— Конечно.

Итак, Джейк будет там. Я представила себе толпу народа, дым от сигарет, возможность оживленного разговора в тихом углу. Но как я собираюсь оторвать его от жены, которая всегда липнет к нему как банный лист на всех общественных собраниях. Мои проблемы снова казались неразрешимыми.

Когда я отвлеклась от своих раздумий, то обнаружила, что лакей меняет тарелки на столе.

— Что ты думаешь о той шахматной задаче, которая в прошлое воскресенье была в «Таймс»? — спросил Скотт Корнелиуса.

— Мне кажется, она интересная, — Корнелиус сразу же повеселел от предвкушения шахматного обсуждения и, когда он одарил Скотта своей особенной радужной улыбкой, я уже не в первый раз поняла, что между Скоттом и Корнелиусом такие отношения, каких ни один из моих мальчиков не способен добиться. Несколько мгновений я внимательно наблюдала за Скоттом, но видела только его хорошие манеры и приятную спокойную улыбку. Я предполагала, что, может быть, какая-то женщина найдет его привлекательным, но мне он не нравился; было что-то в его внешности, что я считала отталкивающим. Как будто его черные волосы и черные глаза были внешним выражением темной скрытной Души, и я не могла понять, почему Корнелиусу так легко вести себя с ним по-отечески. Но, возможно, отношение Корнелиуса было больше братским, чем отеческим. Разница в возрасте между ними составляла всего одиннадцать лет, и Корнелиус однажды признался мне, как ему всегда хотелось иметь брата. У них были общие интересы: банк, Эмили и ее девочки, шахматы…

— Я ненавижу шахматы! — сказала Лори. — Все эти маленькие фигурки на доске, в чем смысл?

— Но шахматы подобны жизни, Лори, — заметил Скотт, улыбаясь ей. — Мы все похожи на множество маленьких фигур, пытающихся проложить свой путь в другой конец поля.

Я снова подумала о Джейке Рейшмане…

— Я должен предостеречь тебя, — сказал мне Корнелиус за неделю до открытия выставки, — что эта женщина, ну… Тереза Ковалевски — одна из художниц, работы которой будут выставлены, и она придет на открытие. Разумеется, тебе нет необходимости знакомиться с ней, я уже попросил ее появиться позднее.

— Понимаю. — Мое представление об этой женщине изменилось; это была женщина, достаточно честолюбивая, чтобы пробиться к успеху, переспав с кем следует. Я не осуждала, но просто отметила с облегчением, что предположение Корнелиуса о том, что она никогда не влюбится в него, по всей видимости, правильно.

Корнелиус делал вид, что читает газету. Вечерело, и мы выпивали перед обедом в золотой комнате нашего дома на Пятой авеню.

— Разумеется, я не имею желания знакомиться с ней, — сказала я, — но как мне избежать встречи с ней, как она выглядит?

— Она примерно моего роста, у нее вьющиеся темные волосы, которые всегда выглядят неряшливо. Она будет в красном вечернем платье.

— Ты в этом уверен?

— У нее только одно вечернее платье.

Мы замолчали. Он перевернул страницу газеты, Каррауэй объявил, что обед подан, и, когда мы встали, чтобы пойти в столовую, я продолжала обдумывать свой план, как оторвать Джейка Рейшмана от его жены.

Я видела, как он вошел в длинную комнату, полную народа, высокий человек, ставший несколько плотнее, чем раньше, его волосы были светлее волос Корнелиуса. Его глаза напоминали мне о ясном небе в зимнее утро. Я наблюдала за ним, когда он ловко прокладывал к нам дорогу, обмениваясь по пути репликами, легкими похлопываниями по спине; на лице сияла профессиональная улыбка.

Он был один.

Сначала я в это не поверила, и, когда осознала тот факт, что придуманный мною план мне больше не пригодится, я впервые поняла, что судьба на моей стороне и удача, наконец, начинает мне улыбаться.

Он подошел к нам.

— Добрый вечер, Нейл… Алисия… — Его профессиональная улыбка чуть-чуть коснулась его холодных голубых глаз как подтверждение того, что он среди старых друзей.

— Привет, Джейк, а почему нет Эми? — спросил Корнелиус.

— Ей сегодня удалили зуб мудрости, прошлой ночью развился абсцесс, сильный кризис, она извиняется и передает, что разочарована, что не смогла прийти… А, Вики! Миссис Келлер, что за очаровательное создание! Ну, как супружеская жизнь?

— О, дядя Джейк, какой ты старый льстец! — сказала Вики, горячо его обнимая.

— Пропусти «дядя», дорогая, и исключи «старый». Ты забываешь, я так же молод, как твой муж. Привет, Сэм, как дела? Художественные выставки, наверно, не по твоей части!

— Вики пытается меня воспитать, я пытался объяснить ей, что это напрасный труд, но она никак не может смириться с этим.

Все засмеялись, и, представив в панике, что я должна включиться в разговор, чтобы не дать Джейку уйти, я спросила быстро:

— Как дети, Джейк? Устроилась Эльза в новой школе?

— Она любит поесть, и я предвижу, что она будет в этой школе счастливее, если решится сесть на диету. Она должна сбросить тридцать фунтов и стать стройной и изящной, как ты, дорогая Алисия, — сказал Джейк сладко и улыбнулся мне.

