Так приятно было это слышать!

– И мне.

– Ты себя лучше чувствуешь?

Он беспокоился уже многие дни.

– Немного, – честно ответила она. Грудь болела уже не так сильно, но организм, кажется, хорошенько встряхнулся. Оливия осознала, что нужно Питеру что-то сказать, но еще не решила что. Всю правду или только часть? Ей хотелось поделиться и своим открытием, но только после улучшения самочувствия. Она смогла пройти через это в одиночку и вряд ли захочет повторить этот свой подвиг, да и не видела в этом смысла. Она осознала, что в порядке вещей делиться ношей, тем более с любящим человеком. Случись подобное снова, она бы не стала скрывать правду.

Той ночью Оливия думала о Питере и сожалела, что его не было рядом. Она сожалела, что не позволила ему. Внутри у нее всегда звучал голос, который приказывал ей оставаться стойкой, и она держалась. Но вдруг она засомневалась, так ли важно всегда быть сильной, не ослаблять хватки, править империей железной рукой. Впервые в жизни она хотела быть всего лишь женщиной. Этого было достаточно.

Глава 26

Неделя ожидания итогов исследования была ужасной. Результаты ей сообщили в пятницу. Они были лучшими из тех, на какие она могла надеяться. Чистые края, лимфатические узлы не затронуты, стадия рака самая ранняя. В дальнейшем лечении не было необходимости. Это стало громадным облегчением для Оливии. Единственное, чего ей следовало опасаться, это рецидив, но оставалась надежда, что этого не случится.

Следующие выходные Питер не мог провести с ней. Он уезжал в Бостон на день рождения дочери. Оливия места себе не находила, пока он не приехал в понедельник на предрождественский ужин. Ведь она его много дней обманывала, хоть и слышала в его голосе разочарование. Без него ей было одиноко. На выходных он часто звонил.

– Мне не терпится завтра тебя увидеть, – сказала она, и это были не пустые слова. Она знала, что Питер планирует остаться у нее после ужина. Наверное, тогда можно будет ему рассказать. Он впервые должен присутствовать на семейном событии, что было важно для них обоих. Это был поворотный момент в их отношениях. После Дня благодарения она сообщила Филиппу, что Питер разводится, и сын был рад за мать, несмотря на ее отказ выходить замуж. Все-таки ситуация была менее сомнительная, раз он был свободен. Теперь можно вместе проводить праздники, в ряду которых первым стояло Рождество.

– Смотри поправляйся к завтрашнему дню, – сказал Питер с некоторой романтической интонацией, а Оливия чуть не взвыла, а потом рассмеялась. Она всё еще не могла поднять руку. Возможно, он прав, и они слишком стары для любовных свиданий, тем более что собственное тело стало ей изменять и подводить. На этот раз после ремонта остались небольшие трещинки. Оливия завидовала отличному здоровью своей матери, которое не покидало ее до девяноста пяти лет. Оливии не так повезло. Первое знакомство с раком стало для нее жестким. Она знала, что многим везет меньше, чем ей, но испуг всё равно оставался, унизительный испуг.

Когда наконец наступил вечер понедельника, стол был красиво накрыт, дом полон цветов, наряжена елка, и Оливия почувствовала себя лучше. На ней были шелковый красный пиджак, белая блузка и черные узкие брюки. Все выглядели очень нарядно. Тейлор приехала с Филиппом, а Эндрю – с Лиз. Питер сидел за столом по правую руку от Оливии. К тому времени все уже понимали его роль в ее жизни, хотя многие годы об этом даже не подозревали. Филипп сообщил родным, что Питер разводится, так что всё было в рамках приличий.

Тейлор смотрелась как девочка в симпатичном белом шерстяном платье, длинноногая, с темно-каштановыми волосами, спадавшими на спину. Сара в магазине винтажной одежды нашла странную модель из макраме, которой очень гордилась. Лиз выглядела прелестно. Эндрю в темном костюме смотрелся щегольски и аристократично. До начала ужина Оливия, вручая всем подарки, которые тщательно выбирала и которые полагалось распаковать только на Рождество, заметила вопросительный взгляд Питера. Он посмотрел на нее еще более пристально, когда она принимала подарки родных одной рукой.

– Ты повредила руку?

Никто другой не обратил на это внимания.

– Нет, всё нормально, – соврала она, ведь и правда чувствовала себя хорошо.

Настроение у всех было отличное. Тейлор с восторгом ждала поездки с Филиппом на Сен-Барт, остальные радовались перспективе пожить на курорте Стоу и покататься вместе на лыжах. Лиз предупредила Эндрю, что катается ужасно, но его это не огорчило: он сам предпочитал ледяным склонам другие развлечения. Алекс был отличным лыжником, он собирался участвовать в гонках. А Джон планировал писать этюды, пока Сара катается.

На ужин подали вкуснейшую индейку, а на десерт – традиционный сливовый пудинг с кремом. Оливия вспоминала рождественские ужины в молодые годы, когда они собирались за столом и ели индейку, приготовленную Мэрибел. В последние годы Оливия заказывала блюда в службе доставки.

