Даниэла Стил - Грехи матери

– Вы можете привезти Руперта, если хотите.

– Он не любит жару, и его укачивает в машине. Я вас ему представлю в другой раз.

Ей не терпелось снова увидеть Эндрю. Ее книгу продали за заоблачные деньги. Она работала над следующей. И еще предстояло свидание с очень привлекательным мужчиной. Ее дела явно шли в гору.

Их субботнее свидание тоже прошло хорошо. Эндрю приехал в три часа. Они расположились во внутреннем дворике, попивая чай со льдом и беседуя. От кинематографистов новостей пока не было, но Эндрю сказал, что еще рано. Обычно с ними сделки заключались не так быстро, как с издателями. Лиз рассказала об идее новой книги, и она ему очень понравилась. Ужинать отправились в уютный итальянский ресторанчик. Эндрю рассказывал анекдоты и весь вечер ее смешил. Обратно в город он собрался только ближе к полуночи. Провожая Лиз до двери, он поцеловал ее. Она этого не ожидала, но Эндрю был симпатичным, привлекательным мужчиной, и его поцелуй получился незабываемым.

– Я рад, что мы выбрали флирт, – признался он и еще раз поцеловал ее, предупредив напоследок: – Это может войти в привычку!

Наконец он сел в машину, Лиз помахала на прощание. Вечер прошел просто великолепно. Эндрю Шипперз определенно был замечательной частью ее жизни.

Питер, как обычно, уехал играть в гольф, и Оливия наслаждалась спокойным воскресным днем в Бедфорде, когда позвонил Алекс. Судя по голосу, он говорил сквозь слезы.

– Ну вот, я был прав!

– Насчет чего?

– Я им рассказал. Папа психанул. А мама всё плакала и плакала. Она называла меня педиком.

Алекс расплакался. Оливия была в шоке.

– Боже мой! Мне так жаль!

– Я ухожу из дома. Я только хотел тебе позвонить и сказать, что случилось.

– Где они сейчас?

– Ушли. Обедать с друзьями.

– А ты куда пойдешь?

Она страшно волновалась за внука и жестоко разочаровалась в своем сыне.

– Наверное, к другу.

– Почему бы тебе не приехать сюда? Поживешь несколько дней у меня.

Оливия, однако, знала, что у него уже начались занятия в школе.

– Ты можешь на пару дней отпроситься из школы?

– Я ее бросаю.

Это было уже серьезно.

– Не делай глупостей. Они успокоятся.

– Мне плевать. Я их ненавижу. И они меня ненавидят.

– Они тебя не ненавидят. Они тебя не понимают.

– Они не хотят понимать. Папа говорит, что ему за меня стыдно, что я ненормальный.

– Как он может говорить такие глупости?…

Алекс опять плакал.

– Садись в электричку и приезжай в Нью-Йорк. Я тебя встречу и отвезу к себе.

– Не надо, бабушка.

Похоже, он был совершенно растерян и надломлен. Оливия готова была задушить Джона или по крайней мере задать ему хорошую трепку, да и Саре тоже.

– Нет, надо! Просто позвони и скажи, каким поездом ты приедешь.

Он позвонил спустя час. Оливия велела оставить записку родителям о том, что он поехал к ней. Алекс пообещал. Положив трубку, она схватила сумку, ключи от машины и поехала в Нью-Йорк встречать внука.

Он сошел с поезда словно побитый, обнял Оливию и расплакался. Она долго не отпускала его, пока оба не выплакались, а потом они поехали в Бедфорд. Когда они туда добрались, Алекс тяжело, с мрачным видом опустился в кресло, и они разговаривали всю вторую половину дня. Он говорил, что ненавидит своих родителей и школу, что не хочет поступать в колледж, что парню, который ему симпатичен, нравится кто-то другой, возможно, даже какая-то девушка. Алекс не был в этом уверен. Всё было очень сложно. Такой большой груз свалился на плечи семнадцатилетнего юноши. Оливия хотела позвонить Джону и Саре, но раз они знали, где находится Алекс, то должны были сами обрывать телефон. Однако они молчали.

В тот вечер она приготовила Алексу ужин и уложила спать в гостевой комнате. Всё, что она могла сделать, – это заверить его в своей безграничной любви и быть с ним рядом.

В полночь раздался звонок от Лиз.

– Не хочу тебя огорчать, – сдержанно заговорила она, – но мне звонил Джон. Алекс сбежал. Случилась какая-то ссора, и когда они пришли домой, его не застали. Он тебе не звонил?…

Лиз знала, какие доверительные отношения связывали внука с бабушкой.

– Они не хотели, чтобы я тебе звонила, но я подумала, что должна это сделать.

– Он здесь, – спокойно ответила Оливия. – А Джон тебе сказал, в чем причина ссоры?

– Нет. Может, что-то со школой? – с удивлением предположила Лиз. – Но он беспроблемный ребенок…

– Дело гораздо серьезнее.

Оливия не хотела злоупотреблять доверием Алекса, но раз он открылся родителям, она решила сказать Лиз:

– Это моя ошибка. Я посоветовала ему быть искренним с родителями. Он гей. А Джон, похоже, пришел в ярость, оскорблял его, говорил, что стыдится его. Я велела Алексу оставить записку перед уходом. Он сказал, что оставил, но, видимо, соврал. Говорит, что не хочет возвращаться.

– Черт! Как Джон может быть таким глупым? Они мне не сказали правду, но явно были напуганы. Они интересовались, не звонил ли он Софи. Я связалась с ней, но она уверяет, что Алекс не звонил. Вот я и решила поговорить с тобой. Я рада, что он у тебя. Я сообщу Джону и Саре.

