Даниэла Стил - Грехи матери

– Иногда я задаюсь вопросом: знаем ли мы, какая она? Мама сейчас с ними так не похожа на ту, какой была… – сказал Филипп. Оливия смеялась, оживленно беседовала, выглядела счастливой и спокойной. В детских воспоминаниях Филиппа жила другая мама.

– Думаю, она по-настоящему получает удовольствие от общения с внуками, – мягко заметила Лиз. Она была рада, что дочерям нравится общество бабушки. Для нее всегда были важны отношения с Мэрибел, и было приятно видеть, что Софи и Кэрол, возможно, испытывают такие же чувства к Оливии.

– Почему? – спросил Филипп с ноткой раздражения в голосе. – Ведь от общения с нами она никогда не получала удовольствия.

– Может, и получала, просто иначе. Она была моложе, мы – меньше. С внуками легче, чем с собственными детьми, – ответила Лиз.

– Возможно, – согласился Филипп, но, похоже, слова сестры его не убедили. Перед ним была не та мать, какую он знал, а совершенно другая женщина: веселая, смешливая, готовая кататься на аквабайке. Он не мог вспомнить ни одного подобного момента из своего детства. Хотя когда они были маленькими, она бывала дома чаще, чем потом, но всё равно видели они ее или усталой, или занятой. Если вообще видели. Все его вспоминания сосредоточивались на бабушке и отце, а мать – теперь он это понимал – он совершенно не знал. Он всю жизнь чувствовал себя обманутым, а теперь, видя ее такой, тем более. Если она могла быть такой и с ними, то почему не была?

Только Лиз, похоже, понимала, что мать в те годы наверняка была другой и несла груз ответственности за то, что старалась построить. Лиз также допускала, что какая-то сторона характера матери за это время развилась. Поздно для них, но не поздно для внуков по крайней мере. На взгляд Лиз, Мэрибел окружила их той материнской заботой, в которой они нуждались. Но Филипп ожидал ее от матери и продолжал обижаться на нее за то, что та не смогла или не нашла времени дать им то, что должна была.

– Думаю, мама с возрастом становится мягче, – добавил Джон, но Филипп опять покачал головой:

– В офисе я этого не заметил.

Но по крайней мере теперь они это видели. И на том спасибо!

Они заглянули в магазины, Аманда отклонилась от курса и обследовала обувной, потом «Гермес», после чего все отправились на ужин в уютный ресторанчик, где гостям пели серенады бродячие музыканты. Им предоставили стол на террасе. Внуки сели рядом с Оливией, и она с ними оживленно беседовала, пока не подали ужин. Паста была восхитительная, а закончилось всё мороженым в первом часу ночи, после чего они вернулись пешком в порт, где их ждал катер. Замок и церковь на соседних холмах были ярко подсвечены, точно так, как помнила Оливия. Через несколько минут все оказались на яхте, откуда увидели, что команда пустила на воду сотни свечей. Они напоминали хризантемы, среди которых можно было плавать в темноте. Молодежь, видя это, завизжала от радости и бросилась переодеться, а взрослые, кроме Лиз, которая тоже пошла надеть купальник, остались на палубе. Зрелище было красивое. Филипп и Джон заказали коньяку, а Аманда с Сарой пили шампанское. Оливия расположилась в кресле, чтобы наблюдать за происходящим.

Выйдя из своих кают, Алекс и девушки прыгнули в воду с погрузочной площадки и стали плавать среди свечей в прогретой за день воде. Лиз была в воде вместе с ними, сама похожая на подростка, и на мгновение Оливии захотелось к ним присоединиться. Общаться с ними было словно пить из фонтана молодости. Она давно не испытывала такой радости. Рядом сидели две супружеские пары и тихо переговаривались, наслаждаясь романтической обстановкой. Церковь и замок в отдалении и свечи на воде создавали поистине волшебную картину.

Первыми, не дожидаясь возвращения молодежи, удалились в свою каюту Сара с Джоном, а за ними спустя несколько минут последовали Филипп и Аманда. Когда Лиз, Софи, Кэрол и Алекс вернулись на яхту, их ждала только Оливия.

– Как здорово было! – воскликнула Лиз, переводя дух.

– Представляю, – улыбнулась ей мать, и тут подошли ребята. С них на палубу капала вода. Они решили переодеться и посмотреть кино. Для молодых круиз был одной сплошной вечеринкой. Оливии нравилось хоть чуть-чуть в ней участвовать, да и Лиз тоже.

– Мама, ты устала? – спросила она. Для всех день выдался долгим, но Лиз с дочерьми только утром прилетела, а остальные успели выспаться за ночь.

– Нисколько, – ответила Оливия непринужденно, – но думаю, что все-таки пойду лягу, – и поднялась.

Для нее это было замечательное время, проведенное с детьми и внуками. Первый день совместного путешествия удался. Оливия надеялась, что так пойдет и дальше. Даже Сара в конце концов расслабилась, за ужином была разговорчивой и непринужденной. Не изменилась и не потеплела только Аманда, но все были к этому привычны.

– Пойдешь смотреть кино с ребятами? – спросила у Лиз Оливия.

– Нет, наверное, поработаю над моей…

Она осеклась на слове «книгой» и в панике смотрела на мать. Лиз не хотела ей говорить об этом. Зачем? А если она плоха, как всё, что Лиз делала?

