Екатерина Кариди - Гражданская жена

Оказывается, старуха Верховцева не ушла. Но даже не это поразило Веру, а сам смысл того, что она говорила. Негромко, с паузами. Ее старческий голос сейчас звучал совершенно иначе, не так как обычно - сухо и надменно, а по-человечески.

- Саша...

За все десять лет Вера не помнила, чтобы она хоть раз так назвала своего сына.

- Я очень горжусь тобой.

Снова пауза. Потом тихо и хрипловато прозвучал ответ Верховцева:

- Ну что ты, мама, я ничего особенного не сделал. Это был мой долг по отношению к сыну.

- Это... был поступок мужчины.

- Успокойся, мама. Ты просто переволновалась.

Наверняка скептически поморщился, в этот момент Вера прямо видела его лицо.

- Не перебивай меня, Александр! - На мгновение привычное Верховцевское высокомерие прорвалось в голосе Валерии Аристарховны, но старуха тут же смягчилась: - Ты не понимаешь. Твой отец не был способен на такое. Для меня. Для нас.

Она добавила это как-то слишком горько, с такой затаенной обидой, что Вера поразилась снова. Жили все-таки под каменной броней в сердце этой женщины чувства. На какое-то время воцарилось молчание, потом Валерия Аристарховна проговорила:

- Я видела Веру. Мы поговорили... Как у тебя с ней?

- Не знаю, мама. Ничего не знаю.

- А с этой?

- Не напоминай. Я жалею что... А! Довольно об этом.

Повисло молчание. Что для Веры были сейчас эти его слова? 

- Знаешь... Я больше не буду вмешиваться в твою жизнь.

Донесся сиплый смех Александра.

- Я просто... Я хочу объяснить. Я пыталась рассказать, объяснить, но ты ушел, не пожелал слушать.

- Теперь я не могу уйти, и у меня нет выбора. Слушаю тебя, мама.

Вере почудилась дикая усталость в его голосе. Наверное, его лихорадит или обезболивание отходит. Неужели нельзя было перенести этот разговор? Валерия Аристарховна как всегда в своем репертуаре.

И все же, когда та заговорила, Вера снова поразилась.

- Я хочу объяснить, почему всегда была против... секретарш.

Последовало молчание.

- У твоего отца тоже была страсть к подобным особам. Только в отличие от тебя он вообще не пропускал ни одно юбки. Секретарши у него менялись каждые несколько месяцев. Мне было противно, но это меня не трогало. И только с одной у Всеволода был серьезный роман, длившийся несколько лет. Любил ее! Что я только не делала, чтобы он ее бросил!

Последовала злая звенящая пауза, наполненная застарелой ревностью и обидой. Уж сколько лет, как тот умер, а все не простила.

- Мария Панкратова. У него был сын от этой женщины, твой отец оставил ему половину своих денег.

Вера зажала рот рукой, мелькнула страшная догадка. Слишком неожиданно, шокирующе! Это переворачивало все с ног на голову.  

- Ты не могла сказать об этом раньше?!

- Я пыталась еще тогда, ты сам не захотел слушать.

Послышалось движение, шум отодвигаемого стула.

- Александр, тебе нельзя вставать. Давай позову я врача.

- Мама, оставь меня, уйди!

Вера поняла, если бабка сейчас выйдет, они столкнутся носом к носу, и быстро пошла по коридору в сторону лестничной клетки. Выбежала и встала на площадке, хватая ртом воздух.

Надо было отдышаться, осмыслить.

***

То, что с ними произошло за последнее время, ни в какие рамки не укладывалось. Сначала несчастье надвинулось гигантской волной, чуть не раздавило, сорвало все покровы, ободрало до мяса. Вера судорожно хмыкнула, некоторых буквально.

А теперь еще это, последнее - просто шок.

Как теперь с этим жить???

Вот где подвох-то. Потому что не берут людей с улицы заместителями гендиректора. Даже по чьей-то протекции не берут! Это же бизнес. А ее экстремал - шеф, новичок, дилетант, явившийся ниоткуда?! Ведь он настолько тонко действовал, стопроцентно знал обо всем. Теперь в ином свете представали все его оговорки, и странности поведения. Ничего личного, но это же, мать его, бизнес.

А ее все-таки использовали.

Ну, Федор Михайлович... 

Несколько раз порывалась набрать Панкратова, потом спрятала гаджет - не телефонный разговор.  

Застыла на лестничной клетке, обхватив себя руками. Ее опять трясло.

Надо успокоиться и все выяснить. Отрешиться от мыслей, заснуть, подумать об этом завтра. Прилечь.

Но где? Вернуться в палату к Верховцеву после того, что она только что услышала, никак не получалось. Вера просто не смогла бы сейчас рядом с ним находиться.

Спустилась на несколько этажей и побрела в холл.

От усталости бил озноб, а нервное перенапряжение не давало расслабиться. Вера сидела на диванчике в холле, бродила, снова сидела и снова бродила. Думала. В голову же всякая ерунда лезет.

