Анна Рэндол - Грехи негодяя

– Нам, разумеется, понадобится шифр, но потом вы можете быть свободны.

– Нет! – В голосе Оливии отчетливо звенела сталь. Даже император взглянул на нее с удивлением. Клейтон же молча разглядывал свою спутницу. Она всегда была мягкой и нежной – словно котенок, которому нужна защита. Однако новая Оливия была стократ привлекательнее. – Если вы не отмените праздник, мы останемся и будем рядом с вами, – добавила она.

У Голова вздулись жилы на шее.

– Государь, я не думаю, что…

Но император засмеялся и кивнул:

– Что ж, прекрасно. Я редко сталкиваюсь с такой преданностью.

Клейтон с уважением покосился на Оливию. Она всегда была целеустремленной. Но в юности в ней не было упрямства. А вот теперь… О, теперь она стала удивительной женщиной, потрясающей!

Но Оливия недооценила человека, стоявшего напротив нее. А Клейтон отлично знал, насколько опасен был Голов.

– Мне необходимо честное слово господина Голова, что с мисс Свифт и со мной ничего не произойдет, пока мы будем находиться в Санкт-Петербурге, – заявил Клейтон.

Император нахмурился:

– Разумеется, вы его получите. Находясь в этом городе, вы под моей защитой.

Губы министра превратились в тонкую ниточку.

– Да, конечно. С вами ничего не случится… до праздника, – сказал он.

Император заговорил с Оливией о предстоящем ночном бале, а Голов склонился к уху Клейтона и едва слышно прошептал:

– Разве я плохо позаботился о другой твоей подруге?

Безопасность Оливии была единственной причиной, не позволившей Клейтону убить мерзавца на месте. А руки так и чесались…

– Но все же не так хорошо, как я позаботился о генерале Чиленко, – с ухмылкой добавил Голов и тут же отпрянул.

– Значит, это были вы? – пробурчал Клейтон.

Император же, обратившись к нему, проговорил:

– Вы будете сопровождать мисс Свифт на сегодняшний бал. Никто не посмеет сказать, что я отвернулся от человека, спасшего мне жизнь. – Он улыбнулся почти с приязнью. – И от его очаровательной невесты.

– Ты хорошо справилась с императором, – заметил Клейтон, когда они с Оливией оказались в одиночестве в санях. Из-под копыт лошадей летели крупные комья снега.

«Но почему же он тогда хмурится?» – подумала Оливия.

– Восемь лет я училась разговаривать с политиками. – Неужели он не наводил о ней никаких справок, прежде чем ворваться на фабрику с угрозами? – Я выступала от имени общества, ведущего борьбу за гуманное отношение к женщинам и детям-преступникам. Так вот, мы добились некоторых реформ. В тюрьмах женщин отделили от мужчин, да и детей начали отделять от взрослых.

Клейтон с невозмутимым видом пожал плечами.

– Зачем ты с этим связалась?

– Из-за тебя. То, что случилось… или почти случилось с тобой, – это было неправильно.

Клейтон нахмурился и проворчал:

– А теперь, когда я жив?

– Я все равно буду продолжать свою работу. – Да и как иначе? Ведь то, что Клейтон жив, – это ничего не изменило. Ее преданность обществу сохранилась. Она и создала-то его из-за него, из-за Клейтона. Но теперь она этим занималась, поскольку свято верила в свою правоту.

Клейтон не спорил. Но окинул ее пристальным взглядом, словно выискивал в ней какой-то недостаток.

А Оливия между тем продолжала:

– На фабрике сейчас работают три мальчика, которые в Лондоне были обвинены в воровстве. Мы надеемся доказать, что эти дети могут быть реабилитированы.

Клейтон и на сей раз промолчал. Оливия же попыталась сменить тему:

– Ты когда-нибудь был на императорском балу?

– Да.

Не дождавшись продолжения, Оливия заметила:

– Ты сегодня удивительно многословен.

Брови Клейтона сошлись на переносице.

– Все балы – они ужасно долгие и нудные. – Он пожал плечами, словно недоумевая, – мол, что еще можно об этом сказать? – Люди танцуют, вот и все.

Ответ был таким типично мужским, что Оливия не выдержала и расхохоталась. Она пыталась остановиться. Честно пыталась. Но вероятно, прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз смеялась искренне, от всей души, так что сейчас ей никак не удавалось остановиться.

Она надеялась, что Клейтон присоединится к ней, но он даже не улыбнулся. А ей с большим трудом удалось взять себя в руки.

Тем не менее ее спутник немного расслабился, и Оливия, с облегчением вздохнув, откинулась на спинку сиденья.

– Я стараюсь избегать появлений при дворе. Не могу сказать, что император ко мне благоволит, – пробурчал Клейтон.

– Но почему? Ведь ты спас ему жизнь…

Клейтон ненадолго задумался – словно не знал, что ответить.