– …над моей бессонницей, – закончила она. – Дети ложатся слишком поздно для меня.

– Для меня тоже, – согласилась Оливия. Они вместе спустились в свои каюты, Оливия ласково поцеловала дочь и подумала, над чем таким Лиз на самом деле работает? Старшую дочь она видела насквозь. Она была уверена, что Лиз трудится не над бессонницей, и задавалась вопросом, не над новой ли книгой. Но она была достаточно мудрой, чтобы не задавать вопросов, и, пожелав Лиз спокойной ночи, отправилась к себе, довольная тем, как хорошо всё шло. Это был действительно очень хороший день.

На следующее утро Аманда снова отправилась в Портофино на катере в сопровождении матроса. Она испытывала непреодолимое желание опять обследовать магазины и что-нибудь себе присмотреть. Поблизости от порта было несколько бутиков, итальянских и французских, хороший ювелирный магазин, так что Аманда вернулась назад с покупками. Сопровождавший ее матрос был нагружен как ишак – обвешан шестью или семью пакетами, а у Аманды, которая отправилась в город в коротком розовом сарафане без бретелек и шляпке, был вид победительницы. Филипп всегда говорил, что для нее шопинг – это вид отдыха, и никогда против него не возражал. Оливия подозревала, что так оно и есть на самом деле. К тому же благодаря постоянным покупкам Аманда всегда выглядела так, будто сошла со страниц журнала «Вог», что нравилось Филиппу, и Оливия это знала.

Аманда была красивой, без сомнения, но даже в лучшие годы ей всегда не хватало теплоты. Оливии по этой причине было жаль сына. Как ни странно, хотя ребенком он страдал от занятости матери, но выбрал в жены женщину, которая была столь же, если не больше, сосредоточена на своей карьере, – до такой степени, что даже не хотела иметь детей. Еще Оливию поражало, насколько ее невестка неприятна в общении. Она была чрезвычайно напориста во всем, что делала, и полна решимости стать судьей. Она стремилась к знакомству с нужными людьми, к присутствию на важных мероприятиях. В ней не было ничего спонтанного, даже покупки казались просчитанными. Трудно было представить Аманду с неряшливой прической или легкомысленно смеющейся. Она, казалось, была лишена чувства юмора и равнодушно относилась ко всем Грейсонам, хотя они никогда об этом Филиппу не говорили. Филипп тоже не отличался непосредственностью, он был по натуре серьезным, но Оливия не могла отогнать мысли, что женщина с более легким характером могла бы смягчить его и оказать благотворное влияние. Она, правда, никогда не высказывалась по поводу холодности Аманды, которая, возможно, не мешала ее сыну, и принимала невестку такой, как есть.

Оливии было гораздо приятнее общаться с Лиз, чья застенчивость во многом выглядела трогательной. Она была умной, милой и красивой, хотя, похоже, не отдавала себе в этом отчета. Могла пошутить над собой, что располагало к ней людей. Оливия также любила говорить с Сарой, которая была эмоциональна, но чрезвычайно умна, к тому же безумно влюблена в Джона, что бесконечно радовало и трогало свекровь.

Оливия лучше узнала своих детей, уже когда они стали взрослыми. Теперь для нее не были секретом их уязвимые места, их страхи и слабости, и в последние годы она беспокоилась за них гораздо больше, чем во времена их детства. Раньше их защищали отец и бабушка, да и Оливия, когда могла. Тогда необходимо было заботиться только об их здоровье, безопасности и обеспечении им домашнего тепла, а также о том, чтобы они не встали на дурной путь и не наделали глупых поступков в подростковом возрасте. Но теперь ставки были гораздо выше, риски серьезнее, а цена возможных ошибок потенциально огромной. Неудачный брак, неверное решение, серьезная проблема со здоровьем – они, перешедшие сорокалетний рубеж, теперь казались гораздо более уязвимыми, чем когда были маленькими. Но Оливия почти ничего не могла сделать, чтобы защитить своих детей. Ей приходилось уважать их возраст, не донимать вопросами и делать вид, что не замечает, когда они выглядят расстроенными. Она очень сомневалась, что Филипп счастлив с Амандой, что Аманды ему достаточно, что пределом его желаний была жертва моды, одержимая социальным статусом и работой. Трудно было его понять, но задавать сыну вопросы на эту тему Оливия не могла, хотя временами такой соблазн и возникал.

Когда пассажиры проснулись, команда снялась с якоря, чтобы найти хорошее место для водных развлечений. Пора было уже обедать, но все решили поесть позже. Когда яхта встала на якорь в удобном для купания месте невдалеке от пляжа, Филипп с Джоном погрузили снасти в катер и отправились с одним из матросов на рыбалку. Джон пообещал вернуться с уловом. Когда они отплывали, Оливия подумала, как сильно братья похожи на своего отца: оба были хорошими, спокойными, солидными мужчинами, любящими своих жен и поддерживающими их, а Джон к тому же был заботливым отцом. День, проведенный на рыбалке, станет для них наслаждением. Она улыбалась, думая о Джо, о том, как он гордился бы сыновьями и их преданностью семейному бизнесу. Он бы очень, очень гордился, как она теперь.