– Я останусь тут до тех пор, пока мы снова не получим контракт с Английским банком, – заявила Оливия.

Она решительно зашагала мимо гудевших и лязгавших машин, затем ненадолго остановилась возле огромных металлических цилиндров, медленно перемещавших высыхающую бумагу к концу линии. Каждый свежий белый дюйм был еще одним фунтом в кармане – доказательством того, что она, Оливия, все же добилась успеха и восстановила фабрику.

– Мисс Свифт! Мисс Свифт! – К ней приближался Колин – младший клерк. Его очки, как обычно, запотели от теплой и влажной атмосферы цеха. Он снял их и протер о рукав, после чего вернул на место. – Мисс Свифт, я только что получил записку из магазина канцелярских товаров Тредмайна. Они отменили свой заказ.

– Весь? – Оливия положила руку на трубу, по которой текла вода к бойлеру. – Они что-нибудь объяснили?

Колин поправил очки, съехавшие на кончик носа.

– Нет, просто уведомили, что больше не хотят иметь с нами дело.

Второй отказ за один день. Оливия тяжело вздохнула. Как много неудач! Но она ожидала трудностей и не боялась их. И она не позволит трудностям сломить ее. Хотя ей, вероятно, придется отказаться от посещения городского праздника и вместо этого поехать в Лондон.

– Я буду у них сегодня во второй половине дня и…

– Мисс Свифт! – К ней подошел бригадир. – Склад почти пуст, а сырье так и не прибыло.

– Ни одна из партий? – Без сырья не было никакой разницы, есть контракты или нет. Без ткани, которую перерабатывают на волокно, бумажное производство остановится.

Бригадир помотал головой, покрытой буйной рыжей шевелюрой:

– Совсем ничего.

– Это, должно быть, какая-то путаница, – сказала Оливия. – Или, возможно, что-то случилось по дороге. Колин, отправь кого-нибудь, чтобы выяснили…

Перед ней вдруг оказался высокий, хорошо одетый мужчина. Нет, только не сейчас! Она не вынесет, если очередной потенциальный покупатель явился без предупреждения, чтобы лично удостовериться в качестве продукции. А может, что еще хуже, прибыл какой-нибудь чиновник из Английского банка. Она ведь еще на прошлой неделе ответила на все вопросы!

Тем не менее Оливия приклеила к лицу приветливую улыбку. Грозят ей неприятности или нет – она не может себе позволить отпугнуть потенциального покупателя. Ее взгляд скользнул по дорогому серому жилету, обтягивавшему удивительно широкую грудь незнакомца. А на его красивом лице выделялись проницательные синие глаза. Глаза… принадлежавшие покойнику!

Оливия невольно отпрянула и покачнулась. Колин подхватил ее под руку и помог удержаться на ногах.

А «мертвый» человек взял ее за другую руку. На нем были черные кожаные перчатки, но даже сквозь них она почувствовала, какая теплая у него рука.

– Мисс Свифт устала, и здесь очень жарко, – сказал визитер. – В кабинете ей сразу станет лучше.

Колин с удивлением воззрился на незнакомца:

– Кто вы?

– Клейтон Кэмпбелл. Я когда-то здесь работал. – Этот голос в течение последних десяти лет преследовал Оливию в ночных кошмарах.

И она вдруг подумала, что вот-вот лишится чувств. Перед глазами у нее все поплыло, но она не могла допустить, чтобы рабочие увидели ее слабость. Сделав над собой усилие, она все-таки удержалась на ногах и тихо сказала:

– Все в порядке, Колин. Я буду в кабинете.

Оливия позволила Клейтону вывести ее из цеха и отвести в кабинет. Как только за ними закрылась дверь, она подняла руку и дрожащими пальцами прикоснулась к его лицу. Высокий угловатый мальчишка, которого она помнила, исчез, и теперь перед ней был сильный, крепкий мужчина. Лицо же его казалось высеченным из камня.

Он жив.

Его подбородок чуть потемнел от пробивавшейся щетины. Оливия никогда не позволяла себе представлять, как он выглядел бы, став взрослым мужчиной. Но даже если бы она когда-нибудь дала себе волю, то все равно не смогла бы вообразить такого. Он стал грубее… но все равно был воплощением совершенства.

Он жив.

Она видела прямой нос, аккуратную раковину уха и чуть выступающие скулы. Ей хотелось увидеть все перемены, вспомнить сотни деталей, которые она давно забыла. Она должна была убедиться, что перед ней человек из плоти и крови, а не плод воображения.

Он жив.

Человек, которого она отправила на виселицу.

Клейтон не шевельнулся. Наконец, когда она встретилась с ним взглядом, он сквозь зубы процедил:

– Убери от меня руки.

Оливия отшатнулась и рухнула на жесткий стул.

– Клейтон, где ты был? Я думала, ты…

– Мертв? – услужливо подсказал он.

