Это означало, что Ян не сможет больше заниматься своей любимой работой.

Лия подавила всхлип. Дорнот смотрел на неё прежним, непроницаемым взглядом, словно ожидая, что она развернется и опрометью бросится из комнаты. Но, она справилась с потрясением и негромко заговорила, стараясь не дать себе заплакать:

— Я каждый день думала о том, что если бы была тебе безразлична, ты бы не сделал всех этих вещей. Думая о тебе, понимала — каково было тебе видеть меня, делающей несусветные глупости, ожидать в стороне и не иметь надежды изменить всё. Я понимала ещё и то, что не получается жить без тебя в моей жизни.

Лия развела руками и, не обращая внимания на слезы, все же предательски текущие по щекам, покачала головой:

— Знаешь, чего я хотела всё это время, находясь рядом? Услышать то, что ты постоянно скрывал, я ждала этих слов. Чертов упрямец, я так надеялась, что ты скажешь, что я тебе нужна.

Она закрыла лицо ладонями и, не стесняясь, разрыдалась в голос. И сейчас ничто не смогло бы заставить её снова притвориться спокойной и держащей эмоции под контролем. Дорнот подошел к ней, протягивая руки, словно хотел обнять, но остановился.

— Даже сейчас ты просто боишься быть самим собой, — Лия отвела руки от лица и, вытирая слезы, покачала головой.

— Я боялся, что если буду самим собой, будет только хуже, — он напряженно смотрел на неё, — ты всегда заслуживала только лучшего, я знал это даже тогда, когда старался решить твою жизнь сам. Посмотри на меня, — Ян осторожно дотронулся до неё, заставляя поднять голову, — Я так долго играл и старался спрятать себя, что теперь получил заслуженную маску, которая будет прятать мое настоящее лицо всегда.

Лия схватила его руку, державшую её лицо, словно если бы она не сделал этого, он бы взял и исчез.

— Скажи мне то, что никогда не говорил, то, что хотел сказать тогда, когда я сбежала. Пожалуйста, если ты считаешь, что я стою этих слов. Если нет, я уйду и больше никогда не объявлюсь снова.

Дорнот убрал руку и дотронулся до своей шеи, словно что-то мешало ему дышать. Казалось, что впервые за всё время он не может справиться с эмоциями, бушевавшими внутри него и отражавшимися на его лице. Затем он взял Лию за руки.

— Ты спрашивала — нужна ли ты мне. Я люблю тебя так сильно, словно ты проникаешь в мои артерии с кровью, заполняя каждую клеточку тела без остатка. Мне страшно от того, что ты — это часть меня, делающая меня лучше, и страшно, что я могу потерять эту часть. Когда ты рядом — мне трудно дышать, но когда ты уходила, я понимал, что задыхаюсь потому, что меня лишили воздуха. Я испытывал боль, которую причинил тебе, и понимал, что заслужил втрое больше. Я большее не могу даже просить тебя остаться, но если ты уйдешь, я постараюсь жить надеждой, что ты найдешь счастье.

Он замолчал и крепко обнял Лию.


* * *


Они стояли, глядя на то, как из старого дома выносят последние коробки с упакованными вещами. Совсем немного, и это место перейдет к новому владельцу, который наполнит его новыми воспоминаниями и даст дому другую жизнь.

Лия знала, что он не жалеет. Он принял это решение, руководствуясь своими мыслями, и зная, что она поддержит его. Для неё этот дом хранил дни, когда она училась жить, а для него в нём оставались только тяжелые годы и дни, лишенные света. Хотя, она могла поклясться, что он, стоя у машины и наблюдая за грузившими вещи людьми, вспоминает и те дни, когда они оставались вместе наедине с собственными мнениями, разделенные стеной и в то же время близкие друг другу. Теперь, когда он не мог больше работать врачом, он мог начать что-то новое, и Лия не сомневалась, что он добьется успеха. Начало его предприятию уже было дано, и всё обещало успех — и деньги, и связи, и его хватка нашли новое применение, в котором он мог снова чувствовать себя творцом.

Желая показать, что он не одинок, она подошла ближе и взяла его под руку, спрятанную в кожаную перчатку. Дорнот привлек её к себе, словно стараясь закрыть от пронизывающего зимнего ветра.

— Ты не жалеешь?

Он перевел взгляд на неё и улыбнулся, превращаясь в странную химеру с двумя лицами, на одном из которых застыла насмешка, а на другом — расцвела теплая улыбка.

— Я не жалею ни о чем, если ты будешь рядом, — это было правдой, — и я хочу дать тебе всё, что ты заслуживаешь. Начнем новую главу с чистого листа, без напоминания о старом.

Лия усмехнулась, размышляя, что всё, что она хотела — она получила. Но, этот дом напоминал о том многом, что оставалось в её ночных кошмарах. Пусть даже из них она выныривала в спасительные объятия.

Новая страница — с чистого листа.


