Анна Рэндол - Грехи негодяя

– Как та, что они испытали на нас? – спросила Оливия.

Клейтон несколько секунд молчал, потом утвердительно кивнул:

– В точности такая же.

Йен достал из кармана темную булочку и разломил ее на пять кусков. Самый большой он, естественно, оставил себе. Прожевав, спросил:

– Каковы шансы, что у революционеров в Санкт-Петербурге есть опытные взрывники?

– Очень небольшие, но есть.

– Тогда где же мы будем искать подпольного изготовителя дьявольских устройств?

– Поищу в доме Кати, – заявил Клейтон.

Оливия не могла понять, с какой стати Клейтон решил, что пойдет один.

– Ведь правдинцы все еще охотятся за тобой. Да и Голов узнает, что ты там. Узнает через несколько минут после твоего появления. Я иду с тобой.

– Нет, не идешь, – буркнул Клейтон.

Йен вздохнул.

– Похоже, ты так ничему и не научился, друг мой. А ведь много лет работал бок о бок с Мэдлин. Или ты берешь ее с собой, или она отправится самостоятельно, что будет во много раз опаснее.

Катя тоже выразила недовольство.

– Если последний агент знает, кто я, мне следует находиться на месте. Тогда не слишком велика вероятность, что он начнет импровизировать.

Блин стал в дверях. Его плечи были такими широкими, что едва помещались в дверной проем.

– Я тоже пойду, чтобы защитить женщин, – заявил великан.

Йен трагически вздохнул и надел шапку.

– Похоже, что тогда и я иду с вами. Но кучером станет кто-то другой. Мне необходимо немного соснуть.

Когда они подъехали к дому княгини, уже стемнело.

Катя и Блин вошли в парадную дверь, а Клейтон, Оливия и Йен проникли в дом через окно. Руки Клейтона задержались на талии Оливии, когда он подсаживал ее, и его губы на долю секунды коснулись нежной шеи.

Катя приказала слугам не беспокоить ее до утра, и вся компания украдкой проскользнула в покои хозяйки, так что никто из шпионов, находившихся в доме, ничего не знал о ее гостях.

Вскоре Катя и Оливия расположились в спальне. Они сидели рядом на кровати и молча смотрели на дверь гардеробной. Оливия только недавно вспомнила, что горничная Ирина назвала революционера, давшего ей бомбу. Но Клейтон никогда ничего не забывал. И теперь женщины ждали, а мужчины допрашивали Катиного грума Барндика.

Время шло. Вскоре Оливия сняла платок и перчатки; когда же в комнате стало достаточно тепло, сняла и тулуп.

Из гардеробной доносились негромкие голоса.

Катя резко сдернула с пальца массивный перстень с рубином, потом надела его. Она сильно нервничала.

– Не думаю, что ему причиняют боль, – нарушила молчание Оливия.

По крайней мере криков слышно не было. Оливия так и не смогла догадаться, какими методами пользовался Йен.

Катя моргнула и недоуменно уставилась на дверь – словно никогда раньше ее не замечала. Стало ясно, что она думала вовсе не о том, что происходило в гардеробной.

– Что ты собираешься делать с Сергеем? – спросила Оливия, вполне обоснованно предположив, что Катя думала именно о нем.

Катя опять сняла перстень и положила на колени.

– Поеду к нему.

– А когда найдешь?

– Получу ответы на свои вопросы. А что ты собираешься делать с Клейтоном?

На этот раз Оливия не колебалась.

– Я скажу ему всю правду. – «И мы расстанемся», – добавила она мысленно.

Нет, они не расстанутся! Ей надоел фатализм. Да, она трудилась не покладая рук, чтобы спасти фабрику, но все это было для нее не так важно, как Клейтон. И вообще, ей надоело принимать решения, а потом со страхом ждать последствий. В ее жизни – не единственный выбор. Их дюжины. Сотни. Миллионы.

И она заставит Клейтона простить ее.

Возможно, Клейтон отвернется от нее, когда она признается во всем, но она обязательно его вернет. Она, конечно, не заслуживает его, но она его любит, поэтому не отступит.

Тут дверь гардеробной открылась.

Барндик был привязан к стулу, а его физиономия казалась пепельно-серой. Но никаких следов побоев не было заметно.

Йен сверлил его глазами.

– Ты что, не мог продержаться дольше? Надо поговорить с твоими начальниками относительно твоей подготовки. На мой взгляд, она совершенно неудовлетворительная.

– Мы знаем имя, – сказал женщинам Клейтон.

– Кто? – с тревогой в голосе спросила Катя.

– Часовщик на Невском проспекте. Это всего в нескольких кварталах отсюда.

Оливия встала и начала одеваться, но Клейтон ее остановил.

– Мы выходим утром.

– Но…

– Мы знаем, где он работает, но не знаем, где он живет. До утра мы не сможем его найти.

– Значит, будем просто ждать?

