Потом они отправились опять в центр города и ужинали в «Минетте» – его излюбленном месте. Затем Филипп подвез Тейлор до ее квартиры и вернулся домой. Было десять часов вечера. Он прибыл за несколько минут до возвращения Аманды и успел включить телевизор – жена решила, что Филипп все время был дома. А он был ошеломлен проведенным с Тейлор днем и их поцелуями в парке. При виде Аманды он почувствовал, что сходит с ума. Ситуация вдруг превратилась в кошмар.

– Ты не заболел? – спросила она, пристально глядя на мужа.

– Я здоров.

– У тебя больной вид.

Аманда что-то заметила, но не могла понять, что происходит. И она не ошиблась. Филиппу было не по себе от собственных же поступков. Он не хотел причинить боль Тейлор, она этого не заслужила; и он даже жалел Аманду: какой же глупой она была! Она делала крупные ставки и могла проиграть, если начнет торопиться.

В тот вечер он лег рано и мгновенно уснул, измотанный пережитым. Когда утром он проснулся, Аманда уже уехала, не оставив записки. Последнее время она была полностью погружена в свой мир и не обращала на Филиппа никакого внимания – слишком долго ожидала назначения, и теперь оно завладело всеми ее мыслями. Она считала себя единственной во Вселенной.

Филипп и Тейлор снова встретились в центре и, пожелав придумать что-нибудь забавное, решили стать туристами в Нью-Йорке (в общем-то Тейлор таковой и была): поднялись на верхушку Эмпайр-стейт-билдинг, целовались, а у их ног простирался город; потом на пароме поплыли на Стейтен-Айленд. Филипп никогда так здорово не проводил время в своем родном городе. Всё, что они вместе делали, было для него волнительно и ново. И сколько бы времени он ни проводил с Тейлор, она ему не надоедала. Она была наркотиком, на который он подсел. В считанные дни его жизнь пошла кувырком, и ее жизнь тоже. Тейлор тоже ничего не сообщила своим родным. Они оба хранили это в тайне. Он – потому что должен был, она – потому что знала: брат с сестрой не одобрят. Ситуация была странная для обоих, а для Тейлор еще и опасная. Она оказалась слишком уязвима, и оба об этом знали.

На следующей неделе они встречались, как только позволяло время: обедали, ужинали, просто урывали моменты. Снова сходили в Центральный парк, сидели со студентами на Вашингтон-сквер, заглянули в то кафе, где познакомились. На выходных Аманда опять работала, и Филипп всё время проводил с Тейлор. Их роман продолжался уже две недели, они виделись почти ежедневно, а Филипп по-прежнему не знал, что делать. Аманда, похоже, не замечала его безразличия и перемены настроения. Одна его часть хотела, чтобы жена остановила его, прежде чем всё зайдет слишком далеко, и, доказав, что любит его, спасла брак, а вторая надеялась, что она этого не сделает. Аманда не имела понятия, что происходит, и целиком была занята собой, даже больше, чем обычно. Час ее славы настал. В офисе ее носили на руках. Похоже, она вообще забыла о существовании мужа. И Тейлор заполнила пустоту в его душе: сердце готово было взорваться от восторга, как лопается переполненный воздухом шарик.

В воскресенье они забрели на далекую улочку в Итальянском Манхэттене, ели лимонное мороженое, потом отправились к дому, где жила Тейлор. Она предложила показать ему книжный шкаф. Филиппу не хотелось дефилировать мимо ее соседок по квартире – юных студенток, но он всё же согласился зайти на пару минут. Когда они вошли, в квартире никого не оказалось.

Комната была солнечная, заставленная потертой мебелью, которую квартиранты в основном покупали на распродажах, подбирали на свалках или получали бесплатно на благотворительных акциях. Книжный шкаф из «Фабрики» смотрелся просто по-королевски на фоне всего остального. Филиппа тронула простота обстановки, в которой жила Тейлор. Ее комната была безукоризненно чистой. Одежда аккуратно висела в гардеробе, на письменном столе царил порядок, кровать накрывал привезенный из дома розовый плед, а сверху лежали подушечки, изготовленные племянницами Тейлор.

Как только они вошли в комнату, Филипп обнял ее и уже не отпускал. Ее волосы, как всегда, пахли свежестью, он обожал аромат ее кожи, ее присутствие рядом с собой. На ней были топ, джинсовая юбка и сланцы, на нем – джинсы. Филипп не смог с собой совладать, порывисто прижал девушку к груди в страстном желании держать ее нагую в своих объятиях. Она в этот момент хотела только его.

Он, не оборачиваясь, ногой закрыл дверь в ее комнату на случай появления соседок по квартире. В следующее мгновение оба оказались без одежды и предались страсти, которая не выпускала их из водоворота до тех пор, пока тела не взорвались вспышкой высшего наслаждения. Потом они лежали, обнявшись, переводя дух, не в состоянии пошевелиться. Филипп никогда не испытывал такого сильного желания, а Тейлор отдалась ему с абсолютным самозабвением. Плотину наконец прорвало, и хлынувший поток было уже не остановить. Он был так влюблен, что потерял способность ясно мыслить.

– О Господи, – воскликнул он, отстранясь от нее и глядя в глаза женщины, медленно выплывающей на поверхность из глубин страсти. – Извини… Я не хотел делать это.

