Эти встречи с младшей дочерью с их недосказанностью всегда становились для Оливии стрессом, и гнев на нее Касси всегда чувствовался, даже если не выражался словами. Говорить об этом не было нужды – она достаточно высказала прежде, и с тех пор ничего не изменилось. Прошлое изменить нельзя.

Наконец Оливия решилась задать волновавший ее вопрос:

– Ты счастлива?

Касс замешкалась с ответом, что обеспокоило мать.

– Думаю, да. Не знаю. Не уверена, что могу отнести себя к счастливым людям. Я очень беспокойная натура, благодаря чему, наверное, преуспела в своей профессии.

Она была перфекционисткой, как и мать.

– Я никогда и ничего не считаю само собой разумеющимся и ничего не принимаю как данность. Я всё проверяю.

Слыша это, Оливия улыбнулась:

– Я тоже. Я фанатик деталей.

Это был один из тех редких случаев, когда они заговорили о себе и своей работе. Теперь, когда бизнес Касс процветал, у нее появилось больше сходства с матерью, а значит, больше тем для разговора.

– Я контролирую каждый шаг, – призналась Касс. – И мне приходится вникать во все подробности.

Она приоткрыла дверцу, что придало Оливии решительности, и она рискнула задать еще один вопрос. Возможно, настал подходящий момент.

– Какой он, твой Дэнни?

– Сумасшедший, молодой, безумно талантливый, шумный, испорченный, красивый.

Дочь говорила так, будто это был ее ребенок, а не ее мужчина. Оливия подозревала, что имеет место и то и другое.

– С ним классно, когда у него хорошее настроение и он меня не бесит. Звездам сложно вести себя как обычным людям. От них ожидают скандалов, и они их устраивают. Дэнни не исключение.

– И тебе это не надоедает?

Жизнь дочери поражала Оливию, она совершенно отличалась от ее собственной.

– Иногда. Но я с ним справляюсь. Я его наказываю, когда он ведет себя слишком плохо. Он мне как ребенок.

Касс улыбнулась, и Оливия почувствовала по тону, что дочь любит его. Они были вместе с тех пор, как Дэнни исполнилось девятнадцать, а Касси двадцать девять. Самостоятельность в жизни и работе способствовала быстрому взрослению ее дочери. Оливию поразило, что она казалась взрослее своих братьев, которые были намного старше ее.

– Ты по-прежнему довольна, что у тебя нет детей? – с грустью поинтересовалась Оливия. Ей казалось, что это по ее вине и Кассандра, и Филипп не хотят обзаводиться детьми и потому несчастны. Оливия считала это огромной потерей. Касси не сказала матери, что не единожды делала аборты и еще сделает, если подведут противозачаточные или она сама ошибется.

– Очень.

Причина была ясна обеим, и тему закрыли. Для обеих это была опасная территория, минное поле, на котором у самой поверхности были зарыты все старые обиды Касс.

Видя, что дочь посматривает на часы, Оливия оплатила счет. Они вышли из ресторана, и Касси поблагодарила за обед.

– Удачного турне! – пожелала Оливия и поцеловала дочь, которая пристально посмотрела на нее, словно пытаясь понять, какова ее мать на самом деле. – Спасибо, что захотела повидаться, – с грустью произнесла Оливия.

Касси кивнула и поспешила прочь, а Оливия села в машину, и водитель повез ее обратно на работу. У нее было ощущение, что с младшей дочерью их связывает тончайшая нить, которая, слава богу, еще не порвалась.

Вернувшись в офис, Оливия позвонила Алексу. Он находился дома с друзьями, родителей не было.

– Я по тебе скучаю, – сказала она. – Как дела?

– О’кей. Скоро начинаются занятия.

Ему предстоял последний год в средней школе. Алекс ждал его с нетерпением и волновался из-за подачи заявлений в колледж. Они говорили об этом на яхте, Оливия старалась подбодрить внука, но конкурс был высокий.

– Сообщи, если захочешь приехать поужинать со мной, – предложила она.

Идея ему понравилась, но ехать было лень.

– Ладно, – ответил Алекс неопределенно.

Трудно было поддерживать контакт, не видясь ежедневно. Поэтому совместное пребывание на яхте получилось таким замечательным. За те дни ей удалось сильнее сблизиться с внуком.

– Может, стоит сообщить родителям то, о чем мы говорили, до начала занятий в школе? Тебе будет легче в учебном году – одной заботой меньше.

– Или больше, если у них крыша поедет.

Алекс всё еще был убежден, что реакция родителей окажется отрицательной.

– Мне кажется, ты должен больше им доверять.

– Я их знаю. Мой отец – гомофоб, мать тоже не признает голубых.

Внук очень нелестно отзывался о родителях. Оливия надеялась, что он ошибается.

– Если хочешь, можем вместе поговорить с ними, – повторила Оливия свое предложение, сделанное еще на яхте.

– В любом случае спасибо, бабушка.

– Ты это сделаешь, когда будешь готов.

– Может, когда мне будет лет девяносто.

Он засмеялся, а ей стало жаль внука. Алекс пообещал вскоре позвонить, и они попрощались. Ей не хотелось терять с ним связь. У нее появилось так много поводов для беспокойства, беспокойства о них всех.

