Даниэла Стил - Грехи матери

– Не думаю, что ты эгоист, – мягко возразила Оливия, не переставая удивляться, что между ними состоялся этот разговор, что Филипп позволил ему состояться. Она застала его врасплох, да и вино помогло. Она знала, что сын с ней честен, на удивление открыт и очень откровенен. – Касси называет ту же причину своего нежелания иметь детей. Она говорит, что слишком занята и отдает себе в этом отчет.

Оливии было больно сознавать, что ее частое отсутствие настолько сильно повлияло на детей, что двое из них решили вовсе не обзаводиться потомством, а это казалось ей ужасной потерей. В то же время она понимала, что без помощи матери и Джо она сама бы не справилась. Джо брал на себя больше обязанностей, чем обычно возлагается на отца, а ее мать изо дня в день несла бремя забот по уходу за четырьмя детьми. Это был колоссальный подарок ей, это позволило ей иметь такую семью, которая при других условиях не была бы возможна. Оливия вполне это сознавала и была бесконечно благодарна мужу и матери.

– Не все наделены качествами, необходимыми для того, чтобы иметь детей, – произнес Филипп, в упор глядя на мать. – Некоторые из нас достаточно умны, чтобы это понимать.

Это было прямое попадание, от которого Оливия ощутила тупую, глубокую боль.

– Возможно, я не справилась с этой ролью, но не сожалею, что вы у меня есть. Я вас очень люблю и всегда любила.

Оливия не была уверена, что сын хочет это слышать, но чувствовала потребность это высказать.

– Что ж, приятно слышать, – сказал он, допил вино, поставил бокал и поднялся. Они зашли настолько далеко, насколько захотел этого он, но Оливия и так была тронута, что сын столь широко распахнул перед ней дверь в свой внутренний мир. Обычно Филипп был неприступен. Она была рада, что подняла эту тему. Она по-прежнему не знала, счастлив ли он с Амандой, и у нее было ощущение, что он сам этого не знает. Она подозревала, что он задает себе мало вопросов. Филипп просто принимал всё как есть и мирился с этим. Оливия считала, что Аманде очень повезло. По наблюдениям Оливии, эта женщина требовала очень многого, а взамен давала слишком мало, но Филипп, похоже, не возражал, а может, и не обращал внимания. Его эмоциональные ожидания оказались минимальными, он установил для себя очень низкую планку.

Филипп поцеловал мать в лоб и пошел в свою каюту, а она осталась на палубе, глядя в море и думая о сыне.

Когда он вошел, Аманда лежала на кровати, читая журнал. Увидев ее, Филипп улыбнулся. На ней была белая атласная ночная рубашка, волосы были только что расчесаны, а ногти со свежим маникюром. Ей нравился комфорт этой яхты.

– Где ты был? – спросила Аманда с любопытством.

– Пил вино и разговаривал с мамой.

– Как мило! И она позволила тебе идти спать?

– Моя мама не выдает разрешений, Аманда. Она мой работодатель, но не собственница.

– А по мне так собственница. Ты мне лапшу на уши вешаешь, – холодно заметила Аманда, а Филипп посмотрел на нее, будто услышал такое впервые. Но нет, это была старая песенка.

– Почему тебя так возмущает, что я на нее работаю? Это отличная должность. Когда-нибудь я буду управлять всей компанией, и я имею возможность научиться это делать.

У Джона не было способностей к бизнесу, все знали, что он не пойдет дальше творческой работы и дизайна, в чем был великолепен. Именно Филипп должен был в будущем занять место матери. Поэтому он окончил Гарвард и получил степень магистра бизнеса.

– Ты уже знаешь, как управлять компанией, – сказала Аманда тоном, не терпящим возражений. – Твоя мать должна уйти в отставку. Ты вроде принца Чарльза, наследника британского престола. Она собирается вести бизнес до ста лет, и повезет, если передаст его тебе восьмидесятилетнему.

– Пусть живет хоть до ста лет, – невозмутимо ответил Филипп. – Я приму управление тогда, когда она будет готова мне его передать. Я не спешу брать на себя проблемы, с которыми приходится разбираться маме.

– То-то и оно! – со злостью отчеканила Аманда. – Если бы ты был настоящим мужиком, ты бы хотел взяться за эти проблемы прямо сейчас. Сколько ей было лет, когда она пришла в бизнес? Восемнадцать? А сколько тебе? Сорок шесть? Тебе надо это делать прямо сейчас. Вы с Джоном должны вынудить ее уйти.

– Ну ты и сказала!

Филипп явно был шокирован. Аманда никогда прежде не выражалась так резко.

– Мне неловко признаваться, что мой муж – всего лишь финансовый директор. Это звучит как «бухгалтер». «Генеральный директор» было бы гораздо лучше. Ты должен им стать. Сейчас.

– Извини, что ставлю тебя в неловкое положение, Аманда. Кстати, мой отец был бухгалтером. Не думаю, что моя мать когда-либо чувствовала себя неловко из-за этого. Напротив, она им очень гордилась. Может, она и была плохой матерью, но мой отец считал ее замечательной женой.