Но у них не было выбора, и оба это знали.

– Не извиняйся, – сказала Тейлор спокойно и серьезно, постепенно восстанавливая дыхание. – Я тебя люблю… Даже если ты никогда не уйдешь от Аманды. По крайней мере у нас будет это.

Тут Филипп нашел еще один повод для беспокойства:

– Ты принимаешь противозачаточное?

Она кивнула. Они достаточно доверяли друг другу, чтобы заниматься незащищенным сексом, и это их не беспокоило.

Филипп снова крепко прижал к себе любимую.

– Я хочу от тебя детей, – шепнул он, касаясь губами ее шеи.

Филипп не говорил этого ни одной другой женщине, да и не хотел говорить. До этого момента он твердо знал, что дети ему не нужны. Теперь же у него было ощущение, что он всю свою жизнь ждал Тейлор. Произнесенная фраза подсказала ему, что надо делать.

– Я не позволю длиться этой истории долгое время. Я всё улажу.

И Тейлор верила. Интуитивно она чувствовала, что он выполнит свое намерение. Она доверяла ему целиком, подобно всем женщинам, решающимся на роман с женатым мужчиной. Но Тейлор знала, что у них особый случай. Филипп любит ее. Она в этом не сомневалась. И она любит его.

Потом они снова занимались любовью, а когда настало время расстаться, Филиппу это далось с большим трудом. Домой он вернулся с камнем на душе и чувством вины. Он не собирался спать с Тейлор, пока не станет свободным. А теперь не знал, что сказать Аманде и когда это сделать. В тот вечер он принял снотворное и уснул еще до прихода жены – не хотел видеться с ней.

Но утром она оказалась дома, лучезарная и взволнованная своими делами, и, как обычно, говорила о своем вступлении в должность. У Филиппа после принятого накануне вечером снотворного болела голова.

– Что ты хочешь на завтрак? – спросила Аманда, поджаривая себе тост.

Она никогда прежде не готовила ему завтрак. Филипп собрался сказать, что хочет развода, но не решился. Сначала надо было обдумать, что он намерен делать. Он знал Тейлор всего две недели и уже был готов положить конец своему браку, который длился девятнадцать лет. Не сошел ли он с ума? Не ошибка ли это? Эту ли женщину он ждал всю жизнь? Филипп не мог дать ответа. Он не любил Аманду, но и здравомыслием более похвастать не мог. У него было ощущение, что он потерял голову.

– Я что-нибудь поем в офисе, – ответил Филипп и вышел из кухни. Когда он уходил на работу, Аманда что-то напевала.

Первым человеком, встреченным в холле офиса, оказалась его мать. Он был так рассеян, что прошел мимо нее, не замечая. Когда Оливия его окликнула, он обернулся и посмотрел отсутствующим взглядом.

– Ты здоров? – с беспокойством спросила Оливия.

Она никогда не видела старшего сына в таком состоянии. Они не говорили с тех пор, как повздорили из-за Питера. Она казалась по-настоящему встревоженной.

– Ты не заболел?

Филипп покачал головой:

– Нет… нет… Всё в порядке… Летняя простуда, ерунда.

И тут он вспомнил. Если бы не Тейлор, он не стал бы разговаривать с матерью и не проявил бы понимания, но теперь какое он имел право бросать в нее камни? Его мать была одинока, а он – нет.

– Извини, – пробормотал он мрачно.

– За что?

– За Питера… Я не знал… Уверен, ты знаешь, что делаешь.

Эти слова еще больше обеспокоили Оливию. Вечно всем недовольный Филипп капитулировал слишком легко. Оливия подумала, не произошла ли у него размолвка с Амандой?

– Как Аманда?

– Ее назначили федеральным судьей. Она на седьмом небе от счастья.

– Поздравь ее от меня, – сказала Оливия, продолжая искать во взгляде сына причину его расстроенного состояния, но так и не нашла. Филипп поспешил в свой офис, словно боялся разговора с матерью.

Она была так озадачена, что тем же вечером поделилась этим с Питером. Он не сомневался, что объяснение найдется очень простое, и обрадовался, что Филипп извинился. Ничего странного он в этом не видел. Филипп должен был так поступить.

– Возможно, влюбился! – предположил Питер в шутку. Ему были известны и более странные случаи.

– Филипп? – рассмеялась Оливия над его словами. – Это единственное, чего он боится. Он скорее позволит вырвать себе сердце. Не думаю, что мой старший сын способен вынести чью-то любовь к нему, поэтому и женился на Аманде, этом айсберге в человеческом обличье. Мне кажется, Филипп боится эмоций. Он не хочет испытывать боль и разочарования, поэтому и живет с ней. Это страшно угнетает.

– Кто знает, всё меняется. Может, однажды он встретит ту единственную и уйдет от Аманды?

– Уж скорее это она от него уйдет, – с горечью заметила Оливия, – найдет кого-нибудь побогаче.

Нехорошо было так говорить о невестке, но Оливия не любила Аманду и была убеждена в своей правоте.

Оливия продолжала беспокоиться за Филиппа, но была очень занята. Забастовка в одном из техасских магазинов приняла ожесточенные формы, возникла угроза мародерства. Пришлось нанять охрану и временно закрыть магазин. Оливию это не радовало. Питер убедил ее не лететь туда самой: боялся, что любимая может пострадать, и на этот раз она согласилась.