Часть 5. Без масок


Очередное собрание совета директоров проходило в гнетущей атмосфере. Компания переживала худшие времена и терпела почти что крах. За какие-то пару лет всё, что было сделано, безостановочно катилось под откос, грозя раздавить каждого, кто не успеет выскочить из-под колес. Ситуация накалялась долгое время, и не единожды обсуждались возможности остановить надвигающееся. Неразумные и невыгодные сделки, заранее обреченные на провал, трата финансов на пустые и ненужные действия — всё это проходило как бразильский карнавал, угрожая ужасным пробуждением. Но кое-кого волновал только безудержный праздник жизни, освещаемый вспышками фото- и телекамер, оповещавших всех о его новой прихоти или причуде.

Вот и сегодня. Собрание началось полчаса назад, а кресло во главе стола пустовало. Но единственный вариант спасения компании уже был единогласно поддержан большинством проголосовавших, и они могли только поставить бывшего хоязина в известность, не ожидая никаких действий.

Входная дверь в зал открылась, пропуская запоздавшего председателя правления и донося аромат духов и какой-то фривольный комплимент, отпущенный им секретарю. Сидящие за столом начали медленно переговариваться, а он, не обращая внимания на повисшее в воздухе напряжение, довольный, сел на свое место и приветственно воздел руки:

— Добрый день, господа. Что у нас сегодня?

Новость дошла до него не сразу, хотя самый пожилой член правления повторил её дважды, понимая, что председатель не отнесся с должным вниманием к сказанному.

— Переизбрание? То есть вы считаете, что можете убрать меня, создавшего почти всё здесь и поставить на моё место какое-то ничтожество, возомнившее себя способным управлять моей компанией?

Видя на лицах сидящих подтверждение только что сказанному, он ударил кулаком по столу.

— Контрольный пакет акций был куплен развивающейся компанией, которая сразу приобрела его после объявления о продаже, — взявший на себя нелегкую роль донести всё до председателя член правления спокойно закончил говорить, не надеясь, что его слова будут восприняты адекватно. Он не заблуждался.

Маргулис не мог поверить в то, что произошло.

Ещё вчера он владел всем, справедливо возвращая себе то, что должно было быть его с самого начала. Это было действительно справедливо, и он не сомневался в этом.

Миру было всегда мало, он только отнимал и забирал у Эрика всё то, что тот имел. Как и сейчас, когда все его старания пошли прахом, мир решил отдать всё, принадлежавшее ему, какому-то проходимцу, отнявшему у него компанию. Он столько тратил сил и времени на развитие компании, столько вкладывал… он имел право на отдых и те маленькие радости, которых был лишен столько лет. Ни Бог, ни жизнь, ни мир — никто не имел права трогать принадлежащее ему.

А уж тем более, безвестное ничтожество, которое станет вместо него во главе совета директоров.

Он следил за новостями и узнавал всё, что только мог, превратив дни и ночи в лихорадочные поиски возможного претендента на его место. Он забывал бриться и отвечать на звонки, если только это не был кто-то связанный с компанией. Ему казалось важней всего понять — кто будет это человек, и чем он лучше него.

Его, бывшая теперь, секретарь, которую он пригласил в кафе, по секрету сказала ему, что правление проголосовало и избрало нового председателя, совершенно незнакомого и неизвестного всем. О нём мало говорили, и узнать больше она просто не могла. Было только известно, что он хозяин компании, владеющей теперь контрольным пакетом акций, и что его представят всем на официальном приеме, который устраивают на следующей неделе.

К этому дню Маргулис превратился в нечто, отдаленно похожее на самого себя прежнего. Он ложился и вставал с одной мысль — кто этот мерзавец? Что в нем такого? Разве он имеет что-то, чего нет у него?

Весенний вечер был теплым, и в открытые окна большого зала компании, где проходил прием, врывался теплый ветерок, придавая атмосфере более уютный настрой. Людей было достаточно много, в ожидании начала официальной части они переговаривались и обменивались новостями. Пробираясь сквозь толпу, Маргулис ощущал, что он неожиданно стал словно незнакомым для них всех, никто не бросался к нему, чтобы заговорить или поприветствовать. Никто не улыбался ему, стараясь привлечь его внимание. За всего лишь пару недель он стал ничем. И в этом так же был виноват тот подонок, который сейчас, довольный, ожидает своего звездного часа.

Поднявшись на импровизированное возвышение тот самый пожилой член правления, мужчина преклонных лет, попросил минуту внимания и, произнеся достаточно долгую речь, суть которой ускользнула от Маргулиса, наконец-то объявил, что рад представить всем нового председателя правления. Люди зашевелились, заинтересованно глядя вперед. Маргулис подошел еще ближе, оказавшись почти в первом ряду гостей, стоявших около возвышения.

Откуда-то сбоку, из толпы в зале вышел мужчина и поднялся к оратору, аплодируя ему. Приветственно обняв его, он повернулся к стоявшим и произнес что-то вроде небольшой речи, и в этот момент люди зашевелились, заслоняя от Маргулиса происходящее. Он раздраженно протиснулся, расталкивая стоящих перед ним, и оказался впереди.