Перед обедом молодежь опять попыталась оседлать «банан» – с тем же результатом, что и накануне. Меньше чем через минуту катания все с криками и хохотом падали в воду. Сара пыталась это запечатлеть, но не успевала – они валились слишком быстро. Оливия, глядя на них, смеялась. У Лиз, участвовавшей в укрощении «банана», дважды сползал лиф купальника, а Алекс чуть не потерял плавки. Зрелище было очень забавное. Не веселило оно только Аманду, которая сначала густо намазала свои изящные руки кремом от загара, а потом и вовсе удалилась в тень. Она вообще не обращала внимания на веселые игры с «бананом», попросту не замечая их участников.

В три часа все вернулись на яхту обедать. Филипп поймал маленькую рыбку и отпустил ее обратно в море. Братья решили, что место здесь неподходящее, и были полны решимости организовать серьезную рыбалку на следующей стоянке. Шеф-повар вновь приготовил обильный и вкусный обед. На палубе были два длинных стола и круглый между ними, уставленные блюдами, с которых все без стеснения брали еду. Сара заметила, что никогда не видела, чтобы Алекс так много ел, но все проголодались, а еда оказалась такая вкусная, что устоять было невозможно, да никто и не пытался.

Лиз, Сара и Аманда договорились пойти во второй половине дня в тренажерный зал, а потом посетить парикмахерский салон. Но пока, после обеда, все, кроме Сары и Оливии, решили покататься на водных лыжах вокруг яхты. С катания вернулись в отличном настроении.

Планировалось поужинать на борту у скал, а потом сняться с якоря и за ночь дойти до острова Эльба. Капитан сообщил, что в спокойных водах у Эльбы отличная рыбалка. Филипп с Джоном с нетерпением ее ждали.

Во второй половине дня Грейсоны легли загорать на верхней палубе, только Аманда ушла вздремнуть в свою каюту. Ей явно требовалось отдохнуть от окружающих. Филипп же, наоборот, стал более общительным после двух дней, проведенных с братом и сестрой. Оливия считала, что ему будет полезно немного расслабиться. Временами он был слишком серьезным и выглядел старше своего возраста. Он всегда был очень степенным и респектабельным, но с годами становился высокомерным. Сейчас он рассказывал Джону смешные истории, случившиеся на охоте, в которой участвовал, а Лиз в это время по секрету сообщила Саре о своей книге.

– Честно говоря, я просто не знаю, удачная она или ужасная. Она не похожа на всё, что я писала раньше. Там много аллегорий, связанных с фантазиями ребенка, но в чем-то она и философская. Я боюсь посылать ее агенту – он может подумать, что у меня поехала крыша. Я целую вечность ему не звонила.

– Хочешь, я на нее взгляну? – предложила Сара.

Солнце клонилось к закату, родные наслаждались совместным отдыхом. Во время каникул они чувствовали себя настоящей семьей. Ради этого Оливия и собирала их каждый год, и пока это работало. Даже невестки лучше ладили со всеми остальными, а внуки отрывались по полной программе.

– Я была бы тебе очень благодарна, – сказала Лиз, и мурашки побежали у нее по спине. – Господи, Сара, а что, если она ужасна?

– Тогда напишешь еще что-нибудь. Иногда одной попыткой не обойтись.

Она знала, что Лиз долгое время пребывала в тупике, обрадовалась, что та опять стала писать, и была заинтригована, что же у нее вышло.

– Я бы с радостью ее почитала, – сказала она с воодушевлением. Обе не заметили, что Оливия сидела прямо за ними, наслаждаясь последними лучами солнца.

– И я бы тоже, – мягко сказала она. – Можно мне почитать это после Сары?

Лиз вздрогнула, услышав голос матери, и повернулась к ней с испугом в глазах:

– Мама, она вообще-то не готова. Мне надо над ней еще поработать.

Оливия кивнула, но вид у нее был разочарованный. Она хотела принять участие в том, что они делали, и лучше их узнать, но некоторые двери открываются с трудом – она могла войти в их внутренний мир только по приглашению. А в данном случае было ясно, что ее не позвали.

– Я с удовольствием прочту, когда сочтешь возможным дать мне рукопись, – произнесла Оливия, и Лиз кивнула, думая, что этого, вероятно, не будет никогда. С матерью ей меньше всего хотелось делиться своими неудачами. Лиз считала, что Оливии удавалось всё, за что она бралась, она же сама не совершила ничего важного или достойного. Но Лиз не осознавала, что Оливия считает ее замечательной матерью, а себя неудачницей в этой сфере. Каждая из них имела свои таланты и свои сильные стороны. Оливия раскрылась в полную силу в бизнесе, а Лиз – дома с детьми. Но сама Лиз всегда считала себя неудачницей. Боясь, что новая рукопись окажется еще одним свидетельством никчемности, она не хотела показывать ее матери.

Лиз поменяла тему разговора, и вскоре с Сарой и Амандой отправилась в тренажерный зал. Оливия играла в балду с внуками, когда те вернулись с вечернего купания, а Филипп с Джоном говорили о бизнесе. Оба утром получили по несколько сообщений из офиса и уже обсудили их с матерью. В кливлендском магазине возникла угроза забастовки, но спор был улажен, и Оливия не беспокоилась. Она напомнила, что надо послать копии писем Питеру Уильямсу, чтобы он был в курсе. Но играя с внуками, меньше всего думала о работе. Софи сложила слово из семи букв, но потом Алекс смог составить целых два и всех начисто обыграл.

