Из-за разницы во времени с Европой заснула она рано, а проснулась в шесть утра и снова перечитала рукопись. Она не знала, хватит ли у нее смелости позвонить агенту. К девяти утра Лиз окончательно издергалась и уже решила отложить звонок до следующего дня, но тут пришла эсэмэс от Оливии: «Ты позвонила своему агенту? Сделай это сейчас же! Книга замечательная! Люблю тебя. Мама».

Читая это, Лиз улыбнулась и, скрепя сердце, ближе к десяти часам позвонила агенту.

Она ожидала услышать знакомый голос, но, к ее удивлению, ответил какой-то мужчина с британским акцентом.

– Можно попросить к телефону Чарльза Халперна? – вежливо спросила Лиз.

Наступила пауза. Казалось, взявший трубку мужчина был удивлен не меньше ее. Помолчав, он ответил:

– Нет. Он умер два года назад. Меня зовут Эндрю Шипперз, я купил агентство, когда Чарльз заболел. Чем могу быть полезен?

– Меня зовут Элизабет Грейсон. Он меня представляет – то есть представлял. Я хотела поговорить с ним… Ну… Насчет книги.

– По-моему, вы не совсем уверены в этом, мисс Грейсон. Это точно книга? – сказал он и засмеялся, а Лиз почувствовала, как залилась краской. Выдавить хоть слово оказалось труднее, чем она думала, и стоило много нервов, тем более после новости о смерти Халперна и продаже агентства.

– Я, честно говоря, не уверена, что это можно считать книгой. Не знаю, что это. Я собиралась спросить у него.

– Понятно, – сказал новый агент, хотя на самом деле не очень понял. А Лиз не знала, книгу для детей ли она написала, или для взрослых, или произведение в жанре фэнтези для неопределенного контингента.

– Вы не хотели бы показать ее мне?

На самом деле она не хотела, но если бы сейчас пошла на попятную, это показалось бы невежливым.

– Я… вообще-то… это маленькая книга в жанре фэнтези. Моей золовке, которая преподает литературу в Принстоне, она совсем не понравилась. А потом ее прочла моя мама, и ей она очень понравилась. Она сказала, что можно вам позвонить, что я и сделала. Но я думала, что звоню Чарли Халперну. А вы ведь не он, значит, вы не являетесь моим агентом, да?

По ее словам можно было догадаться, насколько она смущена.

– Я могу им быть, если желаете, раз уж выкупил это агентство. Конечно, если вы хотите отдать книгу кому-то другому, я это могу понять, и у вас нет обязательств в отношении меня.

– Спасибо…

Она сама не знала, чего хотела. Лиз чувствовала ужасную робость и смущение.

– И со всем уважением к вашей золовке, которая преподает литературу в Принстоне, – продолжал он, – университетские преподаватели не всегда способны оценить коммерческую художественную литературу. Так что, возможно, права именно ваша мать.

– Она тоже так сказала. Я имею в виду, насчет университетских преподавателей…

– Вот именно. Вы не хотели бы зайти ко мне? Сегодня у меня есть время во второй половине дня.

– Я… ой…

Лиз не ожидала, что ей так скоро назначат встречу.

– Я только вчера прилетела из Европы, и у меня гора стирки…

Лиз хотела найти любую отговорку, чтобы не отдавать книгу, боясь, что кто-то раскритикует ее, как это сделала Сара, но решила набраться храбрости и поехать в город на встречу с этим Шипперзом. Она подумала, что если этого не сделает сейчас, мать не оставит ее в покое, пока встреча не состоится, и сказала:

– О’кей, это не важно. В котором часу мне приехать?

– Четыре часа для вас не поздно?

– Нет, нормально. Я приеду… Ой, а вы не переехали?

– Нет, адрес тот же. Буду ждать вас в четыре, мисс Грейсон.

– Лиз. Зовите меня Лиз.

– Отлично. Тогда увидимся сегодня во второй половине дня.

Проигрывая в уме весь разговор, она почувствовала себя совершенной идиоткой и со стоном залезла под одеяло. Ей пришлось говорить с новым человеком, и это оказалось труднее, чем она ожидала.

В час Лиз встала, приняла душ, надела блузу с джинсами и босоножки, в половине третьего села в машину, прихватив рукопись, и поехала в город. У бывшего офиса Чарли Халперна на Мэдисон-авеню она была за десять минут до назначенного времени. От волнения у нее сосало под ложечкой и перехватывало дыхание. Она припарковалась, подождала десять минут и стала подниматься на лифте, думая, что собой представляет новый агент. Покойному Чарли было под восемьдесят, он относился к Лиз по-отечески, что ее устраивало. У его преемника был голос зрелого мужчины. Британский акцент придавал его речи официальный оттенок, и Лиз не сомневалась, что книга ему не понравится. Из разговора с ним можно было предположить, что он не принадлежит к любителям фэнтези. Кроме того, раз он нашел свободное время уже в день ее звонка, значит, возможно, он был не самым хорошим агентом.

Лиз вошла в приемную. У Чарли раньше была секретарь, которая, как подозревала Лиз, с ним спала. Но ее не было видно. Лиз села в приемной, и через мгновение туда вошел очень симпатичный мужчина в джинсах, прекрасно скроенной рубашке в полоску и безукоризненно вычищенных ботинках. На вид он был ее ровесником. И казался таким привлекательным, что Лиз потеряла дар речи. Она с минуту сидела на стуле, прижимая к груди рукопись.

