Откинувшись на спинку кресла, она расслабилась: пища была обильной и сытной, кроме того, Анна чуточку опьянела. Не настолько, чтобы спотыкаться и вести себя как дура, но голова у нее все-таки кружилась., - Так что сейчас делает Мэгги? — спросила она, чувствуя себя совершенно умиротворенной.

— У нее шестеро детей. — Сюзи со значением кивнула. — Правда. Она встретила этого парня-ирландца, Кевина, и угомонилась. В последний раз, когда я ее видела, она совсем раздалась и весила стоунов двадцать [2].

— Из-за детей всегда так, — авторитетно заявила Мэнди.

— Мы о ком говорим? — недоверчиво переспросила Анна. — О Мэгги О'Дауэлл? Которая была пять футов четыре дюйма [3] ростом и худая как щепка?

— О ней, — подтвердила Сюзи. Перебрав одну за другой три бутылки, она все-таки нашла такую, где осталось немного вина. — Только сейчас она пять футов четыре дюйма ростом и толстая как свинья.

— Господи! — покачала головой Карен. — Вот радость-то — заниматься сексом с тем, кто весит двадцать стоунов!

— Есть за что подержаться! — захихикала Мэнди.

— Ну, ее мужику все равно, — хмыкнула Сюзи. — Он и сам как бочка. Мы их называем «Ребята, полегче!».

— Нет, вы только представьте! — с изумлением протянула Карен.

Некоторое время все только и делали, что качали головами да хихикали.

— Говорят, фигуру теряешь уже на четвертом, — проговорила Мэнди. После этого не остается никаких шансов! Мышцы становятся дряблыми, все обвисает…

— Нет, думаю, пора их стерилизовать, — поморщилась Карен. — Шестеро детей! Кошмар!

— Плодятся как кролики, — согласилась Мэнди.

— Двухтонные кролики, — добавила Сюзи, что вызвало новый взрыв смеха.

Смеялись все, только Дженет почему-то, склонив голову, молча смотрела вниз.

— Я вот думаю о том, какие они счастливые, — тихо сказала она. Шестеро детей! Это несправедливо, правда?

— Эй! — Карен дотронулась до ее плеча. — Послушай, я не хотела…

Посмотрев на нее, Дженет улыбнулась:

— Я знаю. Просто… ну, иногда бывает так обидно.

Вокруг полно людей, у которых есть дети и которым они не нужны — ну вот нисколечко! — а мы со Стивом…

Она замолчала. Спохватившись, подруги разом переглянулись. Бездетность Дженет была чем-то вроде болезни, о которой не принято упоминать. Линдсей поспешила переменить тему разговора:

— Вы слышали, что случилось с Гэри Хэммондом?

— Это тот рыжий чудак, с которым брат Мэнди ходил в школу?

Линдсей кивнула:

— Тот самый. Я всегда думала, что в нем есть что-то нехорошее. Ну, в общем, он устроился на работу в детском доме. Там содержат тех, кто убежал из дому или у кого были неприятности с полицией. В общем… однажды ночью в полицию позвонили, они приехали и застали этого подонка в постели с двумя малышами. Мальчиками. Двенадцать и девять лет.

— Бедные крошки! — Мэнди чуть не заплакала от жалости.

— Ага. В общем… кажется, он дрючил всех мальчиков, которые туда попадали.

— Его нужно кастрировать! — жестко проговорила Дженет. — Я бы своими руками… А знаете, что случится?

Готова спорить: к этому типу приставят какого-нибудь социального работника, какую-нибудь хнычущую бабу с гнилыми представлениями среднего класса. Такую, знаете ли, старую деву. И она будет с ним нянчиться и стараться понять…

— Ага, получит восемь лет, а через пять его оправдают, — с горечью добавила Линдсей. — Правосудие у нас гуманное, верно?

— Ну, лично я заперла бы его в одной комнате с их родителями, — сказала Сюзи. — Может, это чему-то его научило бы.

— Но разве в этом проблема? — спросила Анна, удивившись, что подруги пришли в такую ярость. — Я имею в виду… что родители этих мальчиков о них не заботились. Если бы заботились…

Сюзи тут же ее перебила:

— И слушать не желаю! Меня не колышет, чем там люди занимаются у себя дома. Собаки, ослы — кого это волнует? Но дети… Нет, есть такие вещи, которые нельзя делать ни при каких обстоятельствах.

— Лично я против ослов, — лукаво сказала Карен.

— А против собак не возражаешь? — подняв брови, спросила Сюзи.

— С некоторыми я знакома, — включилась в игру Карен.

— Ты что, переходишь на личности?

Карен засмеялась:

— Ты серьезно? Я имею в виду — насчет того, чем люди занимаются?

— Конечно! — непринужденно отозвалась Сюзи. — Живем-то один раз, так что надо наслаждаться жизнью, пока можешь. Это не репетиция, девочки, это уже само представление!

— Главное, не говори об этом своему Джо, — хмыкнула Мэнди, — а то наденет на тебя пояс верности.

— Я буду только счастлива.

Анна едва сдержала улыбку: слишком уж стремительным был переход от смеха к ярости и снова к смеху. В тех кругах, где она вращалась последние десять лет, так себя не вели. Конечно, у каждого было свое мнение — причем по «всем» вопросам, — но вот настоящих, глубоких чувств и убеждений этим людям не хватало. Те же, кто окружал ее с рождения, были настоящими, живыми.