После игры Оливия сходила на массаж. Вечером за ужином все были одеты в повседневном стиле. Они решили рано поужинать, чтобы затем сразу сняться с якоря, – предстояло восьми– или девятичасовое плавание до Эльбы, куда рассчитывали прибыть к утру. Сонный остров с хорошими условиями для купания и рыбалки, Эльба служил удобной промежуточной остановкой на пути от Портофино до Сардинии, где планировалось провести несколько дней.

В девять часов поужинали, а в половине одиннадцатого уже шли к Эльбе. Молодежь решила провести остаток вечера в кинозале, а взрослые хотели раньше лечь спать. Никто не был привычен к таким физическим нагрузкам, поэтому все по-настоящему устали после целого дня, проведенного на воде и в воде, но чувствовали себя здоровее и лучше, чем в первый день.

Сара с Джоном первыми покинули остальных, Сара прихватила с собой рукопись Лиз. Она была очень ею заинтригована. Аманда пошла на массаж перед сном. Филипп с Оливией одни остались на палубе. Он пригубливал вино и задумчиво смотрел на широкий след от яхты за кормой. На небе сияли мириады звезд – стояла волшебная ночь. Оливия наслаждалась тишиной и покоем и наблюдала, как серьезнело лицо сына, пока он глядел на море и попивал вино. Впервые за долгое время она почувствовала, что могла бы протянуть Филиппу руку помощи. В его глазах было столько грусти, что она не в силах была удержаться. Что бы ни разделяло их в прошлом, как бы ни сожалели они о времени его детства, она всё же была его матерью.

– У тебя всё хорошо? – спросила она мягко. Сын долго не отвечал, потом кивнул и, не глядя ей в глаза, отпил большой глоток вина. – Филипп, ты счастлив?

Он посмотрел на нее с удивлением, будто никогда не задавал себе этого вопроса.

– Странный вопрос, – сказал он без тени злости. – Думаю, да. А почему ты спросила?

Он готов был открыться, чего Оливия ждала долгое время. Его брак был для нее тайной. Он так отличался от теплых взаимоотношений ее с Джо, которые не зависели от занятости обоих. Она желала Филиппу другой жизни. Ей было гораздо более по душе то, как миловались Джон с Сарой, но ее сыновья были очень разными, и женщина вроде Сары совершенно не подошла бы Филиппу.

– Мой с брак с твоим папой был совсем другим. Вы с Амандой прохладно относитесь друг к другу. Тебя это не огорчает?

– Нас это устраивает, – просто сказал он.

– И этого достаточно?

Казалось, он на мгновение рассердился, и Оливия испугалась, что зашла слишком далеко. Это деликатное дело – расспрашивать взрослых детей об их личной жизни, к тому же его старые обиды стояли между ними. Она только что решилась преодолеть эту преграду, и, похоже, сын был готов резко отреагировать в ответ. Она вторглась в его жизнь.

– По какому праву ты задаешь мне такие вопросы? Когда я был ребенком, ты мной совершенно не занималась, мама. Папа и бабушка – да, а ты – никогда. Было ли этого достаточно? Нет, если тебе это действительно интересно. Когда ты мне уделяла время, это было здорово, но такое случалось нечасто. А теперь ты спрашиваешь, насколько меня устраивает моя жена.

– Она почти так же занята, как была я, – сказала Оливия мягко, но прямо. – Мой успех был случайным. Я его не планировала, я его не жаждала. Он пришел как приливная волна, и я старалась плыть так быстро, как могла, чтобы не утонуть. Но он никогда не был для меня самоцелью. Аманда – очень амбициозная женщина. Она домогается успеха. Порой меня беспокоит, что и она не даст тебе того, чего когда-то не дала я: уверенности, что близкий человек всегда рядом, что он готов тебя приласкать или взять за руку, если тебе страшно и одиноко. Такое чувство мне дарил твой папа. Я не представляю, что Аманда способна на подобное. Она слишком занята собой, своими попытками взобраться туда, куда ей хочется.

Они оба знали, что Аманда – Снежная королева, но вслух Оливия этого не сказала.

– А бабушки и папы у тебя теперь нет, чтобы восполнить эту потерю. Мне сказали, что вы решили не заводить детей. Я могла совершить много ошибок, и я действительно много их совершила, но все вы – самое лучшее, что было и есть в моей жизни. Без вас я бы чувствовала себя несчастной.

– Приятно это от тебя слышать, – сказал он, но было видно, что слова матери его не убедили. – Но нам так лучше. Не думаю, что люди, у которых нет времени на детей, должны их иметь. Аманда достаточно умна, чтобы это понимать, и я тоже. Возможно, мы просто очень эгоистичны.

Оливия бы согласилась, что Аманда эгоистка, но у Филиппа были душевные качества, которые хорошая женщина могла бы развить, однако Аманда не проявляла к этому интереса. Она гораздо больше интересовалась собой, тем, что муж может для нее сделать и какую сослужить службу ее честолюбию. Оливия не могла понять, что получал от этого Филипп. Они оба не знали ничего, кроме бизнеса. А ведь в отличие от Филиппа с Амандой ее отношения с Джо никогда не утрачивали нежности, даже в годы ее максимальной занятости.