Он был в ярости на Джона за то, что тот не присоединился к его крестовому походу за нравственность.

– Оставь это, – устало сказал Джон, которого звонок брата вырвал из сна. – Это ее жизнь, а не наша. Каждый устраивает ее так, как ему кажется лучше. Мама имеет право ошибаться, если это вообще ошибка, в чем я не уверен. Я знаю только, что это не наше дело. Пока она не создает сложности нам или себе и не занимается любовью на полу своего кабинета с открытой дверью или на совещании совета директоров, мне не надо об этом знать. И тебе тоже. Ты случайно наткнулся – открыл дверь и увидел что-то, чего не должен был видеть. К нам это отношения не имеет. К папе тоже. Теперь закрой дверь и забудь об этом. Ты только доставишь всем ненужное беспокойство, если создашь из этого большую проблему.

– Насколько я понимаю, ты унаследовал ее мораль, точнее, отсутствие оной, – холодно заметил Филипп.

– Мы не вправе судить о ее морали или решать, с кем ей следует заводить романы и следует ли вообще заводить. К тому же она ведь не навязывает нам Питера. Я уважаю маму за то, что она не распространяется об этом. И еще думаю, что тебе надо от нее отстать. Вам обоим это только доставит напрасные огорчения. Найди себе другой предмет для нападок. А я продолжу спать. Уже почти два часа ночи. В воскресенье я буду дома, но не рассчитывай, что стану тебе подпевать. И если у нее в семьдесят лет страстный роман, то она молодец! – с чувством произнес Джон.

– Ну и дураки вы оба! – сказал Филипп, закончив на этом разговор. Он полагал, что брат разделит его мнение и его возмущение, и никак не ожидал, что Джон поддержит мать.

Лежа в кровати в парижском «Ритце», Джон думал о том, что узнал, и улыбался. Он любил Питера Уильямса и любил мать, а ведь Питер, черт побери, делал ее счастливой. Джон повернулся и обнял жену. Из уважения к матери он не станет ничего говорить Саре, он и без того знал, что жена с ним согласится. Он считал, что Филипп глубоко ошибается, как и во многих других случаях.

Глава 13

Питер приехал в Бедфорд лишь в половине девятого. Движение было затруднено: пятница, и люди уезжали из города на выходные. Оливия приготовила холодное мясо и салат и остудила бутылку вина. Войдя, он обнял ее и поцеловал.

– Ну и денек! – сказал он с озабоченным, усталым видом. Он всё еще был расстроен неожиданным появлением Филиппа и его атакой на мать. – Извини, милая. Как ты себя чувствуешь?

– В настоящее время прекрасно! – ответила она, наливая ему в бокал вина.

Они расположились на веранде с видом на ухоженный сад. У Оливии был симпатичный дом, не маленький, но и не слишком большой. Она в него переехала после смерти Джо, когда все дети выросли, а Мэрибел переселилась в дом престарелых. Оливии в нем было удобно, он был изысканно оформлен антиквариатом и картинами, которые они с Джо годами коллекционировали. Ей он подходил, Питер тоже чувствовал себя здесь комфортно: дом был гостеприимным и теплым, как и его хозяйка. Его собственный дом теперь имел мрачный вид места, где люди давно несчастливы и ничем не связаны.

– Не знаю, почему Филипп решил записаться в полицию нравов. Думаю, что он несчастлив в браке. Аманда – бездушная карьеристка. Мне кажется, она бы никогда не вышла за него, если бы не деньги и перспектива когда-нибудь взять бизнес в свои руки. Вероятно, она ждет не дождется, когда я уйду на пенсию или отдам Богу душу. Путешествие не доставляло ей особого удовольствия – как всегда. Она с ним холодна как лед. Но ему это, похоже, не мешает.

Оливия желала сыну лучшей жизни, но нынешняя его устраивала. Он сделал свой выбор и, кажется, был им доволен.

Питеру тоже не нравилась его сноха, но он на это смотрел так же, как Оливия. Сына выбор устраивал, а мнение Питера значения не имело. Он никогда не вмешивался в их отношения. К счастью, зять ему нравился гораздо больше, и поэтому он чаще проводил время с семьей дочери. Он любил своих детей, но они стали самостоятельными, выросли и ушли. Теперь радостью его жизни была Оливия, хотя вместе они проводили меньше времени, чем хотелось бы. Но оба были людьми занятыми и всё еще глубоко погруженными в свою работу, а Оливия продолжала много ездить в командировки. Он задавался вопросом, сбавит ли она когда-нибудь обороты? Вряд ли. Если бы это произошло, она чувствовала бы себя несчастной. По прошествии многих лет он хорошо ее знал и любил такой, какая она есть. Теперь Питер не мог вспомнить времена, когда любил Эмили и был с ней счастлив, но знал, что такие времена были.