Филипп задался вопросом, мог ли он сказать то же самое о своей жене. Некоторые вещи, которые высказала ему мать, и вопросы, которые она подняла, задели его за живое, хотя он в этом и не признался. До него дошло каждое ее слово. Аманда выбрала такой замечательный вечер, чтобы атаковать и унизить его словами, что он собственность своей матери. Он не был ничьей собственностью, в том числе и Аманды. Филипп не хотел, чтобы им обладали, он хотел, чтобы его любили. Но порой трудно было сказать, любит ли его Аманда.

– Надеюсь, в ближайшее время ты повзрослеешь и примешь бразды правления, – со вздохом произнесла Аманда. Ее атака на мужа продолжалась с момента его появления в каюте. Он больше не проронил ни слова, а просто отправился в ванную. Для одного вечера обоими было сказано достаточно.

Раздевшись и почистив зубы, он вернулся в спальню, лег в кровать и погасил свет. В тот же момент он почувствовал на груди прикосновение ее пальцев, которые затем мягко скользнули ниже. Однако она явно выбрала неподходящий момент, ведь Филиппа очень сильно задели ее слова. Возможно, она хотела загладить свою вину перед ним, но он мягко отстранил ее руку и повернулся к ней спиной.

– Ты не в настроении? – спросила она вкрадчиво в темноте, Филипп же лишь про себя поразился, насколько она лишена чуткости. Как Аманда могла подумать, что он сейчас захочет заниматься с ней сексом? Ведь она, по существу, сама заявила, что он не мужик!

– Не сегодня, – ответил он ледяным тоном, и она изящно отодвинулась от него, раскинувшись на своей половине кровати. Никто из них больше не произнес ни слова.

Когда утром они проснулись, яхта стояла у Эльбы – маленького сонного острова, известного тем, что когда-то на него был сослан Наполеон. Взрослые встали рано, поскольку рано легли. Молодежь допоздна смотрела кино и пока не проявляла активности.

Филипп с Джоном плотно позавтракали и отправились на катере на рыбалку. Джон на всякий случай прихватил блокнот для набросков. Оливия ожидала обнаружить у Филиппа признаки гнева на нее, но он, похоже, был в хорошем настроении и чмокнул ее в темя перед отплытием. Оливия вздохнула с облегчением. Аманда говорила очень мало и сразу после завтрака ушла к себе в каюту. Она пожаловалась на головную боль, а Оливия заметила, что супруги не разговаривают друг с другом, – впрочем, для них это не было чем-то необычным. Иногда они часами не разговаривали или даже весь день не обращали друг на друга внимания.

После завтрака Сара нашла подходящий момент, чтобы побеседовать с Лиз. Аманда ушла в свою каюту, Оливия читала сообщения и факсы из офиса, братья отправились на рыбалку, а внуки еще спали. Было самое подходящее время, чтобы сообщить золовке плохие новости. Обе расположились в шезлонгах на палубе, и Сара с серьезным видом обратилась к Лиз:

– Я прочитала твою рукопись, – сказала она и на мгновение замолчала. Лиз в этой паузе слышалась барабанная дробь. Она со страхом ждала продолжения.

– И? Что ты думаешь?

– Честно? – Сара на долю секунды заколебалась. – Мне очень жаль, но я не поняла. Это детская книга в жанре фэнтези. Но дети подобные книги не читают. В ней нет ни реализма, ни аллегорий. Мне не кажется, что это будет кому-то интересно.

Сара говорила это извиняющимся тоном, но совершенно однозначно.

Лиз кивнула, стараясь сдержать слезы. Она не хотела, чтобы Сара видела, как ей больно.

– Это шло от души. Я надеялась, что хорошо справилась. Я пошла в новом для себя направлении и, видимо, не сумела выразить всего, что хотела.

Теперь она знала. Она опять потерпела неудачу.

– Тебе надо вернуться к тому, что делала раньше, – сказала Сара безапелляционно преподавательским тоном. Эта манера временами буквально уничтожала ее студентов. Фразы были словно высечены в камне. – Некоторые твои рассказы действительно хороши. Но эта рукопись – нет. Я бы хотела похвалить ее, но не могу. Ты опозоришься, если попытаешься ее продать. Твой агент запустит ею в тебя. Идея интересная, но сюжет не годится. Это слабое подобие «Алисы в Стране Чудес», и читателю непонятно, то ли ты прикинулась дурочкой, то ли свихнулась.

– Наверное, свихнулась, – безнадежно произнесла Лиз, забирая рукопись у Сары.

В это мгновение Оливия подняла глаза от компьютера, увидела лицо дочери и поняла, что случилось. Она не могла слышать слов Сары, но Лиз выглядела совершенно подавленной, пока запихивала рукопись в сумку, будто в мусорную корзину. У Оливии заныло сердце при виде Лиз. Ей захотелось крепко обнять и хорошенько расспросить дочь. Однако Оливия сдержалась, разобралась с почтой и подождала, пока Лиз направилась мимо нее в каюту. Она собиралась спрятать рукопись в шкафу и уничтожить по возвращении домой. Оливия остановила дочь и указала на кресло рядом с собой.

– Можешь поговорить со мной минутку? – мягко спросила она, и Лиз улыбнулась, но только губами. Глаза говорили, что она удручена, хотя пытается ради матери выглядеть веселой. Она не хотела показывать, насколько расстроена. Но Оливия хорошо знала свою дочь, это был ее ребенок, в конце концов, хоть она и была вечно отсутствующей матерью. Оливия не была слепой, она видела, каковы ее дети и что для них имеет значение.