По пути с работы она думала о Касс. Оливия ведь могла бы написать ей сообщение или послать эсэмэс. Она даже не знала, где в Нью-Йорке остановилась ее дочь, – забыла спросить. Вероятно, в центре. Сердце у Оливии разрывалось от того, что она столь многого не знает о своей младшенькой. Но по крайней мере обед у них прошел удачно. Пока хвалиться было больше нечем.

Оливии не нравилось, что по возвращении из отпуска она до некоторой степени потеряла связь с детьми и внуками. У каждого из них была своя жизнь, свои радости и огорчения. У нее – тоже. Только в путешествии они соприкасались, переплетались, а по возвращении ниточки опять ослабли, и Оливия понятия не имела, кто чем занят. Гораздо легче было, когда все находились под одной крышей, как прежде. Но те дни ушли навсегда. Даже у внуков уже появилась собственная жизнь.

Кэрол несколько дней назад улетела в Калифорнию. Она звонила бабушке, чтобы попрощаться. Софи была в Бостоне и собиралась до начала занятий поехать с друзьями на полуостров Кейп-Код. Оливия осознала, что не говорила с Филиппом с момента их бурной дискуссии на прошлой неделе. На работе она с ним тоже не виделась – по возвращении из отпуска оказалась завалена делами. Она надеялась, что сын успокоился. Боль от его резких слов смягчила Мэрибел. В тот вечер Оливия планировала встретиться с Питером. Он был радостью ее жизни. Ей много о чем хотелось рассказать, особенно о встрече с Касси. Про Алекса она рассказывать не собиралась – дала обещание. Но она могла по крайней мере поделиться с Питером своими заботами о других, своими победами и печалями. Без него жить ей было бы гораздо труднее. Этого не понимал Филипп, но понимала ее мать.

Глава 15

После ссоры с матерью Филипп пребывал в ужасном настроении. Он вновь обсудил ситуацию с Джоном, когда тот вернулся домой, и беседа переросла в ожесточенный спор. Так что теперь он пребывал в конфликте и с матерью, и с братом. Но своего мнения не изменил. Джон сказал, что он сошел с ума и должен извиниться перед матерью, но Филипп не собирался этого делать – ни теперь, ни когда-либо еще.

Жену свою он после возвращения из отпуска почти не видел дома. На нее свалилась гора работы – три новых клиента и подготовка к процессу. Она каждый день допоздна засиживалась в офисе, а он ужинал с приезжими представителями поставщиков. В тот вечер он надеялся пересечься с Амандой.

Вернувшись домой, Филипп налил себе выпить и присел на диван. Он подумал о матери – и вновь вспыхнул гнев. Хорошо, что всю неделю не пришлось с ней видеться на совещаниях. Он не был уверен, что мог бы на них высидеть, особенно если бы там присутствовал Питер.

Он еще ничего не рассказал Аманде – просто не хватало времени. Супруги встречались и расходились как в море корабли. К тому же он знал, что Аманда не жалует его мать. Он не хотел давать ей лишний повод обвинить его в том, что он размазня и марионетка Оливии, которая, оказывается, является любовницей женатого мужчины. Ему самому было неприятно это знать и крайне унизительно делиться с кем-то, даже с женой.

Филипп просматривал рабочие бумаги, когда вошла Аманда. Она бросила на пол кейс, поговорила с кем-то по сотовому, открыла бутылку белого вина, налила себе и только тогда, с бокалом в руке, поздоровалась.

– Ну, как прошел день? – спросила она мужа покровительственным тоном, будто его работа была неважной по сравнению с ее, поскольку он лишь раб своей матери, а она – компаньон в крупной юридической фирме. Это читалось в ее лице и в голосе.

– Хорошо, – ответил Филипп нейтрально, не поддавшись на провокацию. – А у тебя?

Не было заметно, чтобы их связывали какие-то чувства. Они были как партнеры по бизнесу, которые встретились после трудовой недели и сверяют свои записи.

– Замечательно! – воскликнула Аманда с неожиданной улыбкой. – Я сегодня получила назначение!

Она добивалась этого больше двух лет.

– Перед тобой новоиспеченный федеральный судья! – победно объявила она.

Филипп поднялся поцеловать жену.

– Поздравляю!

Он был рад за Аманду. Ей страшно этого хотелось, многие месяцы она не могла говорить ни о чем другом.

– Спасибо! Надо сказать, это действительно событие, раз уж я сама так впечатлена.

Аманда не страдала от излишней скромности, но это и нравилось Филиппу. Она была волевой женщиной и не считала это недостатком.

– Думаю, нам следует кое-что поменять в доме. Я хочу принимать гостей – нужных людей, разумеется. Надо будет переделать гостиную, провести работы в хэмптонском доме, мне необходимо обновить гардероб, а тебе – купить яхту бо2льшего размера.

Аманда всё спланировала. Она не собиралась быть мелким федеральным судьей. Она намеревалась привлечь к себе внимание и стать одной из самых авторитетных судей-женщин. Она также мечтала когда-нибудь стать судьей апелляционного суда.

– И я думаю, Филипп, тебе надо сделать крупные пожертвования на важные благотворительные и политические цели.