– Надеюсь, ты знаешь про опасность заразиться СПИДом? – строго спросила Оливия. Теперь это был серьезный вопрос, если он вел половую жизнь, а судя по всему, так и было.

– Конечно, – с оттенком гордости произнес Алекс. – Я же гей, а не болван.

– Ну извини, – сказала Оливия и улыбнулась. Она подумала, что за этот вечер повзрослела. Оказалось, что внук обладает тем жизненным опытом, который ей был неведом. – Я просто хочу, чтобы ты знал, что бабушка готова тебе помочь, если понадобится. Ты всегда можешь со мной поговорить. Всё, что надо для этого сделать, – это снять трубку телефона.

Вообще-то он часто звонил и время от времени посылал ей эсэмэс.

– Звони, Алекс, если я буду нужна. Я это говорю совершенно серьезно. И если захочешь, чтобы я поговорила с твоими родителями, я это сделаю. Тетя Лиз поможет убедить папу. Он всегда ее слушается.

Этот тайный ход к нему она сама иногда использовала и всегда успешно. Старшая сестра влияла на Джона как никто другой, не считая Сары.

– Спасибо, бабушка, – воскликнул Алекс и обнял ее. Видно было, что ему стало легче.

Поделившись с ней, он сбросил с себя огромный груз. Это был один из определяющих моментов в его жизни. Она не кричала, не упала в обморок. Она продолжала любить внука. Алекс хотел увидеть реакцию бабушки, и теперь всё в его мире успокоилось. Его волновал еще один вопрос, и он с ноткой беспокойства спросил:

– А ты, несмотря на это, возьмешь меня к себе на работу в будущем?

– Конечно! – опешила Оливия. – Какое же это имеет значение?

– Тебя не будет смущать, что у тебя в бизнесе внук-гей?

– Конечно, нет! Я тобой горжусь, какой бы ты ни был ориентации. А когда закончишь учебу, я буду тобой гордиться еще больше.

Похоже, он был удовлетворен ее ответом, и пару минут спустя они обнялись и разошлись по каютам.

Оливия лежала в кровати, думая о внуке и о сказанном им. Он доставил ей огромную радость тем, что доверился. Пожалуй, такого подарка не делал ей никто из детей. Для нее это стало еще одним подтверждением важности их отношений. Теперь ей надо было решить, как помочь внуку рассказать всё родителям. Раньше или позже они должны были узнать. Оливия надеялась, что родители окажутся на высоте положения, когда Алекс им откроется. Другого она не могла ожидать от своего сына Джона. Она была уверена, что Алекс их недооценивает, но его правоту или неправоту могло доказать только время. Оставалось надеяться, что все его опасения, связанные с родителями, не подтвердятся, и что они будут любить и поддерживать его. В противном случае она бы в них очень сильно разочаровалась. Оливии хотелось бы поделиться всем этим с матерью, но она обещала никому не рассказывать. А свои обещания она всегда выполняла. Она дала обет молчания, и, значит, секрету внука была обеспечена полная безопасность.

Глава 10

За завтраком Аманда подробно рассказывала о людях, с которыми встречалась накануне вечером. Это оказались ее нью-йоркские знакомые, и дом, который они снимали, произвел на Аманду сильное впечатление. Филиппу и Лиз, похоже, там тоже понравилось, но из них троих именно Аманда была в полном восторге.

После завтрака яхта медленно пошла к Сен-Тропезу. К всеобщей радости, море опять стало спокойным. Они сделали остановку и искупались у острова Сент-Маргерит неподалеку от Канн. Именно там был заточен человек в железной маске, предположительно брат короля. Оливия поведала эту историю, чем особенно заинтересовала внуков. Пока она рассказывала, Джон сидел рядом и делал наброски острова. Один альбом он уже заполнил рисунками, но имел в запасе еще несколько.

В Сен-Тропез прибыли ближе к вечеру. Капитан зарезервировал для яхты место у внешнего причала, поскольку только там она могла поместиться. Женская часть компании захотела познакомиться с магазинами и местным колоритом. Как только они ступили на берег, их стали осаждать папарацци, которые фотографировали всех сходивших с больших яхт, полагая, что это какие-то знаменитости или важные персоны. На всем пути фотографы сопровождали их на скутерах и слепили вспышками камер. Это понравилось только Аманде, остальных же раздражало. Они побродили по городу, который был одним из самых людных курортов Французской Ривьеры. В Сен-Тропез приезжают на других посмотреть и себя показать. Оливия вздохнула облегченно, когда компания вернулась на яхту. Команда задернула шторы вокруг всей палубы, чтобы пассажиры могли уединиться, даже находясь в порту.

Из-за папарацци ужинать остались на яхте. Поначалу планировалось посетить один из местных ресторанов, но представители прессы оказались слишком назойливы, и от этой идеи отказались. Зато было решено после ужина посетить один из ночных клубов. Места забронировали в «Ле Кав дю Руа». Капитан предупреждал, что там может оказаться не так весело, как в «Миллиардере», но им тоже понравилось, хоть и выпито в этот раз было немного меньше.

– Мне кажется, мама преображается, такой я ее раньше не знал, – комментировал Филипп, наблюдая, как Оливия танцует с Алексом. У нее действительно хорошо получалось, все движения она освоила в ту ночь, которую их компания провела в «Миллиардере». На этот раз к ним присоединилась Аманда. Она была разочарована отсутствием папарацци, но, танцуя с Филиппом, похоже, забыла об этом и вспомнила, что способна любить. Ей потребовалось много времени, чтобы оттаять, а ему – чтобы забыть ее оскорбления. На протяжении половины путешествия между ними был заметен холод, что очень беспокоило Оливию. Но у Аманды явно улучшилось настроение с прошлого вечера – с ужина с друзьями в Сен-Жан-Кап-Ферра. Она вновь обрела себя, уже не обособлялась от остальных.