А холле убиралась санитарка. Ну, слово за слово, разговорились. Та когда узнала, что Вере приткнуться некуда, предложила:

- Давайте, я вас в кладовой на ночь устрою, туда никто не зайдет, спокойно выспитесь.

Да хоть в кладовке, хоть где! Снова куда-то шли, только уже по другим коридорам, петляли, заворачивали, ночная больница как иной мир, в котором можно спрятаться от себя, закрыть глаза и наконец уснуть, чтобы завтра с новыми силами...

Глаза действительно закрылись, стоило ей опустить голову на подушку.

***

Провалилась в сон, а утром проснулась как от толчка с каким-то непонятным предчувствием. Посмотрела на часы, около девяти. Надо по-быстрому выбираться отсюда и хоть как-то привести себя в порядок. Толкнулась в дверь, а дверь закрыта.

Сначала не поверила. Толкнулась снова. Закрыто снаружи на ключ.

Вот это был сюрприз.

Несколько секунд ушло на осмысливание. Потом минут десять на то, чтобы колотить в дверь и создавать максимум шума. Эффекта никакого. Вот когда Вере стал до конца понятен трагический комизм фразы:

«Утро провел отвратительно. Оказался запертым в уборной».*

Абсурд. Нет, она, конечно, не сложила руки, попытки были возобновлены. Однако в воскресное утро больница, казалось, вымерла. Только спустя полчаса на дикий шум, что Вера там устроила, появилась сердитая санитарка, и ее таки выпустили.

Честное слово, лучше бы уж ночевала в одной палате с бывшим мужем!

В итоге злая как черт, голодная, нечесанная и немытая.  

Посмотрела на часы, половина десятого. Мама должна была подъехать к часу, в реанимационную к сыну идти было рано. А в душе почему-то крутится, крутится...

Кое-как привела себя в порядок и позвонила Панкратову. Он ответил сразу, как будто ждал звонка. Но как начать этот тяжелый разговор?

- У меня к вам вопрос, Федор Михайлович. Извините, что звоню выходной, и что, возможно, отрываю от более приятных занятий. Один вопрос... простите, если говорю немного бессязно.

- Давайте не по телефону, Вера Дмитриевна. Вы там, в ожоговом центре? Я сейчас подъеду и вы ко мне выйдете. Ладно?

- Да, хорошо, - ответила Вера.

Отключилась и приготовилась ждать. Время снова тянулось бесконечно, она хмурилась, уставившись в пространство. Наконец от Панкратова пришел звонок.

- Я подъехал, жду вас у главного входа.

Вера сразу подхватилась и вышла. Снаружи был снег, холодно, озноб тут же стал пробирать крупной дрожью.

- Вы замерзли, пойдемте в машину, - проговорил Панкратов, увидев ее.

Сегодня мужчина был на редкость серьезен, куда только обычный легкомысленно-взъерошенный вид делся. А в машине тепло, Вера немного отогрелась.

- Задавайте свой вопрос, Вера Дмитриевна, - проговорил, глядя перед собой.

- Вы хотели с моей помощью уничтожить Верховцева?

Он неожиданно рассмеялся и покачал головой.

- Я расскажу, как было, а выбудете судить сами. Но скажу честно, да, изначально я планировал развалить его бизнес.

Неприятно стало.

- А то, что вы говорили о своей маме?

- Это была правда.

- Вот как, - нахмурилась Вера.

- Я как раз собирался открыть дело, и тут вас очень кстати нашел Щуров. Предвосхищая ваш вопрос, скажу, что он действительно родственник мамы. И да, я был рад и счастлив взять вас к себе на работу.

- Потому что я слишком хорошо была знакома с бизнесом Верховцева?

- Не только. Еще и потому, что вы лучшая.

В какой-то момент Вере стало просто обидно, кругом полуправда, и ее все-таки использовали.

Он снова заговорил, глядя на свои руки, сложенные на руле:

- Возможно, у меня и были такие планы. Скажу вам больше, сначала, когда только встретился с вами, решил, что отниму у него и женщину, и бизнес. Но потом увидел, как вы с ним смотрите друг на друга, как вы боретесь между собой, доказываете что-то друг другу. И в какой-то момент отступил, осознал, что не могу отнять у брата ни его жену, ни его бизнес. Черт побери, он же все-таки мой брат. В общем, все ваша вина, Вера Дмитриевна.

Ошарашивающее признание, у Веры рот открылся.

- Думаю, вам лучше встретиться с ним самому, - сказала она наконец.

И только подумала, что с нее хватит этого бреда, как зазвонил ее телефон. 

* - предположительно фраза из дневника Николая II

Вера вздрогнула, слишком уж в последнее время телефонные звонки у нее с несчастьем ассоциировались. Но на этот раз вроде ничего страшного, однако и особо приятного ничего. Звонил Верховцев.

- Вера, ты где?

У нее брови на лоб полезли, прямо как будто встроенный датчик у него, блин... 

- Здесь я, в больнице.

- Зайдешь?

- Да. Сейчас подойду, - проговорила и отбилась.