— Прости! — воскликнула она. — Я не имела в виду ничего обидного для тебя. Я только хотела сказать, что главная роль означает кучу денег…

По меньшей мере тысячу фунтов в неделю. От подобной цифры у нее кружилась голова.

— Я уже все для себя решил, Люси…

Он взглянул на нее с упреком, и она пожалела о сказанном.

— У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы? — робко поинтересовалась она, чтобы переменить тему, хотя заранее знала ответ на свой вопрос.

Ричард устало улыбнулся.

— Пожалуй, снова буду звонить моему расторопному агенту, — хмыкнул он. — Посмотрим, может быть, он подкинет мне что-нибудь интересное.

Между тем оба они понимали, что, если бы только у Нэда нашлось что-нибудь для Ричарда, он бы давно уже позвонил. Но вот уже шесть месяцев, как от Нэда ничего. Ни одного предложения. Даже самой завалящей рекламной халтуры.

— Ну да ладно, — по возможности бодро продолжал Ричард. — Я тоже не буду сидеть сложа руки. Достану у агентов театральные бюллетени и поищу, нет ли каких прослушиваний…. — Он плюхнулся в кресло и проговорил в шутливо-печальном тоне: — Господи, кажется, сто лет прошло, как я прогуливался по святым булыжникам «Главной улицы» и подпирал стойку бара в «Возвращении бродяги»… — Он покачал головой. — И ведь подумать только, мне даже не дали произнести там ни одного слова. Вся моя гениальная роль состояла в том, что я ухмыльнулся знаменитой Бет Линч и глупо кивнул, когда она подала мне пинту пива, которое, между нами говоря, было похоже на мочу… — Его голос задрожал. — Всего один поганенький эпизод…

— Но ведь ты снялся в январе в рекламе для «Америкэн экспресс»! — воскликнула Люси.

— Спасибо тебе, Люси, моя дорогая и любимая, что напомнила мне об этой прибыльной работенке протяженностью в тридцать секунд, которую мне удалось получить за четыре года, — вздохнул он.

В какой-то момент ему даже захотелось остаться одному: до того муторно сделалось на душе.

Люси осторожно посматривала на его склоненную голову и понимала, что уже все сказано. Но, когда Ричард снова взглянул на нее, она поразилась нахлынувшему на нее радостному чувству и подумала о том, какое у него удивительно родное лицо — немного грустное, нежное и любимое.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Знаю, — спокойно ответил он. — Но лучше бы ты занялась подготовкой к прослушиванию…

— А что ты собираешься делать?

— Что я собираюсь делать? — повторил он. — Пробегусь по магазинам. Надеюсь ухватить несколько моих любимых сандвичей. Может, с сыром. Может, с ветчиной, томатным соусом или горчицей. Возьму их с собой в мое любимое заведение, где, если удастся, заработаю несколько баксов. Ну, а потом вернусь к своей старой доброй раздолбанной «Олимпии», чтобы отстучать на ней несколько строчек о восхитительной жизни безработного актера.

— Не забудь обо мне.

— Я всегда о тебе помню.

— Что-то должно случиться, Ричард… — проговорила Люси. — Я это чувствую.

— Что-нибудь постоянно случается, — договорил он за нее. — Рано или поздно… Вот только вопрос: почему всегда поздно и никогда рано? — Когда она хотела что-то сказать, он нетерпеливо замотал головой. — Нет, не отвечай!.. А теперь не лучше ли тебе поторопиться?

Люси скрылась в спальне, а он без особого энтузиазма переключил внимание на листок бумаги, который взял с письменного стола. Это был прескучный список необходимых покупок, составленный им поутру. Этот самый список окончательно доконал его.

С каждым прошедшим днем Ричард почти физически ощущал, как отчаяние проникает в клетки его тела. Со все большим трудом он просыпался по утрам, не находя в своей душе ничего, кроме знакомого беспокойства. Никчемные телефонные обещания — вот и все, что у него было. Когда Люси старалась как-то приободрить его, это только раздражало еще больше, но он ничего не мог с этим поделать.

Вообще говоря, ему и раньше приходилось продираться сквозь подобные мрачные периоды. Конечно, он и читал, и слышал о тех невзгодах, которые обычно выпадают на долю драматического актера. Ричард прекрасно понимал, что его участь — тащиться по этой безрадостной дороге актерской судьбы, но это мало утешало. Никто не знал, когда наступит просвет. Да и наступит ли вообще…

Ричард посмотрел на свою «Олимпию» — допотопную пишущую машинку, стоявшую на столе у стены. Записывать все, что происходит, — в этом было что-то ободряющее. Своего рода психотерапия. А точнее, язвительно говорил он себе, нечто вроде очистительного слабительного. Клизма, наполненная огромным количеством едких слов. Горькая усмешка скользнула по его губам, и он мысленно возблагодарил Господа, что еще не утратил чувства юмора.

