Черт подери, Сэм! — сказал я добродушно. — Что означает эта зловещая немецкая чушь насчет Doppelgänger? Давай не будем придавать этому большого значения. Самым важным является, безусловно, счастье Вики, правда? Хорошо, ладно, если мы ее раздражаем, мы на некоторое время прекратим наши визиты.

Он резко ответил:

— Этого недостаточно.

Я допил томатный сок и подозвал официанта.

— Недостаточно? — сказал я с улыбкой, стараясь показать, что я все еще остаюсь добродушным, несмотря на все его попытки меня спровоцировать.

— Нет, недостаточно. Дело в том, что мы хотим еще одного ребенка, но Вики отказывается заводить ребенка, пока вы трое постоянно суетитесь вокруг нее, как ястребы, которые пожирают все, что она производит.

Подошедший официант произнес:

— Да, сэр?

— Принесите мне мартини, — сказал я, — немедленно.

— Мне то же самое, — сказал Сэм, закончив свой «буравчик».

Я подождал секунду, пока официант не отвернулся от нас, и, согнав с лица добродушное выражение, бросился в наступление:

— Послушай, Сэм…

— Поверь мне, — не дал он мне договорить, — я хочу быть разумным. Вы трое — бабушки и дедушка — имеете некоторые права, и я хочу быть человечным. Но для меня на первом месте стоит Вики. Ты должен с этим согласиться, не правда ли, Нейл? Ты сам это только что сказал. Вики прежде всего.

Я понял, что меня тащат в темную аллею, чтобы избить. Я быстро попытался избежать этого, наклонил голову в знак согласия и сказал самым кротким голосом:

— Конечно. Правильно. Но меня расстраивает, что Вики так к этому относится, я имею в виду, как школьница, несколько истерично. Не можешь ли ты быть с ней потверже, придерживаться твердой линии поведения? Не можешь ли ты сказать…

— Нейл, — сказал он, — не пытаешься ли ты меня учить, как я должен распоряжаться своей семьей?

— Черт, нет! — сказал я. — Конечно же нет! — я огляделся, ища свою выпивку, но бармен все еще продолжал трясти шейкер. — Одну минуту, — сказал я. — Мне надо в туалет. Извини меня.

Я снова пошел в мужской туалет, увидел свое бледное лицо в зеркале, помочился, помыл руки и еще раз посмотрел на свое белое лицо. В голове у меня было пусто.

Вернувшись к мартини, я выпил его залпом и поставил стакан на стол.

— Послушай, Нейл, — неожиданно любезно сказал Сэм, словно решил пожалеть меня, — в этой проблеме нет ничего необычного. Такое случается все время в маленьких городках во всей Америке. Дочь выходит замуж и поселяется в соседнем доме от своих родителей. Мужу приходится увозить ее, чтобы спасти ее спокойствие.

Ярость поднялась во мне, но я не изменил своего выражения лица. Любое проявление моего гнева лишь только усилит его жалость ко мне, и я решил не терять контроль над собой.

— Вы хотите уехать из Нью-Йорка? — спросил я.

— Да.

— Куда?

— Это зависит от тебя, Нейл! — Сэм снова улыбался, отпустив конец веревки, которая была туго натянута между нами, так что у нас не было возможности увиливать. — Конечно, я не хочу уходить из банка Ван Зейла, и мне кажется, что пришел идеальный момент открыть европейский филиал. Поскольку послевоенная европейская экономика наконец стала подавать признаки жизни…

— Где в Европе?

— В Германии.

Я почувствовал острие ножа между лопатками. Мне следовало принять защитные меры.

— Замечательная мысль, Сэм! — сказал я с энтузиазмом, пытаясь добиться наименьшего натяжения веревки. — Европейский филиал банка Ван Зейла снова превращает в наличные послевоенный бум! Но я полагаю, что имеет смысл открывать филиал только в финансовом центре Европы, и, кроме того, политическая обстановка в Германии наименее стабильна из-за русских. Мы поместим филиал в Лондоне.

— Но мои контакты в Германии, мое знание немецкого…

— Довольствуйся тем, чтобы говорить по-английски, Сэм. У меня было достаточно неприятностей из-за твоих прогерманских симпатий.

— Но у меня нет никакой симпатии к Англии!

— Приобрети. Или уходи.

Веревка снова натянулась между нами, когда я наблюдал за тем, как он пытается сделать выбор. Он мог бы уйти, не боясь, что я буду его как-нибудь преследовать, потому что он знал, что я не сделаю ничего, что бы расстроило Вики. Ведь у него слишком большие ставки в банке Ван Зейла, больше, чем он мог рассчитывать получить где-либо еще, а если со мной что-нибудь случится, то банк у него в кармане. Он не любит Англию, но ему надо выжить. Он мог бы использовать все свое обаяние, утверждая, что он стопроцентный американец, и в большинстве своем англичане не догадаются, что Келлер — немецкая фамилия. И даже если они подумают, что он немец, они скорее всего решат из-за его темных волос, что он немецкий еврей.

Эти мысли заставили меня улыбнуться. Этот раунд выиграл я.

— Хорошо, — сказал он, всем своим видом показывая, что великодушно уступает мне, хотя мы оба знали, что это я вырвал у него победу. — Англия так Англия, я еду!

Мы улыбнулись друг другу. Я готов был упасть в обморок от облегчения. Я победил. У меня еще крепкая рука. Он не осмелился слишком сильно меня ударить. Я спас своего внука от того, что он вырастет немцем, и я бесспорно все еще оставался боссом, несмотря на беспрецедентное посягательство на мою власть.

— Мы устроим двухлетнюю командировку в Лондон, — сказал я добродушно, — а затем ты сможешь передать дела кому-нибудь еще и привезти Вики обратно.