– Скажи, чтобы они сюда не приезжали. Мне надо сперва самой с ними поговорить. Он хочет бросить школу.

– Ни в коем случае! – испугалась Лиз. – Он поставит крест на колледже!

– А Джон с Сарой поставят крест на его жизни, если ошибутся в этой ситуации. У него навсегда останется рана. Возможно, она уже есть. Алекс был ужасно подавлен, когда я встретила его в Нью-Йорке.

– Ты его встретила в Нью-Йорке? Как здорово ты поступила, мама!

– Он мой внук, и я его люблю. Мне не важно, гей он или нет. Джону надо бы это тоже как можно скорее усвоить.

– Может, я завтра съезжу и поговорю с ними.

– Будь так добра. Он всегда тебя слушается.

– Сообщу, что Алекс у тебя.

Джон позвонил Оливии спустя десять минут.

– Как он у тебя оказался?

– Позвонил, и я его пригласила. Я велела оставить вам записку. Сожалею, что он этого не сделал.

И Оливия продолжила, высказав сыну то, что у нее накипело:

– Вы с Сарой должны заняться налаживанием отношений с собственным ребенком и обдумать то, что ему наговорили. Он имеет право на человеческое отношение с вашей стороны.

– А он тебе рассказал, что произошло? – с дрожью в голосе спросил Джон. – Я застал его целующимся с парнем в бассейне! И он признался, что гей.

– А ты бы пришел в ярость, если бы застал его целующимся с девушкой? Нет. А ему не нравятся девушки. Его тянет к мужчинам. Вот такой он.

– Он в своем возрасте пока еще не знает, каков он.

– Знает. Как и ты знал в его возрасте. Что, если бы я тебе сказала, что мне за тебя стыдно, потому что тебя тянет к женщинам? Мог бы ты это изменить? И захотел бы?

– Он не гей!

– Гей! – сказала Оливия твердо, с полной уверенностью. Она была как львица, защищая своего внука. – Ты не имеешь права утверждать, какой он. Он лучше знает!

– А ты сама как об этом узнала?

– Он мне летом рассказал. И я убеждала Алекса открыться тебе и Саре. Я его уверяла, что вы поймете. Он так не считал. И мне за вас стыдно, потому что он оказался прав. Если бы я могла предположить, что вы так себя поведете, я бы отсоветовала говорить вам. Я вас люблю, но я в вас очень разочаровалась. Алексу нужна наша поддержка, всех нас. Если его не поддержит семья, то кто же?

– Я не собираюсь поощрять его отношения с мальчиками в моем доме.

– Значит, он не должен жить с вами, раз гей, хотя имеет на это право?

– Что люди подумают?

– Распрощайся ты со средневековьем, ради бога! Если ты этого не сделаешь, они подумают, что ты та еще сволочь, и будут правы. А что Сара? Она такая же замшелая в этом вопросе, как ты?

– У нее сердце разрывается. Она теперь постоянно плачет.

– Он тоже не переставая плачет, и у него больше причин для этого, чем у вас. Его отец – идиот. А у Сары по какому поводу сердце разрывается?

– Во-первых, она не может больше рожать, а теперь у нее никогда не будет внуков. Она в полном отчаянии.

– Внуки у нее быть могут. Сейчас многие геи заводят детей, собственных или усыновленных. Но это к делу не относится. Дело сейчас в Алексе, а не в Саре. Вам требуется консультация психотерапевта, чтобы примириться с этим для блага Алекса.

– Когда ты стала такой продвинутой?

– Когда он мне сообщил. А теперь я вам говорю, что не позволю ему возвращаться к вам, пока вы оба не возьмете себя в руки и не станете к нему относиться нормально. – Джон был шокирован ее заявлением. – И можете подать на меня в суд, если вам это не нравится. Я не пущу внука домой при таком отношении к нему родителей. Вы нанесете ему серьезную травму.

– Он ее уже получил.

– Значит, ему тем более нужна ваша помощь.

– А как он будет посещать школу, живя в Бедфорде?

– Сообщи учителям, что он заболел. Он хочет бросить учебу.

– Этого нельзя делать!

Джон был возмущен.

– Я ему то же самое сказала. Но домой я его не отправлю, пока вы не возьметесь за ум. Так что Алекс пока остается здесь.

– Поговорим завтра, – сказал Джон и повесил трубку. По крайней мере они знали, что сын в безопасности.

Встав на следующее утро, Алекс всё еще выглядел подавленным. Оливия приготовила ему завтрак и сообщила в офис, что будет работать дома. Лиз поехала повидаться с Джоном и Сарой. Потом позвонила матери и рассказала, что те постоянно плакали. Они в тот день не пошли на работу. Лиз тоже посоветовала им обратиться к психотерапевту, и Сара при ней позвонила кому-то из университета. На следующий день обоим назначили консультацию.

Вечером Оливия повезла внука в кино, а потом на ужин в один из ресторанов в Бедфорде. Это ему пошло на пользу. Придя домой, он выглядел уже лучше. Но от его родителей по-прежнему не было никаких вестей. Они позвонили сыну только на следующий день. Джон с Сарой посетили психотерапевта, который назначил сеансы по корректировке взаимоотношений на следующий месяц, в присутствии Алекса или без него, как он захочет. Специалист ясно сказал, что взаимопонимание с сыном целиком зависит от них самих. Джон вел себя так, будто похоронил кого-то из близких. На самом же деле он расстался со своими иллюзиями. Его единственный сын был жив и здоров и по-прежнему нуждался в отце и матери.