– Вкратце история такова: за два года до того, как я выбросил бомбу из царской кареты, Голов схватил Малышку, а царь приказал подвергнуть ее пыткам. Нам потребовалось три дня, чтобы ее освободить. – На лице Клейтона не отразилось никаких эмоций, но его левая рука непроизвольно сжалась в кулак.

В санях были разложены подогретые кирпичи, но Оливия все равно задрожала – как будто от холода. В последние недели она много думала о том, какие пытки могут ее ожидать, но на самом деле их испытать…

– Я должен был ее защищать, но не сумел. А то, что они с ней делали… – Клейтон отвернулся и уставился на замерзшую реку. Люди уже начали кататься на коньках и санях. Но, судя по всему, он этого не видел.

Оливия положила руку ему на колено. Он отдернул ногу, и ее рука упала на сиденье. Но все-таки теперь он был с ней, а не в прошлом.

– Тогда зачем ты спасал его?

– Иначе пострадало бы намного больше людей, не только один царь.

Он… благороден. И всегда был таким. Оливия засунула руки в муфту, чтобы не было соблазна снова потянуться к нему.

– Но почему он тебя из-за этого недолюбливает?

– Царь не любит, когда ему напоминают, что он сделал с женщиной… с Малышкой. И кроме того… Видишь ли, ему надо было или признать, что в его свите находился английский шпион, или делать вид, что не было, и вознаградить меня. Пришлось наградить.

Оливия в растерянности моргнула.

– Так, значит, ты и в самом деле барон?

– Самый настоящий. Думаю, в моем сибирском поместье выращивают верблюдов.

– Каких верблюдов?

– Двугорбых. – На этот раз Оливия не сомневалась: в его глазах плясали смешинки. – Они неплохо переносят холод.

– Ты шутишь? – Неужели он шутит с ней? О, это чудесно, замечательно!

– Нет, я серьезно. При последнем пересчете их было триста двенадцать штук.

– Ты именно там заработал свое состояние? – Оливия поняла, что ей важна любая информация о нем.

Клейтон вдруг снова помрачнел.

– У моих крестьян есть собственные деньги. Я не живу за счет других людей.

Оливия тихонько вздохнула. Ох, наверное, напрасно она заговорила об этом.

– Зачем тебе все это знать? – спросил Клейтон после короткой паузы.

Оливия пожала плечами:

– Просто любопытно, вот и все.

– А мне кажется, что ты выведываешь информацию – что-нибудь такое, что помогло бы спасти фабрику твоего отца.

Но она в этот момент вообще не думала о фабрике! Ей всего лишь хотелось узнать побольше о нем, Клейтоне.

– Неужели так трудно поверить, что я просто хочу лучше узнать тебя?

– Я не тот человек, с которым люди мечтают получше познакомиться.

– А что, если я не такая, как все? Что ты на это скажешь?

Он долго молчал, и тоненькая ниточка надежды становилась все тоньше, пока наконец Клейтон не разорвал ее окончательно. При этом на его лице появилась мрачная улыбка, которую можно было сравнить разве что с улыбкой висельника.

– Тогда ты опоздала. Во мне не осталось ничего, что стоило бы узнать.

– Ах, Оливия!.. – Они вошли в дом, и Катя встретила их на пороге. – Как все прошло? Я боялась, что Клейтон разозлит императора и тот прикажет вас казнить.

Оливия изобразила улыбку.

– Сначала мне тоже так показалось, но в конце концов все обошлось.

Клейтон скрестил руки на груди.

– Сегодня вечером ей потребуется приличное платье. Бал у императора.

– Новые милости?

Клейтон не сказал ни «да», ни «нет», просто ждал ответа.

– Ладно, хорошо, – в раздражении буркнула Катя. – Я об этом позабочусь.

Он кивнул и повернулся к Оливии.

– Я вернусь, чтобы проводить тебя на бал.

– А куда ты сейчас? – встрепенулась Оливия. – У нас же есть чем заняться до бала. – Раз уж император отказался отменить праздник, то следовало хотя бы попытаться взломать шифр. И Клейтон знал об этом.

– Ты с самого начала знала, каковы мои приоритеты.

Да, конечно… Найти Аршуна и обезопасить Малышку. Но что же делать ей, Оливии? Ответ очевиден. Надеяться только на себя.

– Дай мне бумагу, – сказала она.

Катя молча на них смотрела. Клейтон же изобразил удивление.

– Какую бумагу?

Оливия протянула руку.

– Ту, что принадлежит мне. Я ее добыла.

Клейтон стиснул зубы.

– У меня нет никакой… – Он умолк и отвернулся.

Но ей надоело постоянно выполнять его приказы. Да, она понимала, что ему необходимо защитить Малышку. Вот и он должен понимать, что ей необходимо защитить царя.

– Ты боишься, что я взломаю код без тебя?

– Такая возможность существует. Ты достаточно умна. – Он достал бумагу из кармана и отдал ей.