К тому времени как дети и внуки, нагруженные подарками, разъехались, Оливия выглядела усталой. Полученные подарки она собиралась открыть на Рождество. Тогда же планировался обмен поздравлениями с Питером. Он обнял ее, когда все уехали, и предложил идти спать. Оливия знала, что наступает момент истины. В постели его уже не обмануть, он бы увидел повязку.

Она пришла в спальню в халате и со вздохом вытянулась на кровати. Для нее это были три недели сплошных стрессов, и она чувствовала себя выбитой из колеи. Питер был уже в постели, и по выражению глаз она видела, что он хочет заняться с ней любовью. Оливия посмотрела на него серьезно и взяла его руку.

– Я должна тебе кое-что сказать…

– Ты беременна? Отлично! Я на тебе женюсь. У нас будет свадьба по залету, – сказал он с улыбкой.

Оливия рассмеялась:

– Вообще-то нет. Я пережила несколько кошмарных недель.

– Я так и думал. – Питер не был удивлен. – Голос твой звучал ужасно.

– Когда я делала ежегодную маммограмму, у меня нашли небольшую опухоль. Злокачественную, начальная стадия рака. Врачи считают, что удалили ее полностью, так что я здорова. Я не хотела тебя расстраивать. В позапрошлую пятницу у меня была операция, и всю неделю я не могла прийти в себя. Я была страшно напугана, меня это словно пробудило ото сна. Я не готова уйти на пенсию и, наверное, никогда не уйду. По крайней мере я на это надеюсь. Но я не хочу продолжать работать так же напряженно. Я хочу, как говорится, получать удовольствие от жизни. Вместе с тобой, если не возражаешь. И еще об одном я подумала: я не хочу выходить замуж, а ты не хочешь встречаться время от времени. Поэтому я бы попробовала жить вместе. Ты можешь переехать ко мне, если хочешь.

Оливия с нежностью посмотрела на него. Питер был потрясен.

– Почему ты мне ничего не говорила об операции?

Он был рассержен. Это шокировало Оливию.

– Я знал, что что-то не в порядке, черт подери. Ты даже не отвечала на звонки. Ты что, думаешь, что я какой-то там ненадежный приятель? Я тебя люблю. Я хочу быть с тобой в хорошие и плохие времена. Я не хочу, чтобы ты в одиночку переживала нечто подобное. Не нужно до такой степени храбриться, Оливия. Надо стать и человечной тоже. Я здесь, потому что люблю тебя, а не для развлечения. И предупреждаю: я очень-очень рассержусь, если ты опять сделаешь что-то подобное, возьмешь всё на себя и не будешь мне звонить. И да, я хотел бы попрощаться со статусом гостя в этом доме, чтобы мы могли обходиться без телефона.

– Мне было неловко, что я тебе не звоню. Я была в скверном состоянии и боялась. Меня так шокировал диагноз, что я не знала, что делать. А остальное уже шло по инерции. Обещаю, что больше так не поступлю. А что ты думаешь о моей идее насчет совместного проживания?

Он приподнялся и поцеловал ее.

– Думаю, мне придется согласиться, иначе я не буду знать, что ты замышляешь. Я тебе не доверяю.

Питер еще не пришел в себя после услышанного и был расстроен.

– Я не могу понять, как ты прошла через всё это и не позвонила мне?

– Я знаю, что поступила глупо, – с готовностью согласилась Оливия. Она сожалела об этом.

– Да, конечно. Я с радостью поселюсь у тебя, Оливия. И полагаю, нам не нужно вступать в брак. Я тоже пришел к выводу, что так будет лучше. Наверное, я старомоден, но если ты предпочитаешь, чтобы мы жили как пара распутников, и если это не будет огорчать твоих детей, тогда я согласен. Где мне поставить подпись?

Он с улыбкой наклонился и поцеловал ее. И тут же вспомнил и озабоченно спросил:

– У тебя болит рука?

– Мне пару недель желательно ею не двигать.

И Оливия распахнула халат и показала повязку. Она была больше, чем он ожидал.

– Бедная моя малышка, – сказал Питер и крепко прижал любимую к себе.

– Так когда ты переезжаешь ко мне? – весело спросила Оливия, когда свет был уже погашен.

– Завтра? Я подумал, что не услышу от тебя этого вопроса, – ответил он и повернулся, чтобы поцеловать ее в темноте. – Оливия, ты невыносима, но я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, – сказала она, прильнув к Питеру и впервые за несколько недель вновь чувствуя себя под защитой. Они выбрали идеальное решение, обоим пришлась по душе идея жить вместе.

Следующие выходные они провели в хлопотах по перевозке вещей Питера и размещению их в доме в Бедфорде. Проблем с этим не возникло – Оливия освободила для него две гардеробные комнаты. Питер вписался очень хорошо – словно всегда здесь жил. Эти дни напоминали им прежние совместные выходные, только лучше. Он очень любил готовить, и иногда, когда Оливия приезжала с работы, на столе уже ждал ужин. Они вместе сходили на пару рождественских вечеров в Нью-Йорке. Оливия была на ужине с ним и его детьми, которые отнеслись к ней тепло. Своим детям она по телефону сообщила об их решении жить вместе, и ни у кого не возникло возражений. Оливия не сказала о своей операции, только о переезде к ней Питера. А у Лиз была своя новость:

– Эндрю переедет ко мне, когда мы вернемся из Стоу!