Йен широко зевнул и пробормотал:

– И еще – спать. Не надо забывать о сне. Мы будем лежать на кровати с закрытыми глазами – напоминаю на случай, если вы забыли, что такое сон.

– Что будет с моим грумом? – спросила Катя.

– Он останется связанным, – сказал Клейтон, покосившись на слугу с откровенной неприязнью. – Ты говорила, что доверяешь некоторым слугам?

Катя кивнула.

– Отошли всех остальных. Скажи, что Барндик заболел чем-то очень заразным.

За окном было уже совсем темно.

– Отослать прямо сейчас?

– Еще не совсем поздно. Пусть идут в гостиницу.

Через несколько минут в доме началась суматоха, но в конце концов особняк опустел. Остались только экономка, два лакея и Блин.

– У Голова возникнут подозрения, – заметила Катя.

– Но зато сегодня ночью нам никто не перережет глотки. После того как Йен проверит окна, двери и весь дом.

Йен кивнул и тотчас исчез.

Катя болезненно поморщилась.

– Я отказываюсь спать в комнате, за дверью которой находится связанный человек. Пойду поищу себе другую кровать.

Оливия подняла глаза на Клейтона.

– Что теперь?

Напряжение в его взгляде передалось ей. Он буквально пожирал ее глазами.

– Может быть, мы проберемся в кладовую и, наконец, как следует наедимся? Пока Йен занят, он не успеет рассовать все припасы по своим бездонным карманам.

Оливия молча кивнула. Им было о чем поговорить наедине. Время пришло.

Когда они вошли в кухню, там находился только Блин, стоявший у стола спиной к ним. Неожиданно он покачнулся. Оливия метнулась к нему и поддержала. Великан был мертвенно бледен, а его губы стали серыми. Должно быть, сказалась большая потеря крови.

– Что ты здесь делаешь? Тебе надо отдыхать, – сказала Оливия.

Блин покачал головой:

– Нет, нужно замесить тесто к завтрашнему обеду. – Его огромные лапищи были в муке.

– Ты должен лечь.

– Мне хорошо только в кухне. А вот тебя защитить я не смог. Не смог остановить Голова. Да и Николая я тоже должен был остановить. – Он с размаху впечатал в тесто массивный кулак. Стол жалобно заскрипел. – Прости, что я не остановил их. Я не лучше, чем Николай, правда?

У Оливии пересохло в горле.

– Ты лучше, – ласково сказала она, – намного лучше. Ты очень хороший человек.

– Я похитил тебя.

– Я тебя за все простила еще на корабле.

– Как ты думаешь, княгиня позволит мне остаться?

– Да. – Уж об этом-то она, Оливия, лично позаботится. – Скажи, а где ты спишь?

– Мне положили тюфяк на чердаке.

Блин снова покачнулся. «До чердака еще добраться надо, – подумала Оливия. – К тому же там холодно». С помощью Клейтона она отвела великана в одну из гостевых спален, где они сняли с кровати богатое голландское покрывало.

Блин опустился на кровать и блаженно застонал.

– Никогда раньше не спал на матрасе. Надо будет рассказать об этом бабушке. Вот только не знаю, рассказывать ли ей, что я тебя похитил.

– Может быть, ты вместо этого расскажешь ей, как спас меня?

К тому времени как Клейтон развел огонь в печи, Блин уже сладко спал. Они тихо вышли, и Клейтон развел огонь и в двух соседних комнатах. Покончив с этим, он привлек к себе Оливию и сказал:

– Хватит ждать. Давай раздобудем еды, и я тебе расскажу о своем плане.

На этот раз кухня была пуста, и они без помех прошли через нее в кладовую. Приподняв марлю, Клейтон обнаружил под ней полбуханки хлеба. Подумать только, свежего! Он отломил большой ломоть и протянул Оливии. Она с благодарностью улыбнулась и откусила от ломтя.

Клейтон взглянул на полку с кувшинами.

– Однажды в Брюсселе Йен пришел к нам в полном восторге, поскольку обнаружил склад продовольствия.

Смахнув крошки с губ, Оливия снова улыбнулась.

– Я заметила, что во многих ваших историях речь идет о еде.

– Это, вероятно, потому, что ее у нас никогда не было много. К несчастью, когда мы забрались в тот склад, оказалось, что все эти аппетитные вишни, персики и ананасы – восковые. То были украшения для дамских шляпок.

Оливия засмеялась. Смех ее эхом отразился от начищенных медных сковородок, висевших на стенах. Она в испуге зажала рот ладонью, но тут же подумала: «Все слуги сейчас на чердаке. Внизу нет никого, кроме нас и Йена. И даже хорошо, если Йен услышит, где мы. Тогда он будет держаться в стороне».

– Через неделю Мэдлин подарила ему шляпку, украшенную фруктами. Кажется, он ее несколько раз надевал, – добавил Клейтон.

– Это была мужская шляпа?