В «Ле Кав дю Руа» они пробыли до трех часов утра, а спать легли около четырех. На следующее утро Оливия рано встала и оделась. У «Фабрики» был магазин в городе Драгиньян, километрах в сорока от побережья, и Оливия хотела его посетить. В эту поездку она пригласила Алекса, Софи и обоих сыновей. Когда садились в машину, Оливия была свежа как роза, чего нельзя было сказать об остальных. Но Оливию всегда подстегивала перспектива работы. Руководство магазина было предупреждено и ожидало их. В результате Оливия провела там около двух часов. Софи с большим интересом принимала участие в этом визите, зная, что через полгода начнет работать в «Фабрике». Кто знает, может быть, именно этим магазином она станет управлять по поручению бабушки в один прекрасный день?

После Оливия провела совещание с Филиппом и Джоном по результатам поездки в магазин и касательно возможных изменений. Софи тоже присутствовала, не переставая удивляться наблюдательности бабушки. Она всё заметила в мельчайших деталях, проверила даже туалеты и складские зоны и по-французски поговорила с персоналом. Алекс тоже был под впечатлением от бабушкиных управленческих способностей. Между ними установились особые отношения. Он этого не показывал, она тоже, хотя порой они многозначительно переглядывались и взгляд Оливии был полон любви к внуку.

Ее сыновья с женами в тот вечер ужинали в Сен-Тропезе, а она с внуками предпочла остаться на яхте. Вместе играли в настольные игры, а потом смотрели кино и уплетали попкорн, приготовленный коком. Они еще были в кинозале, когда с ужина в городе вернулись Филипп, Джон и их супруги. Вечер у них прошел замечательно, настроение было хорошее. После того как Аманда, Сара и Оливия ушли спать, оба брата с сестрой сели на палубе поговорить. Филипп снова отметил, что в этой поездке их мать предстала совершенно другим человеком, даже на деловых совещаниях. Она была гораздо более непринужденной и легкой в общении, чем в Нью-Йорке, хотела только, чтобы все остались довольны этим круизом. Поэтому Филиппа еще сильнее сердило то, как мало времени она уделяла им в детстве.

– Когда ты уже забудешь об этом? – спросила Лиз, слушая рассуждения брата.

– Возможно, никогда, – ответил он жестко. – Всё детство у меня не было матери. И у тебя тоже. Почему теперь ты готова об этом забыть?

– Потому что думаю, что она делала всё, что могла. И сделала многое. Когда оставалась дома, она была замечательной матерью. Да, она часто уезжала. Ну и что? Другие родители делают много вещей похуже. Я посвящала детям всё свое время. Но где гарантия, что в один прекрасный день они не напустятся на меня за что-то другое? Не может быть всё и всегда идеально. Тебе легко говорить: у тебя нет детей, тебе никто никогда не скажет, что ты сделал что-то не так. Ты решил всю жизнь оставаться ребенком и злиться на нее. А посмотри, как мама старается. Она каждый год из кожи вон лезет, чтобы организовать нам совместные каникулы. Она продолжает стараться, Филипп, а ты не хочешь дать ей поблажку за прошлое. По-моему, это неправильно.

– Не строй из себя психолога, – сердито произнес он. – Детство не вернуть, Лиз, а что касается моего детства, то она его испортила. Все те годы у меня не было матери.

– Ошибаешься. Она не была идеальной матерью, но таких просто не бывает. И глядя на нее сейчас, я вижу, что она чертовски хорошо ко мне относится.

– Ну, как знаешь. Я этого не вижу.

– Это твоя беда. Ты никогда не сможешь прощать ни себя, ни кого-либо, пока не научишься прощать маму. Ты сам-то идеальный? И никогда ничего не портил?

– Во всяком случае, не детство четырем детям. Потому у меня их и нет.

– Мне тебя жаль, – тихо сказала Лиз.

Тут в разговор вмешался Джон и сменил тему. Он этого не высказал, но считал, что Лиз права. Их мать изо всех сил старалась каждый год организовать для них роскошные каникулы и, с его точки зрения, была замечательной бабушкой. Это многое восполняло, как он считал. Джон никогда не чувствовал себя таким несчастным, как Филипп. Ему было достаточно Мэрибел и отца. А когда дома оказывалась и мама, он воспринимал ее как вишенку на торте. Филиппу же ничто не могло компенсировать отсутствие матери. Но недовольство всегда было его особенностью, даже сейчас. Он постоянно на что-то жаловался, к тому же женился на женщине, которая, в отличие от матери, была скупа на поддержку и любовь. Оливия часто отсутствовала, однако когда появлялась, они знали, что любимы. Филипп и Кассандра просто отказывались принять ее такой, какой она была, делать скидку на ее усталость и простить ей ошибки даже теперь. Джону это казалось бесполезной тратой энергии. Сорок лет гнева казались ему несправедливым приговором. По его мнению, их мать не заслуживала такого наказания, особенно с учетом всего, что она сделала для них и продолжала делать. В итоге они сменили тему, но раздражение у Филиппа осталось. Он считал, что брат с сестрой слишком снисходительны к матери, а Касси права. Если бы он не работал в «Фабрике», он бы тоже дистанцировался.