Они спокойно поужинали на кухне, беседуя, помимо Филиппа, о многих других вещах. Питер планировал провести у Оливии всю субботу, чтобы вместе отдохнуть. В воскресенье утром он хотел поехать поиграть в гольф, а Оливия – навестить Мэрибел, впервые после возвращения из круиза. Лиз звонила матери после посещения бабушки и доложила, что та весела и отлично выглядит. Оливия всегда благодарила Бога за такой подарок. Мать была главной опорой в ее жизни, еще одной такой опорой за последние десять лет стал Питер. Он давал ей хорошие советы, личные и профессиональные, был умным и добрым. Их интересы во многом совпадали, время, которое они проводили вместе, было наполнено нежностью и радостью, и оба мирились с тем, что не могут быть друг с другом постоянно. Этого было достаточно. Оливия не горела желанием повторно выходить замуж, а Питер с самого начала дал ясно понять, что разводиться не собирается. Он не считал это правильным. Эмили была больна, и пока она будет отказываться от лечения – а так, как теперь стало понятно, будет всегда, – он останется при ней. Но с Оливией они провели вместе много счастливых часов за минувшие десять лет. Они несколько раз вместе ездили в отпуск, время от времени вместе отправлялись в командировки, порой бывали вместе на выходных и вместе ночевали пару раз в неделю, если Оливия не была в отъезде. Большего она не требовала, что облегчало жизнь Питеру, – ему не приходилось что-то менять. Они были друг другу хорошей компанией: много смеялись и, к обоюдному удивлению, были хорошими партнерами в постели. Их интимная жизнь оставалась столь же свежа и волнующа, как в начале их близости.

Их роман возник случайно, во время командировки. Они вдвоем срочно поехали в Чикаго предотвратить забастовку, но разобраться с ней оказалось не так легко. Они застряли там на три недели, поскольку профсоюзы не уступали и переговоры зашли в тупик. Под конец первой недели, после особенно напряженного дня, Оливия и Питер оказались вместе в постели и осознали, что влюблены друг в друга. Им было очень хорошо вместе, вопреки проблемам с забастовкой. К тому времени они бок о бок проработали уже пять лет и хорошо знали друг друга. Секс и любовь многократно укрепили связывавшую их дружбу.

Оба испытывали друг к другу глубокое уважение, Питер считал достижения Оливии необыкновенными. Он никогда не вмешивался в ее решения, только помогал их принимать и поддерживал ее, как в свое время делал Джо. Оба мужчины признавали ее гениальность, не чинили препятствий и не боялись высказывать свое мнение. Она всегда прислушивалась к их советам и учитывала их. В каком-то смысле Питер продолжил то, что делал Джо, хотя полного совпадения не было – Оливия не была за ним замужем и не имела от него детей. Но это лишь делало их свободнее. Они уважали независимость друг друга, что было идеальным решением в их возрасте. Это была новая глава в их жизни, близкая к концу книги, хотя гены Мэрибел давали обоим надежду на то, что они еще долго будут вместе.

Они никогда не говорили о браке, поскольку для них это было абсолютно неприемлемо. Эмили было шестьдесят два года, она могла еще пережить обоих, тем более что была моложе Оливии. Правда, здоровье было подорвано многолетним пристрастием к алкоголю: у нее было больное сердце. Оливия никогда не рассчитывала стать женой Питера. Они были довольны, оставаясь любовниками, а конфиденциальность скорее добавляла романтики их отношениям.

В тот вечер они рано удалились в спальню и занимались любовью впервые после ее приезда. Это было, как всегда, чудесно. После они нежились в огромной ванне, и Оливия рассказывала о путешествии. Питеру оно представлялось сказочным. Деньги, которые он заработал за свою жизнь, составляли лишь небольшую часть нажитого Оливией состояния, но их вполне хватало. Он разумно их вкладывал и мог позволить себе делать ей щедрые подарки. Она всегда носила на руке золотой браслет, и никто из ее детей не знал, что это подарок Питера. Она говорила, что купила его сама. То же самое она говорила о паре сережек с бриллиантами, которые получила на их десятую годовщину и которые очень любила. Теперь, за исключением помолвочного кольца – подарка Джо – и обручального, она носила только украшения, подаренные Питером. Двое мужчин, которых она любила, были бесконечно добры к ней.

На следующий день они сходили за продуктами, послушали музыку, долго гуляли, несколько часов провели за чтением, а потом опять легли в постель. Питер признался, что постоянно о ней думает и хочет ее, на что Оливия рассмеялась:

– Ты, похоже, помешан на старухах, – поддразнила она, – но я этому очень рада!

Она была в хорошей форме, тело у нее всё еще оставалось красивым, но семьдесят – это не двадцать два. Питер в свои годы мог заполучить любую женщину, какую пожелает, его ровесники то и дело женились на молодых и создавали новые семьи, но ему было вполне достаточно Оливии. Кроме нее, у него больше не было женщин, с тех пор как тридцать шесть лет назад он женился на Эмили. Они были верны друг другу, как и когда-то своим супругам, и их взгляды во многом совпадали.

Воскресным утром они снова занимались любовью, до того как он уехал играть в гольф с друзьями. Оливия обещала Мэрибел пообедать с ней и, поцеловав Питера на прощание, села в машину и, думая о нем, отправилась на Лонг-Айленд. Выходные получились замечательные, как всегда. Порой казалось, что им даже лучше знать, что большего не дано, чтобы довольствоваться тем, что имеют. У них не было раздоров, которые иногда случаются между супругами. Они никогда не ссорились. Они просто хорошо проводили время друг с другом и не успели оглянуться, как пролетели десять лет.