— Джеки! — проговорила она, широко раскрыв глаза от удивления.

— Ты меня не ждала? — со вздохом ответила Джеки. Лицо их будущей примадонны показалось ей сейчас бледным и некрасивым. — Можно мне войти?

— Да, конечно…

— С тобой все в порядке? — спросила она, входя.

Роуз замялась. Было очевидно, что подыскивает какую-нибудь подходящую отговорку.

— Голова болит, — выпалила она. — Ужасно болит… Наверное, мигрень…

— Почему же ты не позвонила? Или ты забыла, что тебя ждали утром на телевидении?

У Роуз перехватило дыхание, и она мгновенно покраснела.

— Неужели ты забыла, Роуз? — недоверчиво проговорила Джеки. — Ты же понимаешь, как это важно для нашего спектакля! — Я не знаю… — пробормотала Роуз. — Ты же видишь, что мне не по себе…

— Нет, я этого не вижу, — холодно сказала Джеки. — Мы можем присесть и поговорить об этом?

— О, прости! Конечно!

Джеки прошла за ней в маленькую комнату, обшитую деревянными панелями, с винтовой лестницей посередине.

— Гостиная наверху, — сказала Роуз и остановилась, давая Джеки пройти вперед.

Когда Джеки поднялась по крутой лестнице наверх, то очутилась среди настоящего хаоса. Одежда и газеты в беспорядке валялись повсюду. Коробки стояли раскрытыми, но не разобранными. Пепельницы были забиты окурками, повсюду виднелись грязные бокалы из-под вина и кофейные чашки. В комнате пахло спиртным и марихуаной. В углу были кучей свалены плюшевые медведи и другие мягкие игрушки.

Джеки повернулась к Роуз.

— Не могла бы ты выключить музыку?

Роуз выключила магнитофон и бросилась освобождать кресло, чтобы Джеки было куда присесть.

— Хочешь кофе?

Джеки покачала головой.

— Нет, спасибо.

— А я выпью чашечку, если ты не против.

Джеки нетерпеливо махнула рукой, указывая на грязные кофейные чашки.

— Такое впечатление, что ты питаешься одним кофе…

Если бы только одним кофе…

Роуз смущенно улыбнулась, словно ее застали на месте преступления, а потом села.

— Ну, — сказала Джеки, — ты мне расскажешь, какие у тебя проблемы?

Роуз опустила голову и нервно сцепила пальцы.

— Ты отдаешь себе отчет в том, как нас волнует твое состояние, Роуз? Весь спектакль держится на тебе. От тебя зависит судьба всей труппы.

Роуз кивнула.

— Так в чем же дело? — настаивала Джеки.

— Я просто плохо себя чувствовала. Я же сказала… — вяло ответила Роуз. — Через девять дней премьера, Роуз! — резко сказала Джеки. — Так нельзя.

— Прости.

— Ты должна взять себя в руки. Иначе я не смогу рисковать. Не смогу выпустить тебя на премьеру.

Джеки обвела взглядом комнату.

— Ты только посмотри, что у тебя творится!

Роуз подняла голову и послушно посмотрела вокруг — на грязные чашки, на переполненные пепельницы… Рубашки Дрю, яркий шелковый галстук, который она ему подарила, валялись скомканными на полу.

Джеки перехватила взгляд Роуз и напряглась. Но потом вздохнула с облегчением. Проблемы с мужчиной. Тогда какого дьявола Роуз не расскажет об этом?

— Кто он?

Роуз вздрогнула.

— Ты о чем? — тупо пробормотала она.

— О мужчине, которому принадлежат эти вещи, — сказала Джеки.

Роуз покраснела, но ничего не ответила.

— Ну хорошо, — сказала Джеки. — Я, конечно, понимаю, что это совсем не мое дело, но твоя личная жизнь может отразиться на спектакле. Так что я все-таки имею право знать, тебе не кажется?

— Это совсем не то, — возразила Роуз.

— Как я могу об этом судить, если не знаю, в чем дело.

— Мне трудно объяснить.

— Так, значит, все-таки он?

— У него проблемы…

— Он живет с тобой?

— Да, — поспешно ответила Роуз, хотя не видела Дрю вот уже три дня.

— Какие бы у него ни были проблемы, я уверена, он не хочет, чтобы ты из-за него погубила свою карьеру. Я права?

Роуз снова кивнула, и Джеки вздохнула, глядя на ее опущенную голову.

Джеки всегда старалась внимательно относиться к актерам и их личным проблемам. Независимо от того, было ли это связано с пьянством, наркотиками или сексом. Иногда достаточно было лишь поговорить с ними по душам, дать им шанс поверить в себя, и вопреки всем ожиданиям люди выбирались из неприятностей. Может быть, с Роуз будет так же?

— Роуз, — мягко начала Джеки, — посмотри на меня. Все в порядке. Теперь я хочу, чтобы ты приняла душ, переоделась, и мы вместе поедем в театр. Ты займешься своей ролью, а я пришлю кого-нибудь, чтобы здесь все прибрали и привели в божеский вид.

— Мне кажется, что…

— В данной ситуации, — перебила ее Джеки, — меня совершенно не интересует, что именно тебе кажется, Роуз. Ты ведь не хочешь потерять эту роль? — Она обвела взглядом комнату. — И ты не хочешь, чтобы у тебя в доме такое творилось, верно?