Странно, что они до сих пор дружат, ведь даже в школьные годы это был довольно необычный союз. Анна вспомнила день, когда они встретились, первый день обучения в средней школе. Всем им тогда было не больше одиннадцати. Одна за другой по журналу зачитывались фамилии, каждый вставал… Сквозь упавшую на глаза челку Анна наблюдала за девочками, такими одинаковыми в своей школьной форме — темно-зеленая юбка, белая блузка и галстук — и в то же время такими разными.

Удивительно, но не забылись даже мельчайшие детали. Анна улыбнулась, припомнив, как Сюзи, представляясь классу, прижимала руку к боку — хотела скрыть, что ее юбка лопнула по шву. Как потом узнала Анна, юбка досталась ей от старшей, более худой сестры. Возможно, именно уязвимость Сюзи и привлекала. Как бы то ни было, они очень скоро крепко подружились.

Но не только Сюзи ходила в то время в поношенной одежде. Когда встала Мэнди, Анна заметила, что пуговицы ее рубашки застегиваются на другую сторону — как у мальчиков, а когда та нагнулась, чтобы поднять карандаш, стало заметно, что рубашка слишком длинная и едва ли не высовывается из-под юбки. Через много лет Мэнди рассказала Анне, что мать просто не удосужилась укоротить рубашку ее двоюродного брата Филиппа. Мэнди тогда здорово комплексовала, так как в те первые дни очень боялась быть непохожей на других.

«Ну вот, опять та же уязвимость», — подытожила Анна.

Что же касается Карен — они сразу понравились друг другу и, усевшись за одну парту, просидели вместе пять лет, до шестого класса, когда обстановка уже стала более непринужденной.

Из них всех только Дженет обладала благоприобретенным вкусом и острым как бритва языком. Сначала она дружила лишь с Сюзи, но после одного случая отношение к ней изменилось.

А дело было так. Как-то маленькая, словно мышка, девочка из их класса проговорилась о своей любви к Клиффу Ричарду и призналась, что не может раздеваться в своей комнате, потому что на нее со всех сторон с фотографий смотрит Клифф. Признание это навлекло на нее множество грубых шуток и издевательств со стороны девочек годом старше. Большинство так называемых подруг тут же отвернулись от нее, не желая, чтобы их самих дразнили. В конце концов именно Дженет подошла к старшеклассницам и заявила им в глаза, что если они не прекратят издевки, то после школы она им покажет! Только тогда от бедняжки отстали.

Та история, как и многие другие, раскрыла Анне подлинные качества подруг — их смелость, справедливость, порядочность и — прежде всего чувство юмора.

Анна вздохнула, радуясь тому, что снова среди своих девчонок, что за все эти годы не утратила связи с ними.

— Я вот недавно написала статью о сексуальной жизни, — призналась Анна. — Она стала настоящей сенсацией.

— Правда? — заинтересованно откликнулась Карен. — И о чем там речь?

— О всяких извращениях? — просияла Сюзи.

Как будто нет ничего более увлекательного, чем рассказ о том, что люди делают в постели.

— Ничего подобного. Собственно, я пришла к выводу, что нельзя назвать извращением то, на что люди соглашаются сознательно. Но тем не менее я нарвалась на парочку чудаков…

— То есть?

— Ну, был там один тип, который мог заниматься этим только при полной луне и обвалявшись в коровьем дерьме!

Подруги расхохотались.

— Небось обманываешь! — хмыкнула Мэнди. — В коровьем дерьме!

— Нет, уверяю тебя! Была еще девушка, которая могла кончить только в том случае, если представляла себе одну сцену. Будто стоит она во время футбольного матча на трибуне под зонтиком вместе с тремя подругами. Народу полно, а дождь хлещет как из ведра. Тут сзади подходит какой-то болельщик и задирает ей юбку. Она же продолжает следить за игрой. Этот друг тихонько стягивает с нее трусы и вставляет сзади. И вот, когда она уже близка к оргазму, Эрик Кантона выходит один на один к воротам. «Давай, давай, Кантона! Давай, давай, Кантона!» — кричит она и кончает, в то время как старый добрый Эрик забивает очередной гол. Парень сзади натягивает на нее трусы, поправляет юбку и вновь исчезает в толпе, так и не показавшись ей на глаза. — Анна откинулась на спинку стула и с видом победителя оглядела слушательниц.

Дженет скривилась:

— На месте ее мужа я бы нашла немного неуместными крики «Давай, Эрик, давай!», особенно если бы меня звали Роджер или еще как-нибудь в этом роде.

— Чепуха, — отмахнулась Анна, наслаждаясь произведенным впечатлением. Эта фантазия была нужна ей при мастурбации. Похоже, она предпочитала это сексу со своим мужем.

— Ее можно понять, — сухо сказала Мэнди.

— Я только удивляюсь, как это люди говорят с тобой о таких вещах, прервала ее Карен. — В конце концов, ты совершенно посторонний им человек.

— Потому-то они и доверяют мне! Гораздо труднее рассказать то, чего ты немного стыдишься, человеку близкому. Ты будешь беспокоиться, что тебя осудят или косо посмотрят, ну и так далее. А в данном случае мы с этой девушкой, вероятно, больше никогда не увидимся, потому на самом деле не важно, что она мне расскажет. Пожалуй, для нее это как психотерапия.