Когда Люси уходила, Ричард неподвижно стоял, глядя в окно. Люси вышла на улицу и, как обычно, помахала ему снизу рукой, а он послал ей воздушный поцелуй. Потом мысли Люси переключились на предстоящее собеседование, и горло у нее сжалось. Борьба за эту роль была невероятно жестокой, и даже то, что ей удалось удержаться в числе четырех претенденток, еще ничего не гарантировало. В таком деле, как это, «почти» не считается. Сколько этих самых «почти» бывало в ее актерской биографии и раньше!.. Впрочем, если честно, Люси до сих пор везло, безусловно, больше, чем Ричарду.

Увы, ни Ричард, ни сама Люси не принадлежали к известным актерским династиям. Не было у них никаких нужных связей. Ничего, кроме таланта. Хотя одного таланта очень часто бывало для успеха явно недостаточно… Люси прищурилась, когда порыв ветра ударил ей в лицо. Впрочем, был, конечно, один такой человек. Макс Локхарт. Теперь он был режиссером «Мэрилин». Она познакомилась с ним еще три года тому назад тоже на прослушивании.

Он попросил ее тогда задержаться. Якобы для того, в частности, чтобы «обсудить роль более подробно». Люси согласилась, несмотря на то, что его намерения были более чем прозрачны. Макс так и раздевал ее взглядом. Однако она отчаянно нуждалась в работе. В общем, запомнила она его лапы, которые так грубо стиснули ее груди, что Люси судорожно сжала зубы, чтобы не закричать. Словно в агонии, она запрокинула голову назад, а он заставил ее опуститься на колени. Потом раздался этот незабываемый треск «молнии» на его брюках, и тяжелая горечь поднялась у нее в горле. Ее вырвало прямо на его белые тонкие ноги. Так уж получилось…

Люси отбросила с лица прядь волос и увидела на склоне холма человека, запускавшего воздушного змея. Воздушный змей представлял собой огромную смеющуюся физиономию, которая, повинуясь ветру, то падала, то взмывала в небо. В какой-то момент Люси едва не поддалась накатившему на нее страху. Она была готова бежать куда глаза глядят — туда, за железную ограду, на крутой холм, подальше от призрачного и жестокого мира театра, куда она так хотела проникнуть…

Однако Люси удалось справиться с собой. Она отвернулась и зашагала прочь, снова погрузившись в мысли о предстоящем прослушивании. Под ложечкой у нее мучительно сосало, но она успокаивала себя тем, что уж песни-то по крайней мере действительно замечательные. Просто спеть их — и то удовольствие. Даже если в конце концов она и провалится на прослушивании… Cомнения снова стали одолевать Люси, и она прокашлялась, очищая горло. Как бы там ни было, а Максу Локхарту непременно гореть в аду…


Джеки встретила Люси ободряющей улыбкой.

— Мне очень жаль, что у вас не было достаточно времени, чтобы как следует ознакомиться с партитурой, но дело в том, что она совсем недавно закончена, — сказала Джеки. — Надеюсь, все будет хорошо.

Люси в ответ лишь нервно рассмеялась. Они стояли в студии — в просторном и пустом помещении, в котором находился один рояль, а вдоль стены — зловещий ряд стульев.

— Там есть замечательные песни, — наконец проговорила Люси. — Вы, должно быть, очень волнуетесь? — добавила она.

— Вы правы. Впрочем, работа над мюзиклом еще продолжается. Я уверена, что еще будет много различных вариантов, пока он примет законченную форму.

— Да, пожалуй, — пробормотала Люси, а потом вдруг воскликнула: — Это изумительная роль!

— Роль Мэрилин?.. Вы правы. — Джеки внимательно посмотрела на нее. — И иногда мне кажется, что нет ничего более трудного и болезненного, чем подбор актеров… — Она снова улыбнулась. — Вам, конечно, очень хочется получить эту роль?

— Еще бы! — воскликнула Люси.

Да, тысячу раз — да!

— Тогда заставьте себя пройти через это испытание, — мягко сказала Джеки.

На прослушивании в Нью-Йорке Люси чувствовала себя скованно и неуютно. Это списали на волнение. Макс Локхарт, который уже слышал, как она поет, был явно разочарован, но, несмотря на его возражения, Джеки настояла на том, чтобы Люси дали еще один шанс. Макс согласился неохотно. И не только потому, что Люси была внешне очень похожа на Мэрилин. Главным образом из-за того, что уже на первом собеседовании выяснилось, что Люси досконально изучила биографию Монро и весьма интересно ее интерпретировала.

— Я всегда чувствую себя очень скованно на прослушиваниях, — простодушно призналась Люси. — Но эта роль для меня — совершенно особенная. Честное слово!

Джеки успокаивающе коснулась ее руки, растроганная откровенностью Люси.

— Я понимаю, что это тяжело — чувствовать себя, словно на экзамене, но попытайтесь забыть обо всем, подняться выше всего этого… — Джеки нетерпеливо обвела рукой помещение. — Не думайте о присутствующих здесь. Вообще забудьте, что вы в студии! — Она мысленно сочувствовала Люси, понимая, что вряд ли сейчас найдутся слова, которые могли бы ее успокоить. Слишком много значила для Люси эта роль. — Сейчас Альдо, наш музыкальный руководитель, поможет вам исполнить пару песен. Он будет вам аккомпанировать. Пойте так, как считаете нужным… И постарайтесь сосредоточить все свое внимание на тексте. Это обязательно поможет.