Она сразу поняла, что не должна была садиться. Он всегда возвышался над ней, но теперь… Теперь же он господствовал, подавлял, устрашал… Его губы скривились в презрительной гримасе.

Что ж, если это чудо, то оно оказалось вовсе не радостным.

– Где ты был? – Она стиснула в кулаках мягкую ткань своей серой рабочей юбки.

Клейтон саркастично усмехнулся. Господи, как же он изменился! Стал жестоким.

– В аду.

– Но ведь тебя повесили! Отец сам видел!

– Разве?

Все у нее внутри, включая и сердце, словно сжалось в тугой узел. Выходит, отец солгал ей. Еще одна ложь. Не первая и не последняя. Боже правый!

– Ты все это время был в тюрьме? Или… – Слова застревали в горле. – Тебя… куда-то увезли? – Могла ли она сделать что-нибудь, как-то ему помочь? Может, пойти к властям и рассказать правду?

– Я пришел не для того, чтобы воссоединиться с прежней возлюбленной.

Но это вовсе не значило, что она не могла задавать ему вопросы. Когда-то она любила его всей душой, всем сердцем. И ей необходимо было знать, что с ним произошло.

Заставив себя встать, Оливия спросила:

– Так что же с тобой случилось?

– Ты лишилась права задавать подобные вопросы.

– Клейтон, что произошло той ночью?

– Я хочу поговорить с твоим отцом. – Голос его был холоден и спокоен.

– Но, Клейтон…

– Не льсти себе. Я не долго мучился из-за твоего предательства. И не желаю говорить об этом.

– А я желаю!

– Но ты не всегда получаешь то, что хочешь, Алмаз.

Да как он смеет?! Как он осмелился сказать ей такое… и назвать ее так? Ей очень понравилось, когда Клейтон дал ей это прозвище. Алмаз – это сверкание, яркость, блеск. Но теперь, когда его голос исказило презрение, алмаз стал символом жадности, мелочности, тщеславия.

Но ничего такого в ней больше не было.

– Ты проводишь меня к отцу?

Эти слова вернули Оливию к реальности.

– Нет, невозможно.

– Вчера я уже понял, что доступ к нему ограничен, однако же…

Оливия мысленно вознесла хвалу верности и преданности их старого дворецкого.

– Отец не совсем здоров. Он никого не принимает.

– Но ведь он принял представителей Английского банка?

Откуда Клейтон узнал?…

– Это исключительный случай.

– Воскрешение из мертвых тоже можно считать исключительным случаем.

– Я не позволю! – Что ж, она ему скажет то же самое, что и всем остальным. – Все, что ты хочешь передать ему, говори мне. Я ничего от него не скрою.

– Остаешься его верной сторожевой собакой? – саркастически ухмыльнулся Клейтон.

Она не дрогнет! Не дрогнет ни от его презрения, ни от собственного гнева. Пусть она больше не предана своему отцу – она безраздельно предана фабрике.

– Так что же передать отцу?

Клейтон растянул губы в неискренней улыбке, продемонстрировав удивительно белые зубы.

– Скажи своему отцу, что я явился сюда за справедливостью. Все, что он имеет, скоро будет в руинах.

– За последние десять лет фабрика и так практически потерпела крах. Этих руин для тебя недостаточно?

– Невезение и справедливость – разные вещи. Фабрика готовится начать работу на Английский банк, разве нет?

Не было смысла отрицать то, что ему уже было известно.

– Да, готовится.

– Именно это и заставило меня здесь появиться. А вовсе не ты. Твой отец мог заткнуть мне рот, когда я был молод. Но больше он не будет совершать преступления.

– Да, не будет, – кивнула Оливия.

Клейтон прислонился к дверному косяку. Его расслабленная поза никак не сочеталась со злым напряженным взглядом.

– Насколько я помню, ты и в прошлый раз не сомневалась в его невиновности. Но теперь можешь мне поверить: фабрика Свифта больше никогда не будет печатать деньги.

И тут до Оливии дошел весь ужас ситуации. Грудь ее сдавило словно тисками, и казалось, тиски эти вот-вот сдавят и сердце и вонзятся в него…

Она не могла сказать ему правду. Ведь он, ведомый ненавистью, вполне мог использовать эти сведения, чтобы окончательно разрушить фабрику. Десять лет назад он хотел остановить ее отца, повинуясь своим представлениям о справедливости и правосудии, но теперь ситуация совсем другая. Теперь все стало намного серьезнее.

– Фабрика – это не только мой отец. От нее зависит множество других людей.

– Тогда им предстоит заново отстроить ее из руин.

Что она когда-то видела в этом человеке? Как могла не замечать его жестокости? Возможно, ее отец был в чем-то прав. Клейтон недостоин ее.

– Ты ждал так долго, чтобы отомстить?

– О, это не месть.

Оливия ткнула его пальцем в грудь.

– Нет, это самая настоящая, ничем не прикрытая месть. Иначе ты обратился бы к властям.

Клейтон резко отбросил ее руку, и впервые она увидела в его глазах огненную ярость.