– Вы, наверное, Элизабет Грейсон? Лиз? – любезно спросил он и жестом пригласил ее в кабинет. Но Лиз не могла пошевелиться, она сидела на стуле как каменная, с испуганным видом. Он понял ее состояние и добавил: – А это, наверное, та самая рукопись, которая не понравилась вашей золовке? Я бы очень хотел на нее взглянуть.

Лиз наконец поднялась и молча последовала за ним. Она отметила, что офис перекрасили и оклеили новыми обоями. На стенах висели картины со сценами английской охоты, для работы служил красивый антикварный письменный стол. Для посетителей предназначалось удобное кожаное кресло. «Он слишком смазлив для агента», – подумала Лиз. Он скорее напоминал какого-нибудь афериста или бездельника-плейбоя. Сидя в кресле, Лиз подозрительно разглядывала его. Он протянул руку за листами, которые она продолжала прижимать к груди. Тут Лиз осознала, какой неврастеничкой она, наверное, выглядит.

– Извините. Просто непривычно иметь дело с новым человеком, – сказала она, вручая рукопись. Та немного истрепалась в поездке, но новый агент, похоже, не обратил внимания.

– Я вас понимаю. А Чарли продал много ваших работ? – прямо спросил он.

– Только рассказы и немного стихов. Я написала два романа, но они оказались не слишком хороши.

– Это тоже сказала ваша золовка? – удивился он. Всем своим поведением он выглядел британцем.

– Нет, не она. Чарли сказал, что это не лучшие мои вещи, и был прав. А про эту я не знаю, что думать. Возможно, мама просто хотела сделать мне приятно.

– Возможно. Я ее почитаю и сообщу свое мнение. Если дадите номер своего телефона и адрес электронной почты, мне не придется искать их в папках. Моя помощница болеет.

Лиз на листке бумаги написала и то и другое и не знала, что делать дальше. Она понимала, что из-за нервозности, наверное, производит впечатление слегка рехнувшейся. Она боялась мнения нового агента о ее книге. Сара, возможно, была права.

– Возможно также, что ваша золовка вам завидует, – предположил он, – а книга на самом деле очень хорошая.

Он пытался успокоить ее, видя, как Лиз нервничает.

– Не знаю. Посмотрим, что вы скажете.

– Рад быть вам полезен, – сказал он с приятной улыбкой, а она подумала, что он словно сошел с обложки журнала «Джи-кью». У него была внешность британского киноактера, вроде Хью Гранта, только лучше. Она не могла даже представить, чем его привлекает работа агента.

– А вы давно в этой профессии? – спросила Лиз сдавленным голосом, который ей самой показался хрипом.

– На протяжении пятнадцати лет работал у Ричарда Морриса в Лондоне, а потом по собственной инициативе уволился и переехал сюда. Здесь всё складывается хорошо. У Чарли было много отличных клиентов, и я за два года добавил к ним несколько своих. Сожалею, что мы раньше не встречались. Но буду счастлив прочесть вашу книгу.

– Спасибо… спасибо… мистер Шипперз…

– Эндрю.

Он улыбнулся своей завораживающей британской улыбкой, и Лиз поднялась, готовая уходить.

– Поговорим о вашей книге, когда я ее прочту.

– Я в ней уже кое-что отредактировала, – нервно произнесла Лиз.

Он проводил ее через приемную и открыл входную дверь офиса. Она, ошеломленная, сбежала вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, и оказалась на Мэдисон-авеню.

Сев в машину, сразу отправила матери эсэмэс: «Сделано. Только что вышла от агента. Старый умер. Этот новый. Британец. Оставила ему рукопись. До скорого. Целую, Лиз». Она перевела дух и позвонила обеим дочерям. Кэрол была в транспортной компании: подбирала коробки, чтобы паковать вещи для переезда в Лос-Анджелес, а Софи в Бостоне готовилась к занятиям.

Лиз отправилась домой, стараясь убедить себя, что книга для нее не важна. Если агенту не понравится, она раньше или позже еще что-нибудь напишет. К тому же он был слишком смазливым. Кто-кто, а агент с внешностью киноактера ей был совершенно ни к чему. Работа с таким мужчиной сбивает с толку. Лиз приехала домой, распаковала чемодан и постирала три загрузки. Потом вышла за продуктами, а вернувшись, приготовила обед и большую порцию зеленого салата. Такая трапеза, конечно, и рядом не стояла с элегантной сервировкой и изысканными блюдами на яхте. Тяжело было снова возвращаться к повседневным реалиям. Она чувствовала себя Золушкой, у которой карета вновь превратилась в тыкву, а кучера – в мышей. Заснула она в девять вечера у себя на кровати, не раздеваясь, с включенным светом, а проснулась на следующий день в девять утра от телефонного звонка. В первое мгновение Лиз подумала, что еще находится на яхте, но быстро очнулась – она была дома.

– Доброе утро! Надеюсь, я звоню не слишком рано?

Это был голос Эндрю Шипперза.

– Нет-нет, что вы! Я обычно встаю гораздо раньше. У меня немного сбился ритм из-за смены часовых поясов. Я только-только встала.

– Знаете, у меня для вас хорошие новости. Права оказалась не золовка, а мать. Вчера вечером я прочел вашу книгу, она просто гениальна. Это одно из самых необычных, прелестных и блестящих литературных произведений, которые мне доводилось читать за многие годы.