— Да, — тихо проговорила Роуз.

— И ты хочешь, чтобы премьера у нас прошла с успехом?

— Да.

— Вот и подумай об этом. У тебя прекрасный голос, большое будущее. Если только ты возьмешь себя в руки. Тысячи девушек готовы заложить дьяволу душу, чтобы только оказаться на твоем месте.

— Я знаю, — тихо сказала Роуз и подумала о том, что то же самое говорила ей и Барби, когда она съезжала с квартиры. С тех пор они с Барби не разговаривали. — Прости, Джеки.

— Надеюсь, ты все понимаешь.

— Да-да. Конечно.

— Я уверена, что твой приятель прекрасный парень. Но в твоей жизни это еще не все. Не все, Роуз! Несмотря на то, что у тебя, наверное, замирает сердце, когда он входит в эту комнату…

Роуз жалко улыбнулась, и Джеки покачала головой.

— Значит, так?

Роуз кивнула.

— Тебе двадцать?

— Да.

— Послушай, может быть, ты мне сразу и не поверишь, но я все-таки на десять лет старше тебя и мое сердце замирало подобным образом уже много раз. — Джеки помолчала, тщательно подбирая слова. — И когда дела у меня шли неважно, — а такое время от времени неизбежно случается, — у меня всегда был старый добрый друг, который мог поддержать меня. Этот друг — моя работа. Этого у меня никто не в силах отнять.

В этот момент Джеки испытала затаенную боль. Увы, на этот раз ничто не могло помочь ей. Она подумала о тех шести месяцах, отведенных врачами ее отцу. Сможет ли она когда-нибудь научиться жить с этой болью в душе?

Роуз смотрела на нее почти с благоговением. Однако ее пальцы с обгрызенными ногтями по-прежнему дрожали.

— Может, все-таки выпьешь кофе? — спросила она.

Джеки нетерпеливо мотнула головой.

— Ты поняла, что я сказала?

Роуз снова кивнула.

— Если поняла, — продолжала Джеки, стараясь придать голосу максимально бодрое выражение, — то давай переодевайся. Иначе Макс выдерет свои последние волосы, пока мы тут будем прохлаждаться…

— Я так тебе благодарна, Джеки.

Роуз встала, впервые за последние дни ощутив душевный подъем.

Она решительно направилась в спальню, по пути подхватив рубашки и галстук Дрю, и бережно прижала их к груди. Конечно, она ведет себя очень глупо. Беспокоиться не о чем. Просто он очень занятой человек и у него очень мало времени. Он и сам ей много раз об этом говорил. Ее, конечно, немного огорчало, что он никогда не рассказывает ей о своих проблемах, несмотря на то, что по ночам стонет и даже кричит во сне. Его мучают кошмары, но, сколько она ни просила, Дрю не рассказывает о них.

Передернув плечами, Роуз вошла в спальню, в которой они столько раз предавались любви, и, остановившись на коврике из овечьей шкуры, любовно перебрала его рубашки и поднесла их к лицу, чтобы ощутить его запах. Ее взгляд мечтательно скользнул по постели. Она намеренно не меняла постельное белье, которое тоже хранило аромат его кожи. Что бы там Джеки ни говорила, Роуз не могла даже представить, что ее сердце могло бы так сладко замирать, как оно замирало, когда появлялся Дрю… Такое просто невозможно. Дрю любит ее, и она его любит, и вместе они преодолеют все трудности. И он избавится от своих ночных кошмаров.

На ее миловидном лице появилось торжественное выражение, а в голове промелькнули слова, приписываемые Мэрилин Монро. «Все умирает, — говорила Монро, — только любовь живет вечно…» Эти слова ободрили Роуз. Она даже улыбнулась и принялась что-то напевать.


Неоновая афиша у входа в театр была уже почти смонтирована. Джеки сошла с тротуара, чтобы посмотреть, как водружаются на свои места последние буквы названия «Мэрилин», такие огромные и блестящие. Джеки почувствовала, как начинает колотиться сердце, и ее охватило радостное возбуждение. Она старалась продлить это счастливое мгновение, но ее мысли неизбежно возвращались к отцу. Ему больше не играть на театральной сцене. Дай Бог, если ему удастся завершить работу над фильмом…

Более того, он сказал Клэр, что не сможет присутствовать на премьере «Мэрилин». Все препятствовало его приезду. Даже чертова шотландская погода, которая, впрочем, была вполне обычной для этого времени года. Джеки была вынуждена возвратиться обратно в театр. У нее уже предательски дрожала нижняя губа, и она боялась разразиться слезами. Не было никакой надежды, что отец приедет. Эта поездка могла окончательно добить его.

Комната, которую Джеки выбрала в качестве своего временного кабинета, была безликой и спартански обставленной. Достаточно того, что здесь были довольно приличное кресло, телефон и небольшое окно, выходящее на Мейден-лейн. На подоконнике лежал деловой блокнот, в котором был расписан весь сегодняшний день. Нужно было обзвонить массу народа, и у Джеки не было даже минуты, чтобы перекусить. Впрочем, она не была голодна. Но кофе бы выпила с удовольствием.