— Благодарю! — улыбнулась я сдержанно.

Сэм и Вики уже отошли поговорить с кем-то еще, и в этот момент другой миллионер задержал Корнелиуса для утомительных и скучных излияний. Я могла слышать разговор о пожертвованиях в фонд художественных стипендий и организации крупного попечительного фонда.

— Возможно, мне стоит удалиться до того, как они спросят меня, как должен быть инвестирован капитал, — пробормотал Джейк. — Извини меня, Алисия.

Мое сердце почти перестало биться. Я почувствовала себя слабой.

— Джейк.

Он вежливо остановился.

— Джейк, я…

— Боже мой, какой же здесь шум! Нейл пригласил слишком много народа. Пройдем сюда, моя дорогая, я едва тебя слышу.

Мы прошли в тихий закуток за большой скульптурой. Я лихорадочно поглаживала свое вечернее черное платье, как будто могла как-то выжать из него самообладание, в котором так нуждалась, но когда я попыталась говорить, то с ужасом поняла, что забыла тщательно продуманную для этого случая фразу, которую бесконечно репетировала.

— Алисия? Что-нибудь случилось?

Я снова обрела дар речи.

— Нет, ничего не случилось, — пробормотала я, — ничего… — Неожиданно я задохнулась и вынуждена была остановиться, чтобы перевести дыхание. — Джейк, могу ли я когда-нибудь с тобой встретиться? Мне бы хотелось кое-что обсудить с тобой. Я знаю, ты очень занят, но…

— У меня всегда найдется время для друзей. Когда тебе хотелось бы встретиться со мной?

— О, я… ну, я… я думаю, может быть, ты смог бы зайти к нам после работы выпить по стаканчику.

— Да, конечно, — я буду очень рад. Какой вечер ты имеешь в виду?

— Я думала… возможно, на следующей неделе… Четверг… Разумеется, если это тебя устроит…

— Четверг очень подходит. Но не уедет ли Нейл в Чикаго?

— Да. Но это очень конфиденциально, Джейк. Ты не должен говорить Корнелиусу. Или кому-нибудь еще.

— Я буду нем как рыба, обещаю тебе! — Он выглядел удивленным и заинтересованным. — Я надеюсь, ничего серьезного?

— О, нет! — сказала я. — Ничего. Благодарю, Джейк.

— До четверга, — сказал он и махнул рукой на прощанье, когда двинулся в толпу. — Я буду ждать его с нетерпением.

Я следила за ним, и шум в комнате, казалось, усиливался, пока я не почувствовала головокружение. Прислонившись спиной к стене, я пыталась дышать ровно, но была вся в поту и чувствовала себя грязной, как будто была заражена отвратительной болезнью.

Я испытала непреодолимый порыв обратиться к Корнелиусу, чтобы успокоиться, и когда головокружение прошло, я вслепую пробралась сквозь толпу к тому месту, где мы расстались. Казалось, что это длилось бесконечно. Я двигалась будто в ночном кошмаре, где все время пытаешься кого-то догнать, но он постоянно ускользает.

— Корнелиус!

Наконец я его нашла. Он обернулся на мой окрик, и, когда я с облегчением подошла к нему, женщина, стоявшая рядом с ним, замолчала. Я уставилась на нее. Все молчали. Как будто в комнате наступила тишина, хотя гул разговоров все еще тяжело и противно стучал в моих ушах.

— Алисия, — произнес Корнелиус голосом, лишенным выражения. — Это Тереза Ковалевски. Некоторые из ее картин представлены на выставке, как ты знаешь. Тереза, это моя жена.

На женщине было залоснившееся красное платье и красные туфли. Два оттенка красного цвета плохо гармонировали друг с другом. Она была выше Корнелиуса и рядом с ним выглядела большой и неуклюжей.

— Привет, — сказала она.

— Добрый вечер. — Мне хотелось сказать что-нибудь уничтожающее. В дневных сериалах жены умеют поставить на место любовницу мужа.

В течение секунды я все еще не могла поверить, что это именно та женщина, которая спит с Корнелиусом. Я знала, что это американская полька из Манхэттена по имени Тереза, которая рисует картины и у которой только одно вечернее платье, а также что Корнелиус встречается с ней регулярно, но я никак не могла постигнуть, какую огромную роль играет она в его жизни. Без сомнения, я предпочла бы не сталкиваться с правдой; возможно, так сильно любя Корнелиуса, я не вынесу этой правды. Но внезапно истинная тяжесть ужасной беды обрушилась на меня, и не было возможности ее избежать. Эта вульгарная, грубая, безвкусная девушка ложится в постель с моим мужем. Где-то в Нью-Йорке они лежат вместе в постели голые и упражняются во всех физических интимных делах, в которых мне отказано. Она знает, как он целует. Она знает все его интимные привычки. Она обладает целым миром знаний, которые должны принадлежать только мне.

Я смотрела на Корнелиуса и впервые почувствовала, что он меня предал.

— Это самый волнующий день в моей жизни! — поспешно сказала женщина. — На самом деле я так